Ольбрихт молчал. Он был поражен этим известием и последним высказыванием Кляйста и прожевывал их в голове. Он знал о хороших взаимоотношениях дяди Гельмута с генералом Харпе. Они доверяли друг другу. Только этим можно было оправдать согласование операции 'Glaube'. Как они сложатся с Йорданом это вопрос вопросов. Будет жалко, если генерал Вейдлинг попадет в опалу к ОКВ. Хотя какое ему дело до этого? Но все, же… Что задумал Кляйст? Людей своих к нам хочет пристроить. Про агентов, каких-то говорил? Хочет навязать свою игру…. Не выйдет подполковник….Ну, и липкий, неприятный тип.
— Однако дождь кончается, — Кляйст прервал затянувшуюся паузу. Ольбрихт так углубился в свои раздумья, что даже не заметил, как начальник армейской разведки, подошел к окну, закурил сигарету и, открыв настежь форточку, стал наслаждаться свежим воздухом. Озоновая водяная пыль затягивалась в помещение и ласкала лицо долговязому разведчику. От удовольствия Кляйст стоял с прикрытыми глазами.
Ольбрихт вздрогнул и посмотрел на Кляйста.
— Вы любите дождь господин оберст-лёйтнант?
— Обожаю. Но я люблю летний дождь гауптманн. Лето, моя любимая пора. Помните наше победное лето 41 года, а господин Ольбрихт?
После этих слов Кляйст неохотно отвернул лицо от освежающей прохлады и внимательно посмотрел на капитана. Тот не отвечая, подошел к окну. Дождь пузырился и действительно затихал.
— Что вы молчите Ольбрихт? Лето 41 года, начало войны с русскими. Это же был наш триумф!
Франц глядел в одну точку. Его взгляд был далеким и отрешенным. Затем у него дернулось веко и по щеке изуродованной шрамом, вдруг скатилась, непрошеная слеза. 'Что-то я расчувствовался'- подумалось в эту минуту Францу. — 'Неужели известие о смене командующего меня так вывело из строя? Или дьявольский гипнотический взгляд Кляйста так разрушающе действует на мою психику? Нет, что-то другое. Другое? Ну, конечно другое….Лето 41 года…. — Из глубинных сгустков памяти Франца всплывали одна за другой картины заходящего июльского солнца, высокой сочной некошеной травы, луговых цветов, много луговых цветов. Маленькая речушка. И…. Глаза! Необыкновенной глубины глаза! Большой огненный шар тонул в этих глазах, ослепляя его последним меркнущим лучом. И потом, потом….
Потянуло прохладой. Он поежился. — Хватит ныть капитан. Возьми себя в руки. Нечего этому армейскому хлысту показывать свою слабость, — вдруг вмешался в его раздумья внутренний голос. Франц встряхнул головой, она у него почему-то болела. — 'Интересно, лис Абвера знает обо мне что-то или только догадывается? И почему он вдруг спросил о 41 годе?' — Смелее Франц, я с тобой, — вновь зазвучало в правом полушарии. — Ты себя еще не раскрыл. Твоя осведомленность об этой войне нам на руку. Скоро этому хлысту гнить в гестаповских застенках после покушения на фюрера. Но об этом позже, после операции. Иди в наступление.
Тем временем Кляст с любопытством наблюдал за командиром танкового разведывательного батальона.
— С вами что-то случилось? — неожиданно задал тот ему новый вопрос, прищурив глаза и, колечками выпустил дым.
Франц молчал, все еще сосредоточившись на одну точке в окне.
— Я слышал о вашем бесстрашии, — не отставал от него Кляйст. — И рыцарский крест знаю, вы получили за спасение командира дивизии под Курском. Так отчаянно поступают люди, пережившие личную драму. Я прав господин Ольбрихт?
Ольбрихт наконец оторвался от окна и, бросив на подполковника обжигающий взгляд, бесцеремонно прервал старшего офицера:
— Давайте говорить о деле господин оберст- лёйтнант! — и всем корпусом придвинулся к нему, давая понять, что он не желает развивать тему касающейся его личной жизни.
— О деле, так о деле. Зачем вам эта операция гауптманн? Она изначально провальная. Вы ищите смерти Ольбрихт? Или вам не хватает к рыцарскому кресту дубовых листьев? Вы что такой фанат наци или так тщеславны?
— Я сказал о деле господин оберст-лёйтнант!!!
— Хорошо, хорошо, — Кляйст недовольно затушил сигарету о пепельницу, стоящую на подоконнике. Видно было, что она здесь неплохо прижилась, собрав из окурков, целую пирамиду Хеопса. — Кстати вы мне не рассказали, кто обеспечивает вам коридор? Как идет подготовка первого этапа операции?
— Не забивайте себе голову господин оберст- лёйтнант. Это уже не ваша забота. — Ольбрихт справился с нахлынувшими чувствами и психической обработкой Кляйста и был по-прежнему собран и деловит.
— Не дерзите господин гауптманн! Ваш бравый, мужественный вид не дает вам этого права.
— Извините. — Франц понимал, что он перегибал палку приличия в разговоре со старшим офицером и не всегда держал дистанцию подобающую табелю о рангах, просто он чувствовал к подполковнику внутреннюю неприязнь и хотел поскорее закончить разговор. — Скажу одно, — после извинения пояснил он Кляйсту, — подготовлено две штурмовые группы по 100 человек из добровольцев моего батальона. Одна для прорыва, другая для возврата группы. Это опытные, проверенные гренадеры. При поддержке двух штурмовых орудий 'Stug-3' они прорвут на узком участке русских оборону и обеспечат мне проход в тыл. Разминирование полосы, формирование групп прикрытия и обеспечения, санитарную помощь, минометно-артиллерийскую поддержку осуществит по замыслу 18 пехотный и 6 артиллерийский полки 6 Вестфальской пехотной дивизии генерал-майора Гюнтера Кламта. Вся предстоящая неделя- это изучение передовой линии и занятия на местности для взаимодействия групп. Этим будет заниматься мой заместитель гауптманн Вольф совместно с командиром сухопутного батальона расположенного в точке выхода.
Я с панцершютце займусь тактической и огневой подготовкой на полигоне, изучением карт и рекогносцировкой местности, а также составлением маршрута движения разведгруппы в тылу.
— Довольно Ольбрихт. — подполковник строго смотрел в глаза Францу. — Вы меня убедили в серьезности подготовки к операции. Не лишне только напомнить о скрытности всех проводимых мероприятий. Не забывайте господин гауптманн требовать это от подчиненных. У русских неплохо поставлена разведывательно-диверсионная работа. Снять из-под носа какого-нибудь зазевавшегося ротозея из Швабии, получается у них гораздо проще и лучше, чем у наших доблестных разведчиков, которые порой всем батальоном гоняются за окающим колхозником.
Франц заскрипел зубами. Но он стерпел это оскорбление. Он хотел быстрее покинуть кабинет бывшего 'абверовца'. И только выдохнул:
— С нами будет бог, господин оберст-лёйтнант!
— Вы свободны…Ариец.
3 мая 1944 года. Расположение 20 танковой резервной дивизии Вермахта под Бобруйском. Беларусь. Восточный фронт.
На следующий день после обеда у поселка Холм, что в десяти километрах южнее от Бобруйска, где дислоцировалась 20 танковая резервная дивизия, состоялся смотр техники и танкистов, прибывших из Русской освободительной народной армии. Невдалеке от них расположились и немецкие экипажи, но в смотре они не участвовали.
— Фельдфебель О-па-на-сен-ко.
— Я господин гауптманн.
— Гефрайтер И-ваш-ке-вич.
— Я.
— Панцершютце Се-ме-ноф.
— Я
— Панцершютце Жук.
— Я
Ольбрихт молча, осмотрел первый танковый экипаж Т-34, по списку, представленному адъютантом и, не делая ни каких замечаний русским танкистам, прошелся далее по плацу. Перед ним в положении смирно стояли еще два экипажа, как и первый одетых в модифицированную униформу 'общих СС'. Он скользнул по загорелым скуластым молодым лицам, подобострастно смотревшим на него, и мельком остановился на последнем низкорослом танкисте. Его лицо ему показалось знакомым. Танкист еще больше вытянулся перед ним и улыбнулся.
— Ваше имя? — твердо произнес Ольбрихт.
— Ефрейтор Криволапов господин гауптманн! — бодро гаркнул танкист и расплылся в улыбке во весь рот.
— Где я вас видел раньше Кри-во-лапоф? Мне ваше лицо очень знакомо.
— Ну как же? Вы мой спаситель господин капитан. Поздравляю со 'званьицем'. Поселок Поляниновичи, июль 41 года. Вы меня еще в сельсовете допрашивали. Я вас сразу узнал, когда увидел.
— Это вы тот Криво-лапоф? — воскликнул удивленный Ольбрихт.
— Ну да, я господин гауптманн, — танкист стал переминаться с ноги на ногу. Он был рад, что его узнали.
— Хорошо Криво-лапоф, — Ольбрихт похлопал того по плечу. — Я доволен, что вы живы, и что оказались здесь. Вы мне будете нужны и еще расскажите о себе, но позже, а сейчас занятия.
— Слушаюсь, господин гауптманн! — бодро ответил низкорослый танкист и радостно проводил взглядом своего спасителя.
— Ты что Степа, немца этого знаешь? — толкнув того в бок, удивленно спросил рябой сухощавый танкист.
— Еще как знаю! Он спас меня от расстрела, когда я попал в плен, — с жаром ответил Криволапов. — Я ему до гроба жизнью обязан. Если бы не этот капитан, валялись бы мои косточки где-то под Поляниновичами. Есть такой поселок. Потом расскажу. Ладно, тише рябой, давай послушаем офицера.
