Сталин продолжал неотрывно смотреть на жену. Он будто не слышал ее слов.
– Операцию, – негромко проговорил Артем, – мы ей действительно сделаем…
– Только я почему-то, – перебила его Надежда Сергеевна, – не могу вспомнить, как меня готовили к операции, как усыпляли. Помню лишь, как вошла в спальню, а затем – полный провал в памяти…
Артем виновато опустил глаза.
– Я неправильно рассчитал время, – тихо проговорил он Сталину, – прокараулил момент, когда она вошла в подъезд.
Сталин медленно перевел взгляд на него. Видно было, что он силился понять, о чем говорит Артем. Его глаза блеснули от мимолетной влаги.
– Наденька… – едва заметно шевельнулись его губы.
– А голова все равно побаливает, – вдруг пожаловалась женщина, – несмотря на сон, боль не утихает.
– Боль скоро пройдет, – поспешно вставил Артем. – Я ей только что дал таблетки.
Сталин перевел взгляд на него и опять на жену. Он постепенно приходил в себя.
– Идите, Артем… – наконец тихо проговорил он.
Артем с тревогой посмотрел на Сталина.
– Я буду в соседней комнате, – сказал он ему и Надежде Сергеевне.
– Спасибо! – уже тверже сказал Сталин. – Сегодня у вас был трудный день. А завтра будет еще тяжелее. Поэтому идите, поспите. Здесь в Кремле дежурный проведет вас в приготовленную для вас комнату. А мы с Наденькой посидим.
Артем еще раз настороженно взглянул на генералиссимуса.
– Я буду в соседней комнате, – повторил он. – А вам надо отдохнуть…
– Спасибо, Артем! Но вы сами знаете, сколько отведено мне времени. Не хочу терять последние ночи.
– О каком отведенном времени ты сказал? – недоуменно спросила женщина, когда Артем ушел.
– Как ты себя чувствуешь? – будто не расслышав вопрос, опять спросил Сталин.
– Боль, действительно, проходит.
– Ну и хорошо! Сейчас у них не те лекарства, которыми лечили нас.
Женщина удивленно посмотрела на него.
– Иосиф! – с тревогой спросила она. – Ты-то сам как себя чувствуешь?
Сталин растерянно пожал плечами
На некоторое время они замолчали. Женщина удивленно посмотрела на мужа и отвела взгляд в сторону.
Взглянув на ее профиль, Сталин опять вздрогнул. И вновь в его глазах блеснула влага.
– Наденька, – почти неслышно прошептал он.
– Что такое? – оглянулась на него женщина. – Ты что-то сказал?
Сталин продолжительно посмотрел на нее. По его лицу вдруг пробежала тень.
– О чем ты сегодня думала, когда шла домой? – негромко спросил он.
Женщина изумленно взглянула на него.
– У меня сильно болела голова, – проговорила она. – И все мысли были заняты этим.
– Правда? – Сталин чуть заметно напрягся.
– Правда!
Сталин внимательно посмотрел на нее.
– Я ведь вечером нагрубил тебе… – сказал он.
– Да! – проговорила она с вызовом. – Я и об этом думала!… И обо всем… Нельзя так делать!…
– Ты о чем?
– О чем? Вся страна об этом говорит. А он "О чем?"!
Сталин заметно напрягся и, отведя глаза в сторону, неподвижно застыл.
– Ну сколько можно тебе говорить? – не снижая резкого тона, проговорила женщина, – Нельзя село перегибать через колено!
Сталин продолжал смотреть в сторону.
– Наденька! – проговорил он. – В тот день… – он замялся, – в тот год… – Сталин опять замолчал, – когда ты с собой… – он опять запнулся, бросив на жену растерянный взгляд, – когда ты пришла домой после нашей последней ссоры, в стране был голод. Такой, какие были обычным явлением еще при царе, – голос его огрубел и стал четче. – До революции на каждые десять лет приходилось по два и больше голодных года. Но тридцать второй будет последним голодным годом… из-за неурожая. И всё!… Представляешь себе: всё! Страна больше никогда не будет знать их! Колхозы изживут голод, как прививки оспу!… Разве способны сделать это хозяйства, создаваемые "через колено"?
– О чем ты говоришь, Иосиф! Я ничего не понимаю…
– Завтра ты проснешься, Наденька, и тебя встретит другая жизнь…
– А я проснусь? Мне сегодня вечером не хотелось просыпаться!
Сталин мертвецки побледнел.
Меж ними повисла неожиданная пауза.
– О чем ты говоришь?! – с трудом проговорил Сталин. – Прекрати думать об этом!
– Думать?! – с вызовом сказала женщина. – Думать не хотелось бы о твоих пророчествах. После того, что мне рассказывали о колхозах, не верится, что там могут вырасти хоть какие-то урожаи…
Сталин помрачнел.
– Наденька! – его голос натянулся. – Сколько раз тебе говорил, проводи все эти разговоры через голову…
– Которая, не прекращая, болит…
Сталин осекся.
– Прости, Наденька…
Он вдруг резко отвернулся.
– Знала бы ты, – проговорил он, шепотом, словно сам себе, – сколько раз я просил у тебя прощения на твоей моги… – он запнулся.
У женщины округлились глаза.
– Иосиф!!! – прокричала она, вскочив. В ее глазах стоял ужас.
Сталин словно окаменел на месте.
– Смотри! – наконец сказал он, повернув к ней раскрытый ноутбук.
Женщина оторопело посмотрела на движущуюся на дисплее фотографическую картинку. Затем она оглянулась в поисках кинопроектора.
– Ты видишь не просто сон, – проговорил Сталин.
– О господи!
– Прости меня, Наденька!
Надежда Сергеевна словно потеряла дар речи. Она встала и прошлась по комнате, перетрогав руками все вещи.
– Мы с тобой не во сне… – проговорил муж, – а в будущ…
Он запнулся. Женщина остановила на нем шокированный взгляд.
Трясущимися руками Сталин достал трубку, сломал папиросу и стал набивать трубку табаком.
Увидев это, женщина вдруг обмякла.
– Какой странный сон! – проговорила она.
Некоторое время Надежда Сергеевна со скованной улыбкой наблюдала за мужем.
– А ведь, еще вчера, на демонстрации я пожалела тебя, что ты простудишься… У тебя шарф не был повязан… Никита еще сказал мне, что тебе все нипочем…
Услышав имя Хрущева, Сталин прекратил набивать трубку.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Надежда Сергеевна.
– О чем он еще тебе говорил? – с едва заметным напряжением поговорил вместо ответа Сталин.
– Что-то о колхозах, – сказала женщина, не заметив перемены в голосе мужа.
Взгляд ее нахмурился.
– С этого разговора я и завелась. Ты, ведь, знаешь, как я относилась… отношусь к ним. И я спровоцировала тебя на грубость… Нарочно… Захотелось позлить…
– Что он тебе о них сказал? – осторожно спросил Сталин.
– Хвалил тебя.
– Хвалил?!…
– Да! А меня такая злость взяла? Ты сомневался насчет него, а он тебя хвалил.
– Сомневался?… – проговорил будто про себя Сталин.
– Вот и сейчас я вижу, как ты сквозь зубы говоришь о нем. А он хороший…
Сталин потемнел лицом и отвернулся к окну.
Несколько минут прошли в полном молчании. Сталин стоял у окна, не решаясь что-либо сказать. Не говорила ни слова и Надежда Сергеевна.
– Все-таки странный какой-то сон, – наконец проговорила она, – сама сплю, а вижу, как мне сильно хочется спать. Где тут можно устроиться?
– Да! – ответил ей муж. – Поспи Наденька! Тебя проводят. Тебе надо поспать. Обязательно надо поспать…
Женщина удивленно посмотрела на него.
Он стоял к ней спиной, и поэтому она не видела неисчезающий блеск в его глазах, не слышала, как он что-то прошептал…
XVII
После того, как Надежда Сергеевна ушла спать, Сталин долго стоял у окна и смотрел на ночной город. За окном ярко горели многочисленные огни Москвы, капиталистической еще Москвы. Он смотрел на них и еще не знал, что Артем с Верой не смогут уберечь его жену.
По дороге в больницу она все больше и больше станет убеждаться, что происходящее с ней – не сон. Она начнет осторожно расспрашивать Веру об истории. Узнает о капиталистическом перевороте девяносто первого года, узнает, как десятилетия до этого точили страну силы, поднятые двадцатым съездом. Узнает, какой доклад прочитал на нем Никита – тот самый секретарь партячейки Промакадемии, которого она порекомендовала Сталину. По мере разговора с Верой Надежда Аллилуева будет все больше и больше мрачнеть, пока наконец, не замкнется в себе. Ее одолеют тяжелые догадки (позволим себе предположить такое), что она оказалась жертвой страшного обмана, когда ей "дружески" посоветовали предложить кандидатуру Хрущева Сталину. Она вспомнит (позволим себе предположить и такое), как обхаживал ее с разными кадровыми предложениями, предназначенными для ее мужа, Бухарин…
И вот в один из моментов, когда женщины будут находиться в лифте, Надежда Сергеевна вдруг вынет из сумочки пистолет…
Она исчезнет… Просто растворится в воздухе – растворится, чтобы появиться в 1932 году дома, на полу у своей кровати…
Генералиссимус стоял у окна и не знал, что за несколько дней до своей смерти он вернется в свое время, полный решимости и планов… но ничего не успеет сделать. Его хватит удар. Он будет лежать на полу в своей комнате, а его лечащий врач намеренно не будет оказывать никакой помощи, дожидаясь кончины ненавистного ему "тирана". Артем снова вернется к нему, чтобы уложить Иосифа Виссарионовича Джугашвили в постель и закрыть ему глаза.
