И только на следующий день, в четверг, когда пришлось корпеть над отчетами нашего торгпредства в Швеции, у меня в памяти безо всякого внешнего повода вдруг встали всплывать обрывки прочитанного когда-то текста… Так-так-так… Ага! Дата вооруженного восстания была намечена на девятое ноября… Но вот начать раскачку революционных действий Коминтерн решил, приурочив массовые выступления германского пролетариата к годовщине нашей Октябрьской революции - к двадцать пятому октября.
Да, хороший критерий для определения даты революции - а совершим-ка мы ее, братцы, к памятной дате. Встретим, так сказать, годовщину новыми революционными успехами. Какой идиот это придумал? Наверное, тот же, что и байку о социал-фашизме. Ушки товарища Зиновьева торчат тут вполне отчетливо. Впрочем, в Политбюро тогда все были не без греха, и на германскую революцию одинаково надеялись и Троцкий, и Сталин, и Бухарин. Ну, что же, их всех ждет разочарование и обмен взаимными обвинениями в том, что это они проморгали такой удачный случай, и совместные поиски крайнего, каковым назначат тогдашнее руководство КПГ. Хотя те и в самом деле были не без греха, но результат все равно был предопределен. Уж если в 1920 году, во время подавления Капповского путча, когда у коммунистов в руках была реальная вооруженная сила, ничего не вышло, то теперь-то и подавно рассчитывать не на что.
В пятницу, четырнадцатого сентября, когда рабочий день уже подходил к концу, и я уже подумывал о том, чем из продуктов было бы неплохо запастись по дороге домой, на одном из двух моих телефонов замигала лампочка. Секретарь.
- Слушаю.
- Виктор Валентинович, вам звонят из Реввоенсовета, - знакомый голос секретаря заставил сердце заколотиться сильней. Неужели Троцкий?
- Соединяюсь. - Торопливо снимаю трубку с аппарата, параллельного городскому.
В трубке раздался незнакомый голос:
- Товарищ Осецкий?
- У телефона, - лаконично отозвался я.
- Здравствуйте. С вами говорят из секретариата председателя Реввовенсовета.
- Здравствуйте. - "Вот как? Просто из секретариата? Даже не представившись? Не адъютант и не секретарь?" - успевает проскочить тревожная мысль. - "Хорошо это или плохо? Впрочем, для него я - не велика птица…"
- Сообщаем вам, что ваша встреча с товарищем Троцким назначена на вторник, восемнадцатое сентября, на 9 часов 20 минут. У вас будет 10 минут. Пропуск на вас заказан, получите в бюро пропусков.
- Понял. Буду в назначенное время. - По-прежнему прячу волнение за нарочитым лаконизмом.
- До свидания. - В трубке раздался щелчок и связь прервалась, так что мне даже не дали возможности проявить вежливость и попрощаться в ответ.
Как пролетели последующие дни - припоминается плохо. В воскресенье опять гулял за городом, несмотря на скверную погоду. В понедельник меня снова подхватила и понесла текучка в наркомате. На коллегии был ожесточенный спор о распределении контингента на импорт сельхозмашин между представителями губернских ЭКОСО (Экономических совещаний, объединяющих территориальные отделения хозяйственных наркоматов и руководителей исполкомов губернских Советов). Опять приходилось разбираться с таможенным управлением по поводу задержек грузов на таможенных постах. Мы с Потяевым попортили друг другу немало нервов…
Во вторник с утра, доехав трамваем до площади у Боровицких ворот, пешком отправляюсь вверх по Знаменке, снова и снова и снова прокручивая в голове сценарий разговора с пока еще почти всесильным председателем РВС и Наркомвоенмором. Слабым местом в том письме, которое послужило поводом для встречи, была ссылка на Главного начальника снабжения РККА, Никаких предварительных контактов у меня не только с начальником, но и вообще с Центральным управлением снабжения не было…
"А есть еще такая болезнь - склероз!" - язвительно бросаю в собственный адрес. Это надо же до такой степени забыть свою собственную семейную историю! То-то у меня мысли в голове все крутились вокруг этого управления снабжения… И только сейчас, здесь, выйдя на Знаменку, начинаю вспоминать. Вот тут, в начале Знаменки, во дворах, находилось общежитие, где поселился в 1927 году мой дед, приехав учиться в Академию им. М.В.Фрунзе (сейчас, кстати, еще живого и не увековеченного…).
Однако нет, не тогда, не в конце двадцатых впервые появились мои родственники в Москве. Моя бабушка, Дарья Серафимовна, считай, уже давно здесь вместе со своими сестрами. Только к концу этого года она уедет в Нижний Новгород, к месту службы своего мужа, который сейчас заканчивает учебу во 2-й Московской артиллерийской школе. Этим летом они поженились, а пока Дарья Серафимовна работает шифровальщицей в этом самом Центральном управлении снабжении РККА, и как раз нынешним сентябрем поступает на рабфак МГУ.
А одна из ее сестер сейчас устраивается - или уже устроилась? - пишбарышней (машинисткой, то есть) в секретариат ГПУ.
Но что мне это дает? А ничего. Практическая сторона этого вопроса для меня никаких сомнений не вызывала: ни представляться своим предкам (а зачем?), ни как-либо вовлекать их в свои дела я не собирался.
Время за этими размышлениями пролетело незаметно, и вот я уже подхожу к зданию бывшего Александровского военного училища, расположенному по Знаменке, 19. Довольно солидное двухэтажное строение в стиле классицизма с колоннами и треугольным портиком было не очень-то похоже на то, что появилось на его месте после перестройки в сороковые годы - добавились еще два этажа, портик стал больше и приобрел прямоугольную, а не треугольную форму.
Отыскав бюро пропусков и обзаведясь документом на право прохода в приемную председателя РВС, иду отыскивать тот самый кабинет, номер которого значится в полученной мной бумажке. Поднявшись на второй этаж и пройдя по ряду коридоров, где мне то и дело приходилось демонстрировать пропуск часовым, расставленным у многих дверей (впрочем, бравые подтянутые красноармейцы производили вполне благоприятное впечатление), я, наконец, попал в приемную Троцкого. Это была довольно обширная и почему-то скудно освещенная комната с высоченными потолками. Длинные тяжелые шторы почти полностью перекрывали оконные проемы, оставляя не так уж и много места для дневного света. На стене обращала на себя внимание карта Советского Союза - совсем недавно, во времена Гражданской войны, их тут, говорят, было несколько разных, и все они были испещрены пометками, демонстрирующими ход боевых действий. За столом, у стены, сидели два то ли адъютанта, то ли секретаря - оба в военной форме без знаков различия. Как следует рассмотреть их мне не удалось, потому что зеленый стеклянный абажур настольной лампы создавал в сочетании с дневным светом, ослабленным плотными шторами, не слишком удачное для этого освещение. Но, собственно, пока и нет никакой нужды вглядываться в их лица.
