– Хелье, подожди … Постой!
Поклонившись княгине, Хелье вышел из занималовки.
Заберу Орвокки, подумал он, и уедем мы с нею к Гостемилу в Муром. А то и в Корсунь, там тепло. Где Ляшко? Лучше бы ему не попадаться у меня на пути. Вот и выход из терема, вот и ворота детинца. Ляшко не повстречался. Повезло ему.
Он решил идти в крог, где его ждал Жискар, не прямым путем, а в обход – ему следовало успокоиться. Дом Ламеха на Улице Радения привлек его внимание. Купить, что ли, браслет какой-нибудь, подарить Орвокки? Смешная она … Наверное, обрадуется браслету, будет глазами хлопать, хлоп-хлоп. Ламех наверняка обдерет меня, после нашествия цены подскочили, ну да ладно. Женщин следует баловать. Женщины ответственны за сохранность мироздания. Их не прошибешь. Даже если женщина проявляет интерес к политике, например, и озаботилась вдруг монастырями, школами, и Русским Судопроизводством, то, к примеру, говорит она об этом, говорит, и вдруг замечает какое-нибудь платье на торге, и восхищается, и при этом тон ее становится совершенно искренний – ай, как красиво! И это правильно. Справедливого судопроизводства не было никогда в истории, ничего не меняется, а вот платья иногда бывают милые, смотреть на женщину в красивом платье приятно. Ублажим нашу чудь, купим ей что-нибудь, какое-нибудь украшение.
Он зашел в лавку и некоторое время раздумывал, выбирая, и наконец выбрал браслет, после чего долго торговался с Ламехом. Из всех камней на свете самому Хелье больше всего нравился теперь янтарь. Выйдя из лавки, он прошел до конца улицы, свернул в проулок, и засомневался – другой браслет, тоже янтарный, приглянулся ему не меньше купленного. Ничего плохого – куплю второй тоже. Пусть у нее будут два янтарных браслета.
Он снова дошел до угла и уже повернул было на Улицу Радения, как вдруг увидел входящего в лавку человека, чьи походка и осанка показались ему знакомыми. Хелье остановился и стал рыться в памяти. Где он видел его раньше? Не в Киеве. Не в Полонии. Не … Ого. Да это же Мишель, незадачливый парижский вор. Вездесущий Мишель! Хелье прислонился к забору. Мишель в ювелирной лавке. Либо готовит ограбление, либо действительно что-то покупает. Мишель в богатой одежде. Мишель в сленгкаппе, напоминающей корзно. Странно.
Неожиданно из лавки выскочила полуодетая женщина и побежала по улице, придерживая край рубахи. За ней с ручкой от метлы вылетела толстая жена Ламеха и, крича неразборчиво, устремилась в погоню. Хелье заступил за дерево, растущее возле забора, и они пробежали мимо, не заметив его. Через некоторое время из лавки спокойно вышел Мишель, неся в руке ящик, похожий на те, в каких плотники носят инструменты. Хелье подождал, пока Мишель дойдет до угла и повернет, и быстро двинулся вслед.
Очевидно уверенный, что за ним не следят, Мишель проследовал вниз по спуску не ускоряя шага и через четыре квартала зашел в крог. Хелье выждал время и тоже зашел в крог. Мишеля нигде не было видно – значит, он снимает здесь комнату. И это скорее всего не мое дело, подумал Хелье
Выйдя из крога, он еще немного побродил по улицам, и отправился на встречу с Жискаром.
***
Прочтя послание Харальда («Обстоятельства в детинце изменились, прошу тебя срочно придти ко мне…»), Саул заподозрил подвох и взял с собой кинжал. Если Харальд приглашает к себе, значит, у него там кто-то из детинца. Может, Элисабет отлучилась куда-то, вернется через две недели? Но тогда Харальд пришел бы к Саулу, а не вызывал бы Саула. Впрочем, возможно, кто-то высокопоставленный из детинца находится у Харальда, и этому высокопоставленному – не к лицу посещать ювелирные лавки самому? Так или иначе, почерк был явно Харальда – совпадал с почерком в расписке, которую Харальд написал в его, Саула, присутствии. Писано на константинопольской парче.
Дом Харальда стоял запертый, с темными окнами! Саул постучал в дверь – никто ему не открыл. И тогда он бегом кинулся назад, на Улицу Радения.
Опасаться нечего – уверял он себя. Спрятано так, что никто не найдет. Никому в голову не придет! Скорее, скорее … Скорее же!
Он распахнул дверь и сразу посмотрел в угол возле прилавка, где должен был стоять плотничий ящик с торчащими из него грязными инструментами. Ящик отсутствовал. Из смежного помещения выбежал полуголый племянник Ламеха и круглыми глазами уставился на Саула.
– Где Ламех? – грозно спросил Саул.
– Прячется от тети. Она застала его…
– Молчи!
Саул присел возле прилавка и стал напряженно думать.
Худший вариант – он вернет деньги Харальду, это само собой. Это не разорит его, но репутация будет безнадежно утрачена, и такими грунками, как Литоралис, торговать ему больше не придется никогда. Средний вариант – он уговорит Харальда скрыть пропажу, и на деньги, ему заплаченные, плюс три-четыре тысячи своих, купит что-нибудь другое. Не один камень, так три. Лучший вариант – он найдет вора.
Начинать следовало с лучшего варианта.
Итак, требуются – люди. Много людей. Ратники. Сыщики. Воины. Конники. Средства на все это – есть. Где взять людей? Солнце скрылось, вечереет, через четверть часа станет темно. Бежать к полководцу? К Ляшко? Нет смысла. Много вопросов, после чего Ляшко пойдет, конечно же, к князю – спрашивать позволения. К кому? Где взять людей? Идти к князю – но сразу к князю не пустят, будут допытываться – зачем. Придумать причину? Князь, узнав, в чем дело, подумает, что я рассказал об этом стражникам. Пойдут слухи – решит князь – ради помощи купцу я собираю целое войско … Откажет. Нет, уж если и просить князя, и назначать князю вознаграждение … что при свидетелях само по себе унизительно для князя … нужно действовать так, чтобы свидетелей не было.
***
Светя факелом, Жискар подошел к стражникам, охраняющим землянки в конце двора детинца и велел им следовать за собой. Внеурочный обход был для стражников делом привычным. Все восемь человек последовали за Жискаром. Как только они скрылись за углом терема, Хелье вышел из тени трех каштанов, чудом уцелевших при пожаре, отсчитал четырнадцать землянок, и присел возле пятой. Жискар не попросил у стражников ключи, чтобы не вызывать лишних подозрений. Вытащив кинжал, Хелье поковырялся им в замке, нащупал зубчатку, разомкнул замок, и откинул диагонально повешенную дверцу.
– Свистун, вылезай, – сказал он тихо. – Тебе привет от Гостемила.
– Э…
– Тихо! Вылезай.
Кряхтя и стараясь не кашлять, Свистун выбрался из землянки.
– Постой здесь, не уходи, тебя еще из детинца нужно вывести.
Он прикрыл дверцу, вернул замок на прежнее место, вынул из сумы приготовленную сленгкаппу, и одел ее Свистуну на плечи. Нашлась и шапка. В новой шапке и сленгкаппе Свистун не выглядел, как человек, проведший больше недели в узилище – во всяком случае, в ночном освещении.
