Эксперимент удался на славу — Вольфрам прекрасно обжился в новом теле. Через год соратникам удалось вернуть к жизни и старика Виллигута. Совместными усилиями они реконструировали процедуру изгнания из тела сознания донора. Семьдесят первый год двадцатого века был провозглашен профессором Хильшером началом новой эры — эры бессмертных. Фридрих был убежден, что это лишь первый шаг на пути к достижению намеченной им цели — обретению божественного могущества.
27 июня 1994 г.
США. Калифорния.
Жара изматывала, вытягивала последние силы из дряхлого организма. Профессор не выходил на улицу вот уже третью неделю, предпочитая отсиживаться в прохладном сумраке кабинета, сжимая в руках удобный пульт управления климат-системой. В благословенной тишине и прохладе, наполненной приятным ароматизатором, имитирующим запах лимона, он чувствовал себя довольно сносно. Хильшер не заметил, как по-стариковски задремал, да это было и не удивительно, ведь Фридрих два года назад разменял девятый десяток. Входная дверь громко стукнула, Профессор вздрогнул и проснулся. В кабинет бесцеремонно ворвался крепкий улыбчивый шатен лет тридцати-тридцати пяти, одетый в цветастую гавайку и шорты.
— Фридрих, дружище, — громогласно заявил он с порога, — мы опять сорвали приличный кус на бирже! Полторы сотни миллионов всего за месяц…
Хильшер брезгливо отмахнулся:
— Это всего лишь деньги, Вольфрам! Сколько их у нас? Миллиард? Два? Сотней миллионов больше, сотней меньше… Мы ни на шаг не приблизились к могуществу богов! Только распыляем силы…
Продолжающий улыбаться Зиверс, сменивший несколько лет назад постаревшее, да и очертевшее тело латиноамериканца на более привычное, европейского типа, плюхнулся на жесткий кожаный диван.
— Послушай, Фридрих, — миролюбиво сказал он, — ты превращаешься в несносного брюзгу. Не пора ли тебе сменить дряхлую оболочку?
— Я хочу умереть естественным путем! — непререкаемо заявил Хильшер, обрывая давний спор. — Обряд надо мной выполнен, — он расстегнул верхние пуговицы рубашки, демонстрируя металлический кругляш на впалой груди, поросшей седым волосом. — Как только я умру, вам останется лишь подобрать мне новое тело…
— Я знаю, знаю! — всплеснул руками Вольфрам. — Но объясни мне, зачем тебе мучиться? Так и до маразма недалеко! Я смотрю, ты опять старые фотографии перебираешь? — Зиверс указал на раскрытый фотоальбом, лежавший на коленях профессора. — Так, и чего там у нас? Ну вот, так я и знал — фотография твоей могилы. Фридрих, ты умер для всего мира четыре года назад! Умер и похоронен!
— И зачем было фальсифицировать мою смерть? — недовольно пробурчал старик.
— А зачем нам лишнее внимание? Ты хочешь, чтобы вокруг тебя вились журналюги: «какой диетой вы пользовались все эти годы, для поддержания такого прекрасного здоровья?» Им только дай повод… Один укол, Фридрих, и ты проснешься обновленным, молодым, готовым к новым свершениям! Вспомнишь запах женщины! Ведь согласись, ты уже забыл, как это бывает?
— Ты прав, мой мальчик! Возможно, я перегибаю… Но я хочу умереть своей смертью! И хватит об этом! Да, — вдруг спохватился старик, — чертов склероз! Пока вы играли на бирже, увеличивая наши капиталы, я тоже не сидел, сложа руки! Возможно, наше общее дело наконец-то сдвинется с мертвой точки…
— И? — заинтересовался Вольфрам.
— С годами мне стало легче впадать в транс…
Вольфрам незаметно для старика усмехнулся: что-что, а в дремоту старик проваливался куда как часто — мог задремать даже посреди важного разговора.
Старик, не замечая ужимок ученика, продолжал говорить:
— Помнишь, как были разработаны проекты летающих дисков?
Зиверс кивнул: расчеты и чертежи были воспроизведены именно впавшими в транс учеными «Наследия», общавшиеся с неким «высшим разумом».
— Так вот, — Хильшер был абсолютно серьезен, — мне удалось получить от них «руководство к действию».
— И что же нам следует делать? — настороженно спросил Зиверс.
Хильшер подошел к политической карте мира, висевшей на стене кабинета.
— Вот здесь, — его кривой палец с раздутыми суставами воткнулся в ламинированную бумагу где-то в районе Дальнего Востока, — открываются врата в иной мир! Нам нужно пройти сквозь них! Там нас ожидает истинное могущество!
— А ты уверен, что тебе это все не приснилось? — до сих пор не решив, верить или нет профессору, спросил Вольфрам.
Профессор насупился, его глаза недобро блеснули из-под седых бровей:
— С каких это пор, юноша, вы перестали мне доверять! А? И ты еще смеешь обвинять меня в маразме? Да это тебе сносят башку гормоны молодого тела!
— Все, Фридрих, не кипятись! — примирительно произнес Вольфрам. — Ты же знаешь, что я всегда тебе доверял! Даже в Нюрбернжской тюрьме, в двух шагах от эшафота… Но как, позволь тебя спросить, мы отыщем эти врата? Вон, ты даже пальцем на карте половину Дальнего Востока закрыл. А поточнее нельзя?
— О, майн готт! — прорычал, не сдержавшись, профессор. — С «высшими» не все так просто… Их тяжело понимать… Нельзя точнее!
В груди старика что-то заклокотало, и он обессилено откинулся на спинку кресла.
— Фридрих, с тобой все в порядке? — обеспокоено спросил Вольфрам.
— Все… хорошо… — с придыханием ответил Хильшер. — Сейчас отпустит… Слишком много сил ушло на контакт. Да и волноваться в моем возрасте уже нельзя.
— Так вот и я о том же, — опять оседлав любимого конька, подхватил Зиверс, — возраст…
— Забудь! — просипел профессор.
— Все! Все! Не буду! — пошел на попятный Зиверс. — Мучайся, раз уж тебе нравиться! Ты мне вот лучше что скажи… Допустим, мы найдем эти твои врата. Но как их открыть? Они ведь не стоят распахнутыми постоянно.
— Есть у меня на этот счет одна идейка, — признался профессор. — Но сначала разыщите врата! В России сейчас бардак. Перестройка, гласность…
— Да уж, — Вольфрам криво усмехнулся, — даже обидно: сломать такую державу не смогла вся мощь Вермахта, а Американцы, даже не проливая крови…
— Потому что умнее! — брезгливо произнес Хильшер. — Напролом не перли, да к умным людям прислушивались… К тому же им досталась часть архивов «Наследия». И американцы в отличие от русских с ними плотненько поработали и соответствующие выводы сделали! Выгода налицо!
— Ну уж, чтобы жид, да без выгоды, — согласился Зиверс. — Но без твоей помощи им бы вовек не разобраться.
— Да, — смущенно кашлянул Фридрих, — был грешок. Хотелось восстановить все на новом месте… Но не рассчитал, что после войны американцы до дрожи в коленках боялись повторения холокоста.
— Ага, — поддакнул Вольфрам, — боялись, а сами чего в Японии сотворили?
— Копье Лонгина — вещь серьезная! — покачал головой старик. — Оно тогда как раз у Трумана находилось. А он так до конца и не поверил в его силу!
— Вот оно как, — Вольфрам потер гладко выбритый подбородок, — ты не говорил…
— Значит, — не слушая Зиверса, проскрипел старик, — готовимся к путешествию! Россия нас ждет!
— В Россию, так в Россию, — не стал больше спорить с профессором Вольфрам, поднимаясь с дивана.
27.06. 2005 года.
Дальний Восток.
Россия. Тереховское Охотоведническое
Хозяйство.
Иностранцы вместе с Петром Семенычем покинули уютный навес и перебрались в дом, когда солнце почти село. Они бы посидели на улице еще, но слишком уж донимала непривычных немцев надоедливая мошкара. Едва только вечерние сумерки разрисовали полянку перед избушкой егеря причудливыми тенями, гости чуть не бегом скрылись в доме. Под навесом остался лишь Паша, заранее приготовивший «поляну» в доме, да Вольф, не перестывающий дымить вонючей «Примой».
— Эх, красота! — блаженно расслабился Паша. — Тихо-то как! А воздух, воздух-то какой! А, Вольфыч? Нет, надо почаще к тебе наведываться! Вона как Серега матерился, когда его шеф домой отправил!
— Да я не против. — Путилов глубоко затянулся и бросил окурок в догорающие угли костра.
— Я знаю, но… — Паша горестно постучал кончиками пальцев по стеклышку наручных часов, — как говорят в народе — цигель-цигель айлюлю! Времени в обрез, постоянно надо куда-то мчаться, дела делать, проблемы решать… А жизнь проходит!
— Паша! — донесся из домика голос Петра Семеныча.
— Пойду, — виновато развел руками Паша, — шеф зовет.
Путилов понимающе качнул головой: «иди, мол», а сам остался на свежем воздухе. Мошкара его не сильно беспокоила — за эти годы он привык к ней, выработал иммунитет. Когда совсем стемнело, Вольф затушил остатки костра, забрал из сеней заранее приготовленный спальник. О гостях они с Пашей позаботились загодя: застелили кровати свежими простынями, благо их осталось в избытке от покойной жены старика-егеря.
