посвященного полевой хирургии, который он так удачно раздобыл в Мекленбурге.
Не жалея ни себя, ни времени, при надобности и немилосердно коптящих и потрескивающих сальных свечей, Вацек вгрызался в тяжелый, написанный на латыни текст. Голова пухла от терминов. А хотелось запомнить сразу и всё. Благо на память он никогда не жаловался, что и помогало прежде в учебе. Там, где другие часами корпели над фолиантами и зубрили наизусть, ему хватало пару раз прочесть, чтобы наутро без запинки отвечать самым строгим экзаменаторам.
Жаль только с медициной прием, отлично помогавший при освоении «артес формалес» и «артес реалес» [21], срабатывал не всегда. Ведь мало запомнить слова, надо еще разобраться, чтобы верно поставить диагноз, ведь иначе невозможно будет ответить на три проклятых вопроса: как, когда и чем лечить? Тут без практики и вдумчивого разбирательства делать нечего.
Самозваному доктору в очередной раз припомнился тот день прошлой осени, который и определил его дальнейшую стезю и судьбу.
Доктор наклонился над раной и, втянув длинным носом воздух, ясно ощутил сладковатый запах тления. «Гангрена. Шансов нет». Он оглянулся на молодую жену и с тоской посмотрел на ее бледное лицо. «Надо тянуть время. Что-то делать. И искать средства к спасению. А пока будем изображать кипучую деятельность».
– Мне нужен свет. И пусть все уйдут, – твердо и решительно, с давно усвоенной манерой приказывать и распоряжаться, произнес врач.
– Но-но, ишь раскомандовался, – буркнул угрюмо капрал Нильс.
– В таком случае я снимаю с себя всю ответственность, – со всей возможной твердостью заявил он, внутренне замерев в ожидании ответа.
– Вот что, ребята, – вмешался молчавший до сих пор Кирх. – Похоже, лепила говорит дело. Так что не станем ему мешать… что уши развесили, сукины дети? Ну-ка, марш отсюда, пока я вам ноги не повыдергивал!
Спорить с профосом никто не решился, и солдаты начали спешно покидать комнату своего командира, пока быстрое на расправу начальство не приступило к исполнению своих угроз.
– Благодарю вас, – поклонился врач.
– Попридержите ваши благодарности до того момента, пока капитан не выздоровеет! А теперь приступайте к лечению, и старайтесь хорошенько.
– Я сделаю все возможное…
– Теперь что касается тебя, чех, – обернулся к Вацлаву профос, не обращая внимания на заверения доктора. – Следи за лепилой и его женой в оба глаза, или я тебя…
Он положил руку на рукоять кошкодера и так выразительно взглянул в глаза подчиненному, что того пробрало до самых печенок.
– Я все сделаю, герр Кирх!
– Конечно, сделаешь, – криво усмехнулся профос и, резко развернувшись, вышел прочь, притворив за собой тяжелую дверь.
– Молодой человек, я вижу, вы не чужды образованности. Как вы угодили в общество наемников? – неожиданно задал вопрос доктор.
Вацлав, за годы учебы в Каролинуме привыкший бойко отвечать своим профессорам, тут же отозвался, уловив знакомую наставническую интонацию.
– Да, герр доктор, я немного недоучился на факультете свободных искусств. А здесь оказался волей злого фатума, – несколько пафосно и церемонно ответил бывший студент.
– Похвально. Какие-то занятия по медицине посещали?
– Да, ходил на лекции по анатомии к профессору Войтеку и читал труды Парацельса.
– Что же, прекрасно. В таком случае я с некоторой обоснованностью могу обращаться к вам, как к коллеге, герр… Попел. – Старый врач цеплялся за соломинку и старался как можно скорее выстроить контакт с молодым солдатом. – Я ведь могу вас так называть?
– К вашим услугам, герр…
– Кноринг. Доктор Ростокского университета Кноринг.
– В другое время я сказал бы, что рад знакомству…
– Давайте оставим любезности до более подходящего случая, коллега. Теперь же нам необходимо извлечь пулю и постараться удалить омертвевшие ткани. Это требует срочного вмешательства. Соблаговолите принести мой сундучок с инструментами. Мне почему-то кажется, что вам это будет проще, чем мне.
– Я, конечно, принесу ваши вещи, – кивнул Вацлав, опасливо покосившись на лежащего в забытьи капитана, – но, боюсь, это все, чем смогу помочь. – Одно дело резать противника в бою, но вот чтобы оперировать…
– Воля ваша, но одному мне точно не справиться. Так что оставляю выбор за вами, коллега.
– Э-э-э… ну коли так… постараюсь помочь, – вяло промямлил обычно бойкий Попел.
Больше всего его пугала перспектива разделить участь хирурга и быть вздернутым на шибенице. Он никак не мог забыть ледяной взгляд Кирха. Так смотрят на ненужную вещь, а не на боевого товарища. Но деваться некуда. И он, утерев выступивший на лбу пот, отправился за медицинскими принадлежностями доктора, мысленно проклиная его появление здесь. «Ну зачем он поперся в дорогу? Сидел бы дома! Капитан отправился бы к чертям, а я сидел бы и пил пиво в обнимку с той пышной девицей, что строила мне глазки».
– Хватит разговоров, идите и принесите мой сундучок с инструментами. Он в карете, под сиденьем.
– Сделаю.
За дверью никого не оказалось. А Вацлав, грешным делом, уж думал, что их будут караулить. Но как видно, капрал с профосом были так уверены в своем подчиненном, что не сочли нужным назначать часового, а может, просто забыли.
Это немного приободрило студента, и он, спускаясь по лестнице, даже принялся насвистывать незатейливый мотивчик модной среди пражаков песенки. Внизу царил разгул, пьянство и дебош. Ландскнехты, почуяв послабление дисциплины, разом потеряли облик бравых вояк, превратившись в банду мародеров. Пиво лилось рекой из разбитых бочек, повсюду валялись объедки от безжалостно забитой и зажаренной животины, в большом очаге запекалась целиком туша теленка, сведенного у кого-то из местных жителей и разделанного тут же во дворе при свете обильно чадящих факелов.
С сеновала неслись пронзительные женские вопли, перекрывавшие гогот солдатни. Хорошо знавшего, до какой степени скотства могут дойти его боевые товарищи, Вацлава передернуло, и он едва смог удержать недавно съеденный обед в желудке. Карета доктора так и стояла, лишившись лошадей, брошенная в дальнем углу, почти у ворот. Попелу не потребовалось много времени, чтобы отыскать сундук. Он обхватил его и, прижав к груди, едва не побежал обратно в дом, чтобы поскорее укрыться там от созерцания творящихся вокруг бесчинств.
– Вот и вы, коллега. Давайте поспешим, пациент уже и без того скорее мертв, чем жив. Сейчас я раскрою рану, надо добраться до пули, а она, судя по всему, засела глубоко.
– А что делать мне?
– Все, что я прикажу, – лаконично ответил доктор Кноринг.
Взяв в руки ланцет, лекарь приступил к операции. Но не успел он сделать и двух разрезов, как тело капитана сотрясла сильная судорога, из пересохшего, обескровленного рта пошла кровавая пена. Он дернулся еще несколько раз в агонии и испустил дух, вытянувшись во весь рост и уставившись остекленевшими глазами в темный потолок.
Доктор прижал пальцы к шее наемника, подержал несколько мгновений и коротко констатировал:
– Он мертв. Медицина тут бессильна.
– Что нам делать, герр доктор? – потерянно пробормотал Попел.
– Бежать, конечно, коллега. И немедленно, – отозвался лекарь. Слова его прозвучали удивительно спокойно, как будто он говорил о чем-то обыденном и очевидном.
– Да, бежать. Но куда? Как? На чем?
– Вероятно, через окно. А дальше – тут поблизости река. Найдем лодку и
