– Наверное, вам мешает мое присутствие? – спросил я спустя какое-то время, чувствуя все большую неловкость.
– Ничуть, – ответил он безразлично. – Впрочем, можете уйти. Или остаться. Как вам угодно.
Голос его был звучным и ясным, и говорил мушкетер так, словно пил лишь воду – хотя от такого количества выпитой воды тоже можно было изрядно охмелеть. Видя, что я продолжаю сидеть, не притрагиваясь к угощению, он приглашающе поднял свой стакан и, видимо решив проявить вежливость, произнес:
– Ваше здоровье, господин… господин?
– Портос, – представился я своим новым именем.
– Атос, – сказал он безразлично.
Решив, что он не расслышал, я поправил:
– Портос, сударь. Меня зовут Портос, вы не расслышали.
– Прекрасно расслышал, – ответил мушкетер флегматично. – Вас зовут Портос. Атос – это мое имя. – Он осушал стакан и вдруг разразился громким смехом. – Бывает же такое! Портос! Атос! Да от таких имен, сударь, собаки дохнут – если верить господину Тальману де Рео!
На шум подбежал слуга. Мушкетер сказал:
– Портос. Представляешь, Гримо?
Гримо посмотрел на меня, скупо улыбнулся и, успокоенный, отошел. Мне подумалось, что слуга и господин составляют прекрасную, хотя и очень странную, пару.
Между тем короткий приступ веселости прошел. Г-н Атос снова впал в меланхолию, изменилось лишь то, что теперь, прежде чем выпить, он чуть приподнимал стакан в мою сторону. При желании это можно было истолковать как любезность, мол, пью за ваше здоровье. Я кивал в ответ – но, конечно, угнаться за мушкетером не мог никак. Да и не испытывал особого желания напиваться.
Спустя примерно полтора часа слуга Атоса приблизился и что-то шепнул на ухо своему господину. Атос проявил признаки слабого интереса.
– Ты уверен? – спросил он. Как я уже говорил, в его голосе не угадывалось ни малейших признаков опьянения.
Гримо кивнул.
– Хорошо, – сказал Атос. Вытащив из кармана кошелек, он бросил его слуге. – Расплатись. Вынужден вас оставить. Служба! – сказал он мне. – Рад был познакомиться. Вы чертовски приятный собутыльник, Портос. Портос! Ха! – Он снова коротко хохотнул, поднялся, прицепил к поясу лежавшую на столе шпагу, надел шляпу и направился к выходу. Двигался он прямо, но, присмотревшись, можно было заметить в его походке некоторую неуверенность.
Я вышел следом. Пить мне не хотелось. На улице мушкетер еще раз любезно поклонился мне и в сопровождении своего немногословного слуги скрылся в одном из соседних домов.
Мне ничего не оставалось, как продолжить бесцельное шатание по городу. Но уже через несколько шагов я споткнулся об чью-то некстати подставленную ногу. Едва не упав, я машинально схватился за первую попавшуюся опору, коей оказался как раз обладатель подставленной ноги.
– С ума вы сошли, что ли?! – вскричал он и изо всех сил толкнул меня, так, что я вновь чуть не упал. – Или ослепли?!
Выпрямившись, я внимательнее присмотрелся к обидчику. Его пышный щегольской камзол из ярко-красного бархата, затканный золотыми и серебряными нитями и перехваченный выше талии розовым шелковым шарфом, выгодно отличался от моего потертого колета и запыленных ботфортов с разбитыми носками. Да и плюмаж на его шляпе наверняка стоил дороже всей моей одежды. Рядом с ним стояли еще двое, в красных плащах с белыми крестами и высоких ботфортах, – мушкетеры его высокопреосвященства.
Мое уныние исчезло без следа, уступив место негодованию и желанию хорошенько проучить задиру. По высокомерно-презрительной усмешке я сразу понял, что этот щеголь сознательно подставил мне подножку. Он заслуживал хорошей трепки, и я лишь раздумывал, с чего начать.
Обидчик мой презрительно усмехнулся:
– Да этот провинциал еще и глухонемой! – бросил он, обращаясь к своим собеседникам. – Стоило бы его научить хорошим манерам.
– Так займитесь этим, господин учитель! – заметил я столь же презрительно. – Правда, для школьного учителя вы чересчур пестро наряжены. В таком наряде чертовски неловко действовать указкой! – И я выразительно скользнул взглядом по его шпаге, висевшей на расшитой золотом кожаной перевязи.
Он вспыхнул и схватился за оружие, но один из гвардейцев кардинала тронул его за локоть и отрицательно покачал головой. Тогда разряженный наглец, поворотившись ко мне и чванливо подбоченясь, предложил перенести нашу беседу подальше от посторонних глаз.
– Например, на Пре-о-Клер, – предложил он. – Через час. Надеюсь, вы успели узнать это место? Ведь, судя по вашему костюму, вы лишь сегодня заявились сюда из деревни и, возможно, не знаете Парижа!
Я почувствовал себя уязвленным. Мне казалось, что мой внешний вид свидетельствует не только о воинственности, но и о превосходном вкусе.
– Хоть я здесь недавно, – запальчиво ответил я, – мне неплохо знакомы окрестности аббатства Сен-Жермен-де-Пре! И немало любителей поучать других я там избавил от этой пагубной привычки!
На самом деле мне еще ни разу не довелось драться на дуэли – за исключением того случая, когда два вертопраха попытались сорвать с меня плащ. Но поскольку тот случай касался именно детали моей одежды, я с чистой совестью мог произнести это. Сказанное прозвучало достаточно внушительно. Во всяком случае, тень озабоченности легла на лицо моего соперника. Я же, смерив его и его друзей надменным взглядом, неторопливо пошел прочь.
Спокойствие стоило мне немалого труда. Отойдя от обидчика, я едва не запрыгал от радости. Еще бы – мне так неслыханно повезло! Настоящая дуэль с заносчивым щеголем сейчас представлялась лучшим способом избавиться от дурного настроения. Я нисколько не сомневался в победе и уж никак не мог поверить в печальный для себя исход. И то сказать: разве в восемнадцать лет кто-нибудь может всерьез усомниться в собственном бессмертии и неуязвимости? Словно хищный зверь, метался я по парижским улицам, вполголоса считая минуты. Щеки мои горели, глаза – я уверен – сверкали, а рука то и дело хваталась за эфес. Встречные поспешно уступали мне дорогу: видимо, я выглядел очень воинственно. Еще немного – и я неизбежно получил бы десяток новых вызовов – чему, впрочем, был бы только рад.
Час тянулся очень долго. Но все-таки он закончился. Минута в минуту я примчался на пустырь Пре-о-Клер, рядом с аббатством.
Я частенько забредал сюда, на место, облюбованное парижскими дуэлянтами. Скрываясь в тени старого монастыря или за деревьями, окружавшими пустырь, я с жадным интересом наблюдал за стычками и поединками, в которых мушкетеры участвовали чаще других. Я внимательно следил за их приемами, отмечая про себя те, которым не успел научиться у мэтра Паре. Иной раз я старался повторять наиболее удачные выпады – осторожно, разумеется, чтобы не выдать своего присутствия. Сегодня мне впервые предстояло выступить в роли участника занимательного действия. И я был уверен, что, уж во всяком случае, не ударю в грязь лицом.
