Юрий заснул крепко, без сновидений, и надзирателю пришлось тряхнуть его за плечо, когда пришло время идти на допрос.
– Че так долго?
От следователя несло дешевым одеколоном и чем-то, напоминающим карболку.
– Заспался, что ли? – энкаведист открыл папку, перелистал бумаги и выжидательно поглядел на Юрия. Пора начинать.
– Я… Да… Заснул лишь под утро…
– Думал? – усмешка была снисходительной, ленивой.
– Да… Я думал… Понимаете, гражданин следователь… Это трудно…
– Вот еще, трудно! – возмутился тот. – Как, бля, против власти рабочих и крестьян шкодить – так не трудно, да? Ладно, колись, Орловский, колись…
– Гражданин следователь, – Юрий вздохнул, стараясь не глядеть врагу в лицо: глаза могли выдать. – Мне… Мне страшно, понимаете? Они… они сказали, что достанут меня везде, даже тут. У них всюду свои люди…
– Это у кого же? – в голосе промелькнула настороженность. – У Кацмана твоего, что ли?
– Нет, не у него… У главного.
– Ну-ну, – подзадорил следователь. – И кто это там у вас главный?
Тут следовало сделать небольшую паузу. Юрий еще раз вспомнил подготовленную байку. Самое забавное – если что либо могло быть забавным в этом адском месте, что все в ней – или почти все – правда…
– Дайте, пожалуйста, конверт.
Через секунду конверт был у него в руках. Орловский еще раз поглядел на зубчик и даже коснулся его пальцем…
– Этот конверт положил мне в стол гражданин Духошин.
– Кто?! – вопрос был быстрый, словно молния.
– Духошин… Я не помню его имя и отчество. Он начальник 1-го отдела Музея. Я понимаю, вы мне не поверите. Я докажу… Вот, смотрите: этот конверт – бракованный…
…Именно такие конверты Юрий заметил на столе у Духошина. Начальник 1-го отдела уговаривал Орловского начать сотрудничество, а Юрий, чтоб не смотреть ему в глаза, глядел в сторону – на бумаги, громоздившиеся на столе…
Следователь не перебивал. Перо летало по бумаге. Да, похоже, клюнуло, надо жать дальше…
– Духошин давно хотел меня завербовать. Он грозил мне, гражданин следователь! Говорил, что я дворянин, меня будет легко уволить при первой же чистке…
…Чистая правда! Именно так изъяснялся Духошин.
– Пока это все слова, гражданин Орловский, – следователь оторвался от протокола и с сомнением взглянул на Юрия. – Все-таки начальник 1-го отдела…
– Так в том-то и дело! Понимаете? – Юрий даже вскочил, а затем, словно обессилев, рухнул на стул. – У них там целая банда! Они вербуют сотрудников – и все боятся!..
– Стоп! Ты вот что, успокойся! Ты их не бойся, Орловский. Ты, бля, нас бойся!
– Да, да, конечно… Извините, мне действительно страшно… – Юрий перевел дух, решив, что пора выдавать главное. – В Музее действительно есть группа врагов народа… троцкистов. Они имеют задание истреблять честных сотрудников, коммунистов и беспартийных, чтобы ставить на их место своих людей. Ведь Музей находится рядом с Главной Крепостью, оттуда простреливается вся площадь. Если они сумеют контролировать здание Музея…
– Е-мое! А ведь правда!
Кажется, мысль о стратегическом положении главного Столичного Музея пока не приходила в голову следователя. Орловский закусил губу, чтобы не улыбнуться.
– Они действуют в Музее уже около года. За это время им удалось скомпрометировать очень многих. Всех тех, кто не желал сотрудничать, они обвиняли во вредительстве. Им все верили…
…И это – тоже правда.
– Меня завербовали… Но Кацман и Иноземцев вызвали почему-то подозрения, и их решили убрать…
– А чего ты выступал в их защиту?
Это был, действительно, опасный вопрос. Но не слишком.
– Мне приказали. Я должен был выступить, а собрание – меня поддержать. Якобы для того, чтобы этих ребят просто напугать, сделать податливыми для вербовки. Мне так обещали, гражданин следователь! Только сейчас я понял, что меня тоже решили убрать. Но я не мог отказаться, понимаете? Они сказали, что меня найдут даже здесь. Еще им мешал профессор Орешин, его тоже решили скомпрометировать.
– Постой, Орловский, – следователь дописал строчку и стукнул ребром ладони по столу. – Что ты заладил: «они, они»! Ты фамилии называй!..
– Я… всех не знаю… Это же тайная группа, гражданин следователь! Но я знаю главного… самого главного… Это бывший троцкист – еще с 20-х…
– Фамилия!
Юрий молчал. Интересно все же, поверил или нет? Наверное, еще нет. Во всяком случае, не до конца…
– Фамилию говори! Ну? Чего молчишь, проблядь?
…Удар был короткий, почти без размаха. Юрий упал на пол, боль затопила голову…
– Вставай, вставай!..
Орловский медленно встал. Энкаведист был рядом, придерживая его за ворот окровавленной рубашки. Юрий заметил, что пальцы следователя тоже в крови. Он набрал в грудь воздуха. Пора!..
– Аверх… Профессор Аверх, парторг Музея…
Окровавленная рука отпустила ворот, и Юрий медленно опустился на стул. Голова гудела, кровь текла по лицу, но это было сущей ерундой по сравнению с главным. Поверил?
– Аверх, Аверх… – энкаведист закусил костяшки пальцев, о чем-то размышляя. – Слушай, Орловский, а ты не врешь? Учти, если врешь – я тебя, суку, сгною!
– Проверьте… – Юрий вздохнул и заговорил тихо, словно лишившись последних сил. – У меня лишь два доказательства: конверты и то, что Аверх был троцкистом…
Следователь, схватив трубку внутреннего телефона, скользнул пальцем по диску.
– Фарафонов? На месте? Хорошо… А ну-ка, взгляни, что там у нас по одному типу… Фамилия Аверх, зовут…
– Соломон Исаевич, – подсказал Орловский.
– Соломон Исаевич… Что там он поделывал лет десять назад? Да, еще взгляни-ка на фамилию Духошин… Да не знаю, как его зовут, проверь!
Юрий ждал. Даже если все сорвется, он должен держаться этой версии до конца – иного выхода не было…
– Что?! – следователь вскочил, ручка покатилась по полу. – В поезде Троцкого? Оба? Не может быть, черт! Да как же мы прошляпили? Ага, ага… Ну дела!.. Все, спасибо!
Он бросил трубку, наклонился за ручкой, а затем весело взглянул на Орловского:
– Че такой мрачный? Да иди умойся, смотреть противно.
Теперь Юрий понял, зачем в кабинете умывальник…
– Так, – энкаведист неодобрительно взглянул на испачканные в крови костяшки пальцев. – Зубы целы, интеллигент?..
– Да, – Юрий невольно усмехнулся. – Это из носа…
– А чего кобенился? Говорил бы сразу! Ты, бля, любого из терпенья выведешь. Курить будешь?
Юрий не возражал – курить хотелось отчаянно. Следователь бросил на стол пачку «Герцеговины» и спички.
– Сам не курю, – пояснил он, не отрываясь от протокола. – Для таких, как ты, держу. Цени, Орловский!..
