ГЛАВА ПЯТАЯ,
которая являет миру и читателю чудовище поистине немыслимое, невообразимое, способное напугать кого угодно, только не нашего славного героя
Снарядили Тристану большое торговое судно, нагрузили его медом, вином, солониной, сухим овечьим сыром, пшеницей, многими другими товарами и провиантом. И кроме Курнебрала, отправились на корабле за море еще едва ли не три десятка доблестных молодых бойцов знатного рода — на случай серьезного сражения по запасному варианту. Но основной план был у них все-таки мирным. Подплывая к ирландским берегам, переоделись все в простецкую купеческую одежду из дешевенького камлота и грубой шерсти, а также приготовились разговаривать на бретонском языке с французским акцентом. Настоящую же свою одежду, достойную посланников могучего короля, спрятали до времени в трюм.
Причалили на всякий случай в бухте Ат-Клиата, а в Темру решил Тристан идти без попутчиков. Курнебралу наказал не сходить с корабля вплоть до следующих своих указаний. И еще: ничего никому не продавать, чужого товара не покупать, но со всеми разговаривать вежливо, о капитане же, то есть о нем самом, отвечать уклончиво — мол, сошел на берег поторговаться с купцами, да, видно, решил до самой столицы дойти.
На том и порешили. Курнебрал и бойцы готовы были ждать долго, и Тристан не гнал своего коня, ехал не торопясь, дышал морским воздухом, умиротворенно мечтал о ближайшем будущем, когда ему в точности по совету Финна Благородного удастся подружить два так долго враждовавших народа. Ведь и королю Марку понравилась идея породниться с ирландцами. Последнее слово оставалось за Гормоном и его мстительной, по слухам, женой Айсидорой. Но Тристан верил, что какое-нибудь из его искусств поможет очаровать (или околдовать — какая разница?) даже ирландскую королеву, он верил, что разум восторжествует и будет еще у него возможность вернуться в Корнуолл с победой. По другому-то никак нельзя, вернее можно, но только без чести. А об этом рыцарь, давший слово, и думать себе не велит.
Первый же путник, встреченный Тристаном на дороге, поведал ему мрачную историю о всеобщем горе, постигшем страну. Мало им, беднягам, извечных врагов — демонов фоморов, так теперь еще из Бездонных Пещер поднялся вновь на поверхность земли, как уже было не однажды (рассказывали об этом и отцы, и деды нынешних эринцев), чудовищный, ни разу никем не побежденный дракон — Дракон Острова Эрин. Требует он дани ото всех вассалов Гормона и от самого короля, требует красивых юных девушек, а в противном случае сжигает целые селения и посевы и пожирает людей без разбора — мужчин и женщин, старцев и детишек.
«Во чума! — подумал Тристан. — Неужели правда? Ведь всех этих драконов на самом деле попы и капиталисты придумали. Откуда же такое страшилище могло взяться? Динозавр, что ли, недовымерший? „Парк юрского периода“? Лохнесское диво? А что? Ведь озеро это как раз где-то здесь. Любопытно! Страсть как любопытно. А может, дракон-то эринский — и есть моя счастливая звезда?»
— Скажи, милейший, — обратился он к несчастному путнику, потерявшему свою жену и детей в пасти чудовища. — Да неужели во всей Ирландии не нашлось достойного рыцаря, готового сразиться с супостатом?
— Нашелся, конечно, и не один, — печально ответил путник. — Да, видно, прогневали мы чем-то Господа, и отвернулся от нас Святой Патрик. Все эти рыцари погибли. А дракон продолжает бесчинствовать на нашей земле.
— Что ж, — проговорил Тристан, мгновенно прикидывая план действий. — Садись, милейший, позади меня на круп. Неужто и лошадь твою тоже дракон слопал? Вот беда! Ну так покажи мне кратчайшую дорогу к логову этого зверя. А меч мой верный всегда при мне.
— А хорошо ли заговорен твой меч? — оживился путник, устраиваясь на лошади Тристана поудобнее.
— В достаточной мере, — уклончиво сказал Тристан весьма уверенным голосом.
С тем, как тут у них заговаривают оружие, он до сих пор разобраться не успел, а в прошлой жизни умел только зубы заговаривать. Зато профессионально. Разведшкола как-никак!
Вот и теперь с успехом заговаривал зубы попутчику, исповедуя главное правило любого шпиона: побольше о других, поменьше о себе.
— А какая же награда обещана, милейший, за победу над этим драконом? — поинтересовался Тристан.
— Вестимо какая. Обещал король Гормон за победителя дочь свою отдать — прекрасную белокурую Изольду. Да только смертоубийство все это. Ты смелый рыцарь, как я посмотрю, а все же лучше не ходил бы туда. Добром не кончится.
— А мне уже не важно, — ответил Тристан и добавил загадочно: — Мне так и так помирать.
— А-а, — только и протянул ирландец за его спиной. — Вот здесь бери правее. Слышишь?
За добрую версту до Бездонных Пещер несчастный вдовец попросил остановить, слез с коня и решительно заявил, что дальше не поедет.
— Воля твоя, — сказал ему Тристан и двинулся теперь совсем уж тихо, вглядываясь в происходящее впереди с предельным вниманием. А вглядываться было во что.
По дороге шагах в пятидесяти левее промчались трое тяжело вооруженных всадников с копьями наперевес. Двое впереди и один чуть сзади. Вскоре раздался свирепый и жуткий рык — по характеру отчетливо животный, а по силе звука — бомбовоз на взлете. Вспомнился анекдот, и Тристан тихо сказал вслух:
— Рядовой Дракон, заглушите двигатель!
И дракон, словно и впрямь по его шутливому сигналу, взревел с новой силой, а следом донеслись до Тристана душераздирающие человеческие вопли — так обычно кричат солдаты, выпрыгивающие из горящего танка и уже сами превратившиеся в живые факелы. Еще живые.
За россыпью острых скал, покрытых колючим кустарником, видно ничего не было, только слабый отблеск пламени на фоне вечереющего грозового неба да реденькие клубы дыма. Через несколько секунд ветер принес оттуда тошнотворный запах паленой человечины. Смертоубийство совершалось всерьез. Поорать в иерихонскую трубу можно и ради хохмы, а вот запах… Какие уж тут хохмы! Все это было на самом деле.
А еще через секунду по дороге в обратную сторону промчался один из всадников — последний, отставший и, очевидно, затаившийся на время битвы. Тристан к этому моменту спешился и подкрался совсем близко к широкому тракту, выбрав место, где чахлые кусты выбегали к самой обочине. И осторожно выглядывая из сухих зарослей, он узнал всадника — узнал его медно-красные проволочные волосы, торчащие из-под шлема, и мелкие противные глазенки в прорези забрала. Это был все тот же сенешаль Гхамарндрил Красный.
«Вот подонок! — подумал Тристан. — Небось каждый раз так ездит. Очевидно, ждет, пока какой-нибудь герой, одолев дракона в неравной схватке, погибнет от ран, тут-то красноволосый сенешаль и выдаст себя за победителя. Ах ты подлый халявщик ископаемый! Что же, хорошо, что я тебя увидел заранее, гаденыш, теперь знаю: прежде чем умереть, должен буду всяко одну стрелу оставить тебе, Красный. Я буду звать тебя только по кличке, уж больно имечко твое ломает мне язык — Гха-мар-н-дрил. Тьфу! Очуметь можно. Действительно, гамадрил какой-то красножопый. На фиг, на фиг, будешь ты у меня просто Красным, коммуняка недорезанный!»
* * *
К ночи Тристан вернулся на корабль и вооружился по первому разряду. Коня одел в тяжелые латы, а себе подобрал самые прочные и легкие доспехи, дополнил обычный арсенал коротким копьем с массивным, хитро зазубренным и ядовитым наконечником, а также вторым мечом, менее привычным и удобным, но, по словам Курнебрала, обладающим большею магической силой. Клинок этот вроде бы даже светился слегка в темноте, а может, это просто полная яркая луна выглянула вдруг из-за туч.
Кроме Курнебрала и еще одного не дремлющего на посту бойца, никто не видел внезапно вернувшегося Тристана, но даже верному оруженосцу своему не стал он сообщать о том, куда едет. Почему? Ведь проще было бы взять его в помощь. Но Тристан чувствовал: он должен ехать совсем один. Так надо.
И очень скоро убедился в правоте своего ощущения.
Светало. Из-за поворота лесной дороги навстречу ему выехал знакомый всадник — широкоплечий, красивый человек с царственною осанкой.
— Привет тебе, Тристан Лотианский, — сказал он, поднимая забрало и оказываясь Финном, вождем фенниев.
— Привет тебе, Финн Мак-Гуммал. Я прибыл вновь…
— Остынь. Ты уже должен был понять, как работают здесь мои люди. Я знаю не хуже тебя самого, когда ты прибыл, зачем и куда направляешься сейчас.
— Ты пришел помочь мне?
— Да, Тристан, но не так, как ты думаешь. Я сам никогда бы не вышел на битву с таким драконом,
— Отчего же? Разве тебе не хватает смелости?
— Тут не в смелости дело. Чтобы драться с непобедимым врагом, мне просто не хватает глупости. Понимаешь.
Он очень приятно произносил это свое любимое словечко. Не как Ельцин — в качестве слова-сорняка, и не как раздражающий вопрос, задаваемый недоумку. Он говорил с мягко-утвердительной интонацией, дескать, пусть это будет наша общая тайна.
