Но я понимал, что все наши победы и все страдания пойдут прахом, если не удастся блокировать морскую авиацию на ее аэродромах. Возможный прорыв у Коблево волновал меня гораздо меньше, чем известия из Крыма, ибо я знал, как организовать оборону на новом рубеже, чтобы успеть закончить с аэродромами, но я не знал, как увести конвой из Одессы, если морская авиация не будет блокирована.
В четыре часа пополудни на связь вышел полковник Скоблин.
— Авиация не пробилась к Белой Церкви, — сказал он. — Следующий рейд мы сделаем в 18-30.
— В этот момент первые корабли уже будут грузиться. По плану, мы должны начать сворачивать оборону.
— Все будет в порядке, Арт, — тон Скоблина не содержал и ноты фальшивой обнадеживающей бодрости, это был голос предельно усталого человека, и я поверил ему.
Авиация ВСЮР в этот день действительно работала на пределе и сделала все, что могла. Не следует забывать о Керченском Плацдарме. Не следует забывать о “рейде ста”, попытке сотни истребителей и штурмовиков прорвать кольцо ПВО Острова. Не следует забывать о постоянных рейдах на Николаев-Херсон, об ударах по колоннам выдвигающихся войск. Я не мог бросить полковнику Скоблину ни слова упрека: его вины не было в том, что второй рейд тоже окончился неудачей.
Из Лиманского вернулся 1-й горноегерский батальон. Наша задача была выполнена: четыре военных авиабазы Одесской области мы развалили до фундамента.
Я вышел на связь с пятой бригадой: по моим расчетам, их силы были уже на исходе. Шлыков докладывал, что он отбил две атаки. Момент для связи оказался неудачным: в данный момент бригада отбивала третью.
— Какое, к чертям, отступление?! — ответил Шлыков на мое предложение. — Мы их преследуем!
Полная картина выглядит так: около пяти пополудни к 274 танковому полку присоединился 137 мотострелковый полк 84-й (Херсонской) дивизии. Красные попытались общими усилиями организовать фланговый обход и подставились как раз под удар второго эшелона бригады — неполного бронемобильного полка. Опрокинув танковый батальон, корниловцы прошли через мотострелков как Кинг-Конг через Манхэттен и вышли в тыл к танковому полку. Красные запаниковали и начали отступление, которое вскоре превратилось в бегство. Шлыков, уже зная от воздушной разведки, что на подходе еще один танковый полк, не давал им остановиться и сообразить что к чему: он хотел вызвать столкновение. И он его вызвал: не разобрав поначалу в чем дело, приняв отступающий полк за наступающего врага, танкисты 281-го полка открыли по своим огонь. Ошибка более чем естественная: тучи пыли, поднятые танками в сухой и жаркий день, очень быстро стерли всякую разницу между нашими и их машинами. Еще не сообразив, в чем дело, по приказу командира переходя во встречную атаку, 281-й полк сшибся с 274-м. И сверху по этому месиву ударили “Вороны” и А-7D.
Те, кто видел, говорят, что там творился ад на земле и в небе: на позиции 5-й бригады шла эскадрилья “Ми-24”, и в воздухе она схлестнулась с эскадрильей “Воронов”, посланных ударить по 281-му полку на марше…”
Арт Верещагин
“The Trigger: a Battle for Island of Crimea”
* * *
Березовка, 1735-1800
Вот тут оно и случилось: их послали ударить по красной танковой колонне, а Ми-24 из трижды проклятой Каховки — ударить по 5-й бригаде. Ни те, ни другие толком выполнить задание не успели, так как сшиблись в воздушном бою.
За Ми-24 было преимущество в числе, да и приспособлены к воздушному бою они, по идее, лучше. Другое дело, что специально для такого боя они не экипировались: по два пакета НУРов и пулемет. У “Вдов” — пушка, хоть и более дальнобойная, чем пулемет, и то же самое НУРы. Получилось где-то так на так…
Тамара уже видела их, когда заходила на колонну — вернее, на то стадо, в которое превратилась колонна.
А потом на них вышел советский вертолет — чуть ли не в лоб, и Рита выпустила первый “Стингер”, и он ушел зря: подорвался на инфракрасной ловушке, Тамара увидела это, забирая круто вверх, уходя из-под пулеметов, а там разворачиваясь — и так же круто вниз, очередь из пушки, совсем рядом — “Стрела” — куда, в кого? Апельсин… Ровный шар пламени очень похож на апельсин… Какая глупость… Очередь из пушки — машина дрожит и бьется, словно мужик в оргазме. Отвратительно… Когда занимаешься отвратительным делом, в башке — отвратительные мысли…
Ах, да, “Ворон” еще и более маневрен, как это положено соосному вертолету. А вы не знали?
Больше всего это похоже на карусель “веселый осьминожка”: тебя вертит во всех трех плоскостях, а ты вроде бы управляешь этим вращением. Страшно утратить контроль, невозможно отказаться от беспорядочных, хаотичных движений… Земля, небо, полоски фольги, вертолеты, трассы снарядов, огни ловушек, горящие машины, ракеты — по-медвежьи услужливая память подсказывает, что рано или поздно ты потеряешься в этом калейдоскопе и тогда…
Он возник неизвестно откуда, и мгновенной вспышкой ожило воспоминание: подростком, моя пол, Тэмми резко развернулась, чтобы обмакнуть швабру в ведро, и вдруг неизвестно откуда на нее обрушился удар — точно в лоб и переносицу! Мгновенно брызнули слезы: так больно! И за что? Униженно рыдая, она сползла по ЭТОМУ на пол: дверь. Обычная дверь в кухню, по рассеянности открыла да так и оставила. Развернулась слишком резко, в глазах на секунду помутилось, впилилась лобешником ровно в торец… И больно, и, главное, обидно…
Вот так и этот возник перед носом, даже не возник: Тамара сначала почувствовала удар, поняла, что он ПОПАЛ в вертолет, а потом уже увидела его…
Не было счастья — несчастье помогло: Тэмми на долю секунды в ужасе закрыла лицо руками, ее машина потеряла управление и кувыркнулась вниз самым непредсказуемым образом, вторая, ДОБИВАЮЩАЯ, очередь прошла мимо.
Спокойно… СПОКОЙНО!
Тамара удержалась на краю непоправимого падения, развернула машину вверх… Шла почти вертикально, и беззащитное брюхо Ми-24 казалось ей огромным…
— Огонь! Стреляй же, Ри! — она крикнула, или ей померещилось, что крикнула, ведь за кусочки мгновения, ей отпущенные на все про все, никак не получалось крикнуть, а потом еще успеть перевести ведение огня на себя и выпустить в этого урода очередь. И глупо было кричать: Рита мертва, она это знала, хотя — откуда в тот миг она могла это знать?
Подумалось: сейчас урод разлетится на куски, и эти куски полетят прямо мне на голову.
Еще подумалось: плевать.
Но — независимо от этих мыслей — она уже взяла вниз-в сторону уводя машину из-под падающего тулова “Ми-24”. Маятником качнулась ниточка алой слюны из-под шлема Риты, прочертила коричневый след на тамарином рукаве. Руки напарницы соскользнули с панели и теперь болтались согласно с движениями машины. Мир пошел паутинными трещинами: лобовое стекло. Крупный калибр.
