уважительно подумал, что врут всё, про чванливость аристократов. У человека свой замок во Франции, а он скромничает. Но реальность впечатляла. Только неисправимый хвастун назовет каменный сарай так романтично.
На звук подъехавшего авто из дома выскочила женщина. Как выяснилось, что-то типа экономки. Весьма приятная с виду черноглазая брюнетка, радостно зардевшаяся при виде Мейделя. Ничего удивительного. Сухощавый, высокий, широкоплечий, сероглазый блондин. Я бы его назвал просто «смерть бабам». Если бы не прибалтийская меланхоличность во взгляде. Из-за нее мне больше приходил в голову термин «белокурая бестия», и всё такое, про истинных арийцев.
В огромной коробке, сложенной из грандиозных валунов, было всего пять более — менее пригодных для существования помещений, и кухня с дровяной печью. Застекленные окна были только в столовой, в спальне барона, и в помещении, с трудом претендующем на звание кабинета. Отопление осуществляется каминами в каждой комнате, и огромным очагом в столовой. Нас не ждали, поэтому дом был не протоплен. Барон пытался уступить мне свою спальню или кабинет. Но я занял гостевую каменную келью, завесил окно своим пальто, и прекрасно выспался.
Наутро все показалось еще ужаснее. Из признаков цивилизации имелось электричество. И то лампочки были только в гостиной и на кухне, остальные помещения романтично освещались свечами. Рядом со входом — чулан, в котором стояла красивая ночная ваза под стулом с дыркой, и был приделан рукомойник с ведром.
Однако завтрак был подан на неплохой посуде и с неплохими приборами. И омлет был по французски прекрасен, а кофе хорош. Терзало ощущение, что не все так просто.
— Барон, я потрясен вашей латифундией.
— Спасибо, Кольцов. Я тоже считаю, что имение вполне симпатичное. Небольшие вложения, и здесь можно будет достойно встретить старость.
Я с подозрением уставился в его невозмутимую физиономию. Ознакомившись поближе с местом обитания Мейделя, мной овладели нешуточные сомнения. Замок, кроме весьма соблазнительной экономки Сибил Дюбойс, был оборудован пожилым, но крепким садовником Люком, и сыном экономки Эженом. Но чутье подсказывало мне, что это верхушка айсберга. Потому что по двору слонялись курицы, а разбудил меня, вместо петушиного крика, ослиный рев. А в кабинете, кроме стола и стойки с нескольким охотничьими ружьями, одна стена была полностью занята книгами. Монтень, Руссо, Тургенев и Достоевский на русском, Ремарк, Гете и Гейне на немецком. Гюго и Флобер на французском. И еще куча книжек разной степени серьезности. И все это читали.
Меня подвел запах из остатков крепостного рва. Экономка туда опорожняла ночную вазу, и выкидывала мусор. Проснувшись, я вышел на улицу, и сразу зашел обратно. Дышать этим с утра не хотелось. И прежде чем приступить к завтраку, я сообщил Мейделю, что намерен подарить ему нужник. По всем правилам, с выгребной ямой и скворечником. Он пожал плечами, и сообщил, что принимает столь щедрый подарок. В Жуаньи легко нанять рабочих, они все сделают быстро.
А когда мы, немного спустя, приехали в деревню, я понял что совершенно не разбираюсь в людях. Это все вонь изо рва. Как потом выяснилось, ветер в эту сторону дует не чаще раза в пару лет. И я угодил именно в такой момент. И поэтому решил, что Мейделю впарили неликвид, с которым он мается как с чемоданом без ручки. И даже был готов настучать кому-нибудь по репе, за пренебрежительное отношение к моему товарищу.
Но в Жуаньи к барону относились с не просто уважительно, а с почтением. Прямо на въезде нас остановил ажан, и бросился обниматься с бароном. Мы тут же зашли в близлежащее кафе и выпили пастиса [8] за встречу. Полицейский, не замолкая ни на секунду, вываливал на Мейделя малопонятные мне новости. Так дальше и шло. Каждые сто метров мы останавливали авто, и общались с разными людьми. Я был представлен двум ажанам, трем виноделам, мэру, нескольким хозяевам лавок. В конце концов мне это надоело, и я оставив барона одного, поехал на рынок.
Экономка, что поехала с нами за продуктами, рассказала, что Яков в прошлом году благородно не стал разорять несколько арендаторов, согласившись подождать с оплатой. И сейчас, он с мэром, заняты присвоением местным винам статуса. За деньгами на это барон и ездил в Париж.
В общем, я понял, что заблуждался насчет него. Что он мне и подтвердил во время ужина. Рассказал, что в подвалах под нами у него бочки с вином. Поскольку во Франции кризис, он договорился продавать его в США, где как раз кончился сухой закон. Местные виноделы согласны торговать через него. Вот только нужно подтвердить у местных вин бургундский статус.
Короче этот парень оказался справным помещиком, вполне толково управляющим доставшимся ему имуществом.
А сегодня с утра на повозке приехали нанятые Сибил работяги. Ознакомившись с моими пожеланиями, трое начали копать у обломка крепостной стены поодаль яму. А один уехал за досками и материалами для скворечника. Я вытащил кресла на солнышко и уселся наблюдать. Делать было совершенно нечего. Пришел Яков с Шабли. Разлил по бокалам. Пригубили.
— Барон! Вы не находите, что лопата номер три неплохо идет? Ставлю на то, что он будет первым.
— К чему эти беговые аллюзии?
— Ну как же, Яков Карлович! Я видел вашу коллекцию тараканов. Без сомнения она лучшая во Франции! Нужно будет устроить тараканьи бега, все призы будут наши.
— У меня нет тараканов. Я за этим слежу. Ты язвишь, Кольцов. Зачем?
— Я разочарован. Я думал, что у тебя тут своя деревня. И ты, как опытный феодал, бесчинствуешь и самодурствуешь. Надеялся, что от твоего права первой ночи и мне перепадет. Собирался помогать угонять скот, и изымать продукты за долги. Пороть крестьян, в конце концов! А на деле? Никто, никто, даже на склонился в поясном поклоне!
— Сходи на охоту. Может, подстрелишь нам ужин.
— Яш, а я очень смешно выгляжу с этим нужником?
— Ты не поверишь, но я и сам собирался как-нибудь его построить. Просто руки не доходили.
— До чего же ты не гостеприимен! Нет бы сказать, что если бы не я, то ты бы никогда не додумался…
— Патроны к ружьям в шкафу. И осторожней в лесу. У нас тут кабаны бегают.
— Я съезжу, заправлю машину. Кто же ходит
