На деньги, вырученные от продажи рабов, я в первую очередь купил три арбы с парами волов, по одной на каждую декурию, для перевозки мигом накопившегося барахла. Женщинам требуется куча предметов, без которых мужчины обходятся запросто. Оставшиеся деньги разделил. На мою долю вышло почти шестьсот денариев. На эти деньги купил новую палатку, потому что привык жить отдельно, и разного шмотья Синне. Отдал ей и пару трофейных серебряных сережек и два ручных браслета. Украшения были сняты с мужчин, но сейчас нет четкого их разделения по полам. Наложница командира должна быть самой нарядной.
Однажды я прогулялся пешком в каструм, чтобы узнать последние новости. Вернулся часа через два. Подходя к своей палатке, услышал, что Синни плакала. Подумал, что обидел кто-нибудь. Зашел в палатку, а девушка лежала на нашем ложе — постеленном на земле тюфяке, прижав к груди мой шлем. Увидев меня, отложила шлем и повернулась на другой бок, спиной ко мне. Я сразу догадался, в чем дело. Слишком уж сильно она ненавидела меня в первые дни.
— Это шлем твоего отца? — спросил я.
Синни в ответ заплакала навзрыд.
Не стал ни утешать, ни объяснять, что это не я убил ее отца. Все равно не поверит. Да и отношения так будут эмоциональнее. Для баб ведь главное — страдания. Если их нет, обязательно придумает. В данном случае придумывать ничего не надо. Позанималась любовью с убийцей отца, потом поревела. Два удовольствия, благодаря одному человеку. Мне тоже забавно быть кельтским вариантом мифа об Эдипе.
Кстати, Гай Юлий Цезарь тоже занялся мифотворчеством после победы на гельветами. У побежденных вдруг нашелся список с перечнем племен, собравшихся переселиться, и точным количеством людей в каждом. Получалось, что разгромили мы почти четыреста тысяч. Откуда у гельветов и кельтов взялись люди, способные пересчитать такое количество людей, и зачем им, в большинстве своем не умеющим считать, надо было это делать? Заранее знали, что проиграют, и приготовили римлянам для отчетности? И куда делись остальные, если в двух сражениях погибло от силы тысяч семьдесят и покорилось римлянам всего тысяч сто? Подозреваю, что список был составлен кем-нибудь из холуев командующего армией и под его диктовку. Если врагов в два раза больше, то и победа в два раза значительнее. Покорившихся гельветов, раураков, тулингов и латовиков Гай Юлий Цезарь объявил данниками римлян и вернул на исконные земли, приказав соседнему кельтскому племени аллоброев снабжать их хлебом до нового урожая. Бойям по просьбе эдуев было разрешено поселиться на землях последних. Так они пополнили свою армию хорошими бойцами. Римляне тоже с удовольствием нанимали бойев в конницу.
Воинская слава пришлась по вкусу Гаю Юлию Цезарю, который, как мне сказали, мечтает о лаврах своего дяди Гая Мария, побывавшего во время моего отсутствия сенатором в седьмой раз, чем поставил рекорд, до сих пор не обновленный. Сейчас проконсул вел переговоры с Ариовистом, вождем германского племени свевов, осевшего на левом берегу Ренуса по приглашению кельтского племени секванов, которым нужен был союзник в войне с эдуями. И те, и другие собирались расширить свои владения за счет побежденных. Эдуев они победили, только вот германцы во все времена, если пришли на хорошие земли, то их потом не выгонишь, по-хорошему возвращаться на свои болота не станут. Свевы обложили данью и побежденных эдуев, и покорившиеся без боя малые племена, жившие рядом, и пригласивших их секванов. В прошлом году по инициативе Гая Юлия Цезаря они стали союзниками римлян. Ходили слухи, что по условиям договора Ариовист должен был помогать проконсулу и наоборот. Видимо, собирались совместными усилиями покорить кельтов, но поход гельветов смешал карты. По каким-то причинам свевы не захотели сражаться со своими вечными врагами гельветами. Наверное, как и Думнорикс, Ариовист собирались добить обессиленного победителя. Теперь пришло время заплатить за несоблюдение договора. Гай Юлий Цезарь созвал вождей кельтских племен и те — о неожиданное чудо! — попросили избавить их от агрессивного соседа, вытеснить свевов на противоположный берег Ренуса. Кельты по его совету перестали платить дань. Свевы в ответ разграбили несколько поселений. Проконсул через послов потребовал прекратить нападения и убраться на правый берег Ренуса. Ариовист через послов послал его. Гай Юлий Цезарь потребовал прибыть к нему на переговоры. Вождь германцев сообщил в ответ, что он не римский холуй, чтобы прибегать по первому зову; если нужен проконсулу, пусть тот и приезжает в гости. К тому же, от кельтов, живущих возле Ренуса, пришли вести, что на левый берег большими отрядами переправляются германцы. Переговоры еще продолжались, но наша армия уже готовилась к походу на свевов. Впрочем, как догадываюсь, если бы Ариовисты не было, его бы придумали. Гаю Юлию Цезарю нужны были новые враги и новые победы.
18
Столица секванов Весонтион — это будущий Безансон. Его трудно не узнать, потому что расположен в том месте, где река Дубис, левый приток Арара, делает такую загогулину, что на небольшом отрезке течет в обратную сторону. Узкий перешеек перегораживает высокая гора, так что город труднодоступен со всех сторон. Таких мест во всем мире раз-два и обчелся. С внешней стороны горы секваны вырыли ров шириной метров семь и насыпали вал высотой метров пять, подпертый изнутри кладкой из бревен. В общем, обороняться в таком городе — милое дело. Можно было бы продержаться долгое время, даже имея малые силы, а мы захватили Весонтион сходу. Как бы захватили, потому что никто не сопротивлялся, но и ворота нам пришлось открыть самим. Заходить в город и грабить жителей Гай Юлий Цезарь запретил, что косвенно подтверждало существование тайной договоренности между ним и вождями секванов, сыновья которых находились в заложниках у Ариовисты.
Моя турма расположилась на противоположном берегу реки. Здесь было удобнее охотиться. Пока что убивали только животных. Нападать на свевов запрещено. Не знаю, почему, но Гай Юлий Цезарь не хотел начинать военные действия. Может быть, не уверен в победе, может быть, не хочет терять такого нужного союзника. Наверняка у него уже есть мысли перейти Рубикон. Тем более, что рослые и крепкие германцы внушали страх и кельтам, и римлянам, несмотря на победу Гая Мария над тевтонами и кимврами. Несколько трибунов срочно запросились в отпуск. У них, мол, неотложные дела в Риме.
Гай Юлий Цезарь вовремя уловил настроение армии и собрал на совещание всех командиров, начиная от центуриона. Говорил он долго. Знаю его речь с чужих слов, поэтому выберу главное: если армия боится, то проконсул пойдет на свевов в четвертую стражу (в три часа ночи) с одним только десятым легионом, воины которого у него в любимчиках за храбрость и стойкость, обещая сделать их своей преторианской гвардией. Это при том, что набран легион из трансальпийских кельтов и носит кельтское название Алауда (Хохлатый жаворонок) из-за хвостиков на верхушках шлемов. Хотел бы я посмотреть, что в итоге получилось бы! К сожалению, римская армия лишила меня такого удовольствия, вдруг осмелев, решив все-таки отправиться на врага. Или сделала это из зависти, только ради того, чтобы десятый легион не стал преторианцами. В три часа ночи мы поперлись по обходной дороге к тому месту, где по данным секванов был лагерь германцев. И на том спасибо, иначе бы пришлось лезть через горы!
В дороге провели ровно неделю. Двигались обычным маршем, то есть, за каждым легионом ехал его обоз, а не боевым, когда впереди идут две трети армии, за ней обоз, а потом последняя треть. В сутки преодолевали примерно двадцать пять километров. Есть еще ускоренный режим — тридцать-тридцать пять — и очень быстрый — до сорока пяти километров в сутки. Все это время моя турма двигалась впереди своего легиона. За нами скакали еще четыре турмы, набранные в Бибракте. Поскольку был первым декурионом первой турмы, а отдельный командир конницы легиона назначен не был, таковым являлся я. За конницей шла легкая пехота (аларии), а за ними топали легионеры, построенные поцентурионно. Местность была глухая, с густыми лесами, в которых так много буреломов, что сам черт ноги сломает. Понимаю, почему германцы осели именно здесь: похоже на их родные места, только болот нет. Остановились, как мне сказали, в двадцати четырех милях от вражеского лагеря. Кто так точно измерил расстояние — понятия не имею. Хотя, наверное, кто-то сходил к ним в гости и подсчитал количество шагов, а потом разделил на две тысячи — столько шагов (тысяча двойных) в древнеримской миле (миллиатрии). Значит, нас отделяли от врага тридцать шесть километров — ускоренный дневной переход.
