четыре жеребёнка от ляшских великанов. Они, конечно, будут не дестриэ, но и не те хилые лошадёнки, что еле плетутся, запряжённые в пустую телегу.
Плотников он найдёт, кликнет по всему уезду и сегодня же отправит гонца в Нижний Новгород, пусть там всех собирают. И к купцам сходить самому сегодня же, пусть скупают и сплавляют лес, пока не встали Ока и Волга. Что ещё можно сделать? С таким количеством лошадей и притоком работников цены на зерно в уезде быстро пойдут в гору, нужно войти в долю к купцу Тихону Замятину, пусть скупает овёс и рожь с пшеницей по всей Волге и везёт сюда, пока морозы не грянули.
Эх, дел-то сколько впереди. И нужно завтра же послать грамотки царю и князю Пожарскому, что княжич благополучно доехал до вверенного ему уезда и принят со всей возможной любезностью. Заметят его, как не заметить.
Государев дьяк Фёдор Фёдорович Пронин был прислан в Нижний Новгород больше года назад. Оставалось ему досидеть до конца своего двухлетнего срока ещё четыре месяца. Отношения с воеводой нижегородским князем Василием Матвеевичем Бутурлиным у него сразу не сложились: тот всё норовил не стрельцами и оборонительными сооружениями города заниматься, а лез в торговлю. Особых успехов в руководстве хозяйством и финансами Фёдор Фёдорович не добился. При Смуте народ обнищал, торговля расстроилась, а тут ещё пожар 1617 года, который практически полностью уничтожил город. Пришлось отменять почти все налоги, чтобы люди смогли построиться. Ещё и сейчас, проезжая по посадам верхнему и нижнему, часто натыкался государев дьяк на пепелища. Из крупного города в 2000 дворов и населением не меньше 7000 человек Нижний Новгород скукожился до 1200 дворов, и те были не чета прежним.
Фёдор Фёдорович читал две грамотки и удивлялся. Да какое там удивлялся – он совершенно был сбит с толку. От ямских старост доносили, что неведомые царёвы стрельцы прошлись по Владимирскому тракту и весь его устлали обнажёнными трупами разбойных людишек. Всех-де татей повыбили, даже известного казацкого атамана Ивана Сокола всю банду истребили. А ведь было у Сокола больше сотни казаков. Также докладывали старшины, что и людишки атамана Медведя полностью истреблены и голыми вдоль дороги горами навалены. И будто бы те неведомые стрельцы говорили, что учинили сие другим ворам на острастку.
Весть была хороша: эти два разбойных атамана были неуловимы и всякий раз уходили от высылаемых воеводой отрядов, а то и били те отряды. Торговлишку же они заметно ущемили: боялись купцы по тракту ездить, только лишь собравшись большим караваном и трогались. Ну, вот и на старуху нашлась проруха. Теперь торговля должна оживиться. Поражала только жестокость неведомых стрельцов: додумались же устраивать вдоль дороги горы мёртвых, раздетых догола татей.
Вторая грамотка, от Балахнинского воеводы, должна была объяснить неясности первой, но вместо этого сильно их увеличила. Писал Никита Иванович Пушкин, что по поручению царя и государя Михаила Фёдоровича в сопровождении двух десятков стрельцов прибыл в отцову вотчину в Пурецкую волость Балахнинского уезда сын князя Дмитрия Михайловича Пожарского княжич Пётр Дмитриевич Пожарский. Прибыл он, согласно грамоте царской, вотчину отцову в порядок привести и обустроить. Хорошее дело. Только вот тринадцатилетние княжата ничем таким сроду не занимались. Дальше – больше. По дороге те стрельцы во главе с сим отроком и побили, оказывается, всех татей: и банду Ивана Сокола, и банду Медведя. И ещё больше двух десятков татей полонили, и завтра с оказией Никита Иванович оных татей в Нижний Новгород и пришлёт на суд и казнь.
Вот это будет удар по престижу князя Бутурлина. Хоть в петлю лезь. Он два года за татями гонялся и только людей без счёта положил, а вьюноша тринадцати лет с двумя десятками стрельцов больше двух десятков пленил и на суд доставил, а ещё всю дорогу от Владимира до Нижнего Новгорода трупами татей завалил. Да!!! Чудны дела твои, Господи.
В конце же грамотки была просьба подсобить княжичу с плотниками и лесом для обустройства вотчины. Тоже хорошая новость. Плотники сейчас сидели без дела, кто хотел и мог, после пожара уже отстроился, а кто хотел, но не обладает средствами на хотелку, те средства изыскивает. А плотницкие артели сидят без дела, скоро и милостыню пойдут просить. Обязательно их государев дьяк в Пурецкую волость отправит, пусть на хлеб зарабатывают, опять же, есть царёва грамота – помочь Петру Дмитриевичу Пожарскому.
Поражал масштаб: сему шустрому отроку требовалось ни много ни мало сто плотников. Если все плотницкие артели в Нижнем Новгороде собрать, может, столько наберётся, а может, и нет. Придётся завтра же с утра плотницких старшин к себе вызвать, пусть не мешкая едут. Да и самому нужно собираться в ту Пурецкую волость. Вот допросят татей, узнает он всю правду, как там было, и поедет, поглядит на непонятного княжича. Тем более что княжич-то не простой. Фамилия Пожарского в Нижнем Новгороде почиталась.
Пётр Дмитриевич Пожарский сидел на лавке и охреневал. Он предполагал, что всё будет плохо. Вот даже с порога, можно сказать, своей волости выписал сотню плотников. Но плохо – это не про Пурецкую волость. Это, наверное, про Москву. Здесь же был полный Армагеддон. За первые два дня он объехал все свои (ну ладно, отцовы) владения. Утром взял дозорную книгу у подьячего Замятия Симанова и поехал по деревенькам и починкам.
Всего за князем Пожарским числилось восемнадцать поселений. Все они располагались вдоль правого берега Волги к югу от Балахны. В дозорную книгу, после разговора с очередным крестьянином, Пётр вносил то, что постеснялся или не счёл нужным записать подьячий. Сколько у кого детей и возраст каждого ребёнка, как зовут жену, если она есть, что выращивает и что умеет делать кроме как в земле ковыряться. Ну и самое главное, что у этого, мягко говоря, хозяина с запасами на зиму, что с семенным материалом, что с живностью: есть ли лошадь и корова, есть ли свиньи, есть ли козы или овцы, есть ли куры, гуси или утки. И напоследок, какова урожайность ржи, пшеницы, овса, ячменя, гречки, репы. Пришлось освоить новую меру веса – оков или кадь, половина, четвертина, осьмина. Оков этот был равен, по подсчётам Петра, где-то 230 килограммам.
Всего у отца было 165 дворов. Было девять бортников. Было три кузнеца очень низкого мастерства – так, лошадь подковать. Был один грамотный, бывший нижегородский захребетник (читай – приживала). Почти все ловили рыбу на удочку или чаще на вершу,
