Получалось, что писатели ошибались и на самом деле вампиры не очень-то полагаются на свои клыки?
Но об этом мне подумалось чуть позднее, а первым делом я попытался вскочить на ноги, однако не успел. Точнее, полууспел – удар обуха топора пришелся вскользь по голове, но все равно весьма и весьма чувствительно. На какое-то время я даже потерял сознание, но достаточно быстро очнулся. Во всяком случае, вурдалачка только-только преодолела последние полметра, отделявшие ее от моей лавки, и яростно навалилась на меня. Я попытался сопротивляться, но последствия пропущенного удара еще сказывались, а потому силы оказались почти равны и даже с некоторым перевесом в пользу нападавшего.
Выходит, все ранее читаное и виденное мною про вампиров – голимая брехня. И то, что они бродят по миру только до первых петухов, не говоря уж о вторых или третьих, и то, что они не могут произносить божьего имени, и то, что напрочь забывают все молитвы, и многое-многое другое.
Я уж не говорю о тех, кто утверждает, что их вообще не бывает на белом свете.
С радостью поменялся бы с каким-нибудь скептиком местами, чтобы понял, зараза: коль тебе свезло ни разу их не увидеть, это отнюдь не означает...
Словом, ничего это не означает...
А упырь меж тем, торжествующе скалясь и зловонно дыша мне прямо в лицо чем-то гнилостным, причем, как ни удивительно, с легким оттенком чеснока – вот и еще один миф развеялся, жаль только, что слишком поздно,– крепко, с нечеловеческой силой обхватив запястья моих рук своими скрюченными пальцами, тянулась к незащищенной шее. Я изворачивался, как только мог, но сил явно не хватало, и я инстинктивно чувствовал, как широко открытая пасть вампира с каждой секундой неотвратимо приближалась...
Кстати, ее сила тоже наглядно подтверждала истинное происхождение этой самой бывшей Гликерьи. Не могло существо ростом мне по подбородок и тощее как не знаю что обладать такой силищей, дабы преодолевать сопротивление достаточно крепкого и физически развитого парня. Да, полуоглушенного и еще не пришедшего толком в себя, да, с превеликим трудом, но все равно одолевать.
Спасло то, что упырь был из Средневековья и драться не умел, а я родился четырьмя веками позже и успел кое-чему научиться вначале в секции самбо, которую забросил перед фехтованием, а потом в десантуре. Не бог весть что, конечно, таких, как я, Джеки Чану троих, если не пятерых, на один зубок, но тут хватило и меня.
Дождавшись, когда ее дыхание станет нестерпимым, то есть она приблизилась на «ударное» расстояние, я что есть силы резко подал голову вперед. В темноте было не разобрать, куда именно въехал мой лоб – то ли в нос, то ли по губам,– но главное, судя по раздавшемуся жалобному воплю, удар оказался весьма болезненным.
Ишь ты, а мне и невдомек, что вампиры хорошо чувствуют боль. Почти как простые смертные. Хотя нет, судя по громким причитаниям, никаких «почти» – точно так же.
Однако расслабляться было рано, особенно после того, как всхлипывания утихли и Гликерья, не вставая на ноги, принялась на ощупь шарить где-то возле моей лавки.
«Топор,– осенило меня.– Выронила, а теперь ищет, и если найдет, то...»
Додумывать было некогда. Я с силой пнул что было мочи, промахнулся в темноте, еще раз отчаянно пнул и с облегчением ощутил, как нога угодила во что-то мягкое. Тщедушное тело послушно отлетело к печке, но топор вампирша нашарила секундами раньше и из рук не выпустила, иначе он бы не лязгнул, с тупым, неприятным звуком ударившись о печные кирпичи.
Самым простым было бы накинуться на нее именно теперь. Самым простым, но в то же время и самым опасным – достаточно подставить топор, и мне хана.
Старшина Николай Твердый, матерый усатый хохол, дравший нас в учебке как сидоровых коз, такой неосмотрительности мне бы ни за что не простил.
– Лучше тихэнько, тихэнько, тильки щоб понадежнее, бо жисть чоловику дается тильки раз, и, коли витдав ее, никто тоби обратно нэ возвэртае,– назидательно устремив желтый от дрянных сигарет указательный палец на очередного бедолагу, беспомощно валявшегося на матах в спортивном зале, вещал он остальным, после чего, прищурившись, осведомлялся: – Тэк-с, а тэпэрь прошу до ковра... Що, нэма желающих? Тю-ю. Ну давай опробуемо тэбэ, Рокоссовский.– (Россошанским он меня ни разу не назвал).– Тильки будь гарным хлопцем, нэ лэзь сдуру, як Куркин, бо я можу так вдарить, що нэ отскочишь...
Гликерья, конечно, не старшина Твердый, но зато с топором, с которым шутки плохи, а потому я предпринял обходной маневр, зайдя справа. Жаль только, что при этом забыл принять во внимание ее нечеловечески обостренный слух. А ведь сам читал лет пять назад в книжке... Впрочем, к черту всю литературу! Тут в прямом смысле бой на выживание, и посторонние мысли ни к чему.
Оказалось, что она к этому времени успела встать и даже изготовиться, так что я оказался встречен неожиданным ударом топора, по счастью вновь пришедшему не совсем точно и угодившему в левое плечо. Что-то хрустнуло, стало нестерпимо больно, плечо сразу онемело, но, судя по всему, удар пришелся обухом.
Второй раз тюкнуть меня она не успела, точнее, это я ей не дал, сразу навалившись на нее и, превозмогая боль, стремясь во что бы то ни стало перехватить ее правую руку. Мне почти удалось это сделать, но лишь почти – вампирша с силой впилась зубами в мое плечо.
Я взвыл от боли. Но, как ни удивительно, предыдущий удар топора пришелся кстати – онемевшая ключица, или что там у нас на плече, отреагировала на укус куда слабее, чем должна была, и я все равно не выпустил ее руку с топором, хотя и справиться до конца с взбесившейся вампиршей тоже не мог.
Примерившись, я еще раз от всей души звезданул головой вниз, норовя угодить ей в висок. На мгновение боль в плече стала нестерпимой – очевидно, от моего удара зубы упыря впились в меня еще сильнее,– но затем почти сразу ослабла, и она всем телом подалась назад. Я был уже не в силах удержать Гликерью, но, не желая выпускать ее руку с топором, вынужден был падать вместе с нею, летя куда-то вперед, после чего последовал оглушительный удар в лоб, и я потерял сознание...
После того как я пришел в себя, вновь лежа на лавке, первое, что испытал, так это изумление. Странно, почему я до сих пор живой?! Вообще-то человек, укушенный вампиром, насколько мне помнится, умирает, причем во всех без исключения фильмах.
Или я на самом деле умер и теперь очнулся в несколько ином, нечеловеческом обличье? Тогда я должен жаждать крови, и не простой, а человеческой. Но представив ее себе – темно-красную, со специфическим запахом, солоноватую на вкус, я, кроме отвращения, ничего не испытал. Нет, чего-то другого я бы попил с превеликим удовольствием, но нормального – воды, к примеру, чая, кофе,– а вот вцепиться кому-нибудь в шею – брр!
