СССР 2061 - СССР-2061

   - Зеленый свет. Можно переходить через дорогу, - оборвал мои раздумья приятный женский голос из светофора. Под стук метронома я дошел до противоположного тротуара и вдруг заметил низенькую черненькую гладкошерстную таксу... Да нет, пожалуй, такса. Он сидел на асфальте и, задрав голову с длиннющими ушами, внимательно рассматривал меня круглыми черными глазищами. Видимо, пытался понять, кто я такой и что я тут делаю в такую рань.

   - Здравствуй, собака, - сказал я ему.

   Такс пошевелил ушами, наклонил голову и вдруг запищал тонким детским голосочком:

   - Здравствуйте, дяденька! Это Вы с моим Гошей разговариваете?

   Я пригляделся повнимательнее. Говорил, конечно, не такс, а его ошейник. Вон там, возле замка, контроллер закреплен.

   - Ну, если этого такса зовут Гошей, то с ним. Такой маленький, черный, гладкий, длинноухий и с ошейником. Впрочем, никаких других собак здесь нет, так что точно с твоим Гошей.

   - Да, это он! Гоша! Ой, дяденька, а скажите ему, чтобы он домой шел! Я его давно гулять выпустил, а он убежал и домой не идет. Я уж ему кричал-кричал, а он не слушает! А мне скоро в школу собираться!

   Гоша яростно мотнул головой и попытался задней лапой зацепить ошейник. Потом передней. Потом пару раз прокрутился вокруг себя. Видимо, говорящий ошейник ему решительно не нравился. Но отцепить его было еще сложнее, чем поймать собственный хвост.

   - Гоша! - строго сказал я. - Иди домой! Тебя хозяин зовет!

   Такс остановился и с превеликим сомнением осмотрел меня с ног до головы. Я ответил ему максимально убедительным и проникновенным взглядом.

   - Гоша! - запищал ошейник. - Домой!

   - Гоша! - еще строже произнес я. - Ты слышал? Иди домой! Тебя хозяин зовет! А то я заберу тебя на работу и посажу в клетку к утконосу!

   Н-да. Про утконоса я, пожалуй, загнул. Откуда простому таксу знать про утконосов? Да и откуда у меня на работе утконос? Не работаем мы с австралийской фауной. С тем же успехом я мог бы пугать его Бармаглотом. Но прозвучало неплохо. Во всяком случае, Гоша укоризненно на меня посмотрел, печально помаргивая глазищами, шумно вздохнул, развернулся, взмахнув ушами, и поцокал куда-то когтями по тротуару. Наверно, проникся. А может, не оценил строгого выражения моего лица.

   - До свидания, Гоша! - попрощался я.

   - До свидания, дяденька! - пропищало из ошейника.

   - Он хоть в ту сторону бежит? - повысил я голос, потому что такс уже отбежал метров на пять.

   - Пока в ту, - донеслось до меня, - спасибо, дяденька...

   - Не на чем. Приходите еще, - пробормотал я машинально, хотя вряд ли они оба меня услышали.

   - Такса к утконосу... Утконоса к таксе... Таксоноса к утке... Вот такие шутки... - меланхолично бормотал я, спускаясь в овраг. Когда-то давно здесь текла река. А может, не текла. А может, не река. Но что-то такое лет уже сто тридцать течет по трубе на дне оврага. А поверх положен асфальт и посажены кусты. А рядом стоят дома. И будем надеяться, что эта самая река-нерека не промоет эту трубу насквозь, и дома не уплывут в овраг. Хотя, если вспомнить давешних оранжевых человечков и их богомола, то особых проблем эти дома для них не составят. Кстати, о домах. Нынешней нашей двухкомнатной квартиры нам с Кирой и ребенком будет маловато. Надо послать заявку на трехкомнатную. Как минимум. А если есть еще лимиты, то на четырехкомнатную. Мы, вроде бы, по возрасту и перспективам роста подходим. Сейчас дойду до работы и заполню анкету. На ходу неудобно. А то вылезут еще какие опечатки да глюки... Глюки-глюки-глюки... Глю-ки. Да, нужно еще запись вчерашнего совещания просмотреть. Вроде бы разговор прошел по делу, и где-нибудь через сезон хотя бы флору достойную на Марс мы отправим. Анаэробов сначала, потом водоросли, потом подберем мхи или даже грибы, а там, глядишь, и до фауны доберемся... Мы там много чего интересного наговорили, надо бы оформить это в тезисы, или даже наброски программы. Нужен текст, и крайне желательно - без опечаток. "Голос", он, конечно, штука мощная и не совсем дурная, но опечатки у него так и сыплются. Да и понятно, обучай - не обучай, контекст - не контекст, а спецтерминологию, да в произношении, например, Михалыча, или Вольдемарыча, да на фоне общих жизнерадостных воплей - поди, распознай без ошибок. Н-да. Стыдно вспомнить, что он, сволочь эдакая, нараспознавал, когда записывал разговор об анцеструлярных зооидах. Особенно про спиральный характер расположения вокруг центральной анцеструлярной зоны... А ведь ЭТО и женщины читали... Кошмар.

   Браслет мелко завибрировал, а в ухе пробренчала на лютне мелодия Green Sleevs. Ага. Жена. Проснулась, что ли? Отвечаем.

   - Привеет, папааашка, - зевнуло у меня в ухе, - ты уже проснуулся?

   Хорошо, что на улице никого не было. Я мгновенно спал с лица и встал, как вкопанный. Потому, что сердце мое остановилось. В висках как будто что-то вскипело, мир содрогнулся, зашатался и зазвенел тонким хрустальным звоном. Я сделал два судорожных шага до ближайшей скамейки и схватился за ее спинку так, что побелели пальцы. Потом я попытался проглотить внезапно возникшее в горле что-то угловатое, неимоверно колючее, и прохрипел:

   - Как "папашка"?! Что, уже?! Ведь рано же еще!

   - Проснуулся, - удовлетворенно замурлыкало в ухе, - да не трясись ты так. Нет еще, это я таак, тренирууюсь...

   - Ничего себе тренировочки! - проскрежетал я, медленно и плавно опустившись на скамейку. - От таких тренировочек и инфаркт схватить недолго!

   - Нууу, подуумаешь, инфааркт... От инфаркта нынче никто не умираает...

   - Я умру. Я, между прочим, стою, то есть, уже сижу на совершенно пустой улице, и вокруг нет никого, кто кинется мне на помощь. Вот так.

   - Ну и чтооо? - Браслет пошлет сигнал, и они тууут же прилетяаат... А чего это ты на улице в такое время? Дома не ночевал?

   - Ночевал, - буркнул я. - А то ты мне вечером не звонила. Я на работу уже иду.

   - Маало ли, что звонила... Может, ты потом собраался, и налеево...

   - Бред какой. Придумай еще что поинтереснее.

   - И придуумаю... Я женщина береееменная, имею прааво на истерику...

   - Имеешь, имеешь. Только не накручивайся. И прекрати уже зевать, а то я сам сейчас начну.

   - Я не могуу, я еще сплюууу... Я тут вчера ноочью посчитала эпюууры... И порисоваала чуть-чууть... Там, на твоем Маарсе, такие веещи можно деелать... Яаа хочу там строоить...

   Да-да. Вот так оно и есть. Именно так, и никак иначе. Чем может заниматься женщина на последнем месяце беременности в роддоме? - Конечно, считать эпюры и рисовать архитектурные проекты. Ночью. В постели. Там врачи какие-нибудь есть, или как? А камеры наблюдения в палате что, все сдохли?

   - Это не мой Марс, - практически прорычал я. - Он общий. И твой тоже. Хочешь - строй, я не против. Только роди уже сначала, а потом посмотрим. Ты вообще там зачем лежишь? Эпюры считать? Ну-ка, включи-ка камеру, я погляжу в твои бесстыжие глаза!

   - Я не могуу каамеру... Я еще не умыытая... И не одеетая... И не проснуутая... И не кричиии... На бедную беременную жеенщину... Вот рожууу - будешь знаать... Она тебе за все мои страдаания отомстит... Лучше иимя уже придуумай, наконец... Лаадно, я еще посплюуу... Проснуусь - поозвонюуу...

   В ухе блямкнуло, и Кира отключилась. Не умытая она. И не одетая. Надо же, какая неожиданность и какое небывалое зрелище. После трех-то лет супружеской жизни. Ну-ну. Физиономию свою бесстыжую показать не хочет. Ее зачем в роддом за месяц до срока положили? Так просто? Все врачи - страшные перестраховщики, но не дураки же, знают, чего делают. Так нет, она и там молчать не будет. Она опять взялась за свое. Вот только роди - собственными руками излуплю. Плеткой. Ну, хотя бы ремнем. А имя? Ну что - имя? Мало ли на свете красивых имен? Разве имя должно что-то значить?

   Я откинулся на деревянную спинку лавочки и рассеянно осмотрелся. Был месяц май. Месяц, когда убийственно пахнущая свежая зелень вылезала из самых неожиданных мест, а после ночного дождя пыль еще только задумывалась о возможности стать пылью, месяц, когда мелкая птичья сволочь безудержно орала по кустам с самого восхода и не давала спать, хотя до работы еще можно бы часик-другой вздремнуть, месяц, когда небо было пугающе бездонно и где-то там, в его глубине, пронзительная синева переливалась в неокончательно еще ушедшую ночь. В общем, это был тот самый единственный месяц в году, когда на Город можно взглянуть без содрогания. Я посмотрел на небо и глубоко втянул через ноздри свежий, влажный и какой-то даже сладкий воздух. Я прикрыл глаза и чуть ли не застонал от наслаждения. Господи, до чего же хорошо-то! Вот еще месяц, начнется жара, пыль и прочие радости городского лета, а сейчас просто ХОРОШО.

   Мы назовем ее Алисой - решил я. А что? По-моему, совсем даже неплохо звучит: Алиса Селезнева.

                                                  22