любит тебя, мой король, — усмехнулся в усы Пипин. — Ты же помнишь молодого Радульфа?
— Сына камерария Радона? — поднял бровь Дагоберт. — Он-то тут при чем?
— Хочет герцогом стать, — усмехнулся Пипин. — Так хочет, что готов подарок тебе сделать… э-э-э…, — Пипин мысленно вычел свою долю. — В три тысячи солидов! [8] Вот и отдай ему Тюрингию. Он наймет за свои деньги войско и очистит ее от вендов.
— Радон богат, — задумался Дагоберт. — Но три тысячи… Неужели он богат настолько, чтобы отдать тысячу коров за должность для сына? Что Радульф возьмет в этой нищей земле?
— Радульф тщеславен, государь, — усмехнулся Пипин. — Пусть попробует. Если у него получится, все будут прославлять твою мудрость. А если не получится, ты его выгонишь и оставишь деньги себе. Ты ничего не теряешь в любом случае, а казна королевства пуста.
— В самом худшем случае он выиграет мне год, — пробормотал Дагоберт. — Да будет так! Мы объявим об этом сегодня вечером на пиру. Воистину, Пипин, ты самый верный из моих слуг!
* * *
В то же самое время. Братислава. Словения.
Бегун из урожденного степняка примерно такой же, как клибанарий [9] из ромейского епископа. Воин Айсын, который бежал кросс в десять миль подвернул ногу, и это было совсем скверно, потому что до финиша оставалась еще четверть дистанции. Зачет шел по последнему добежавшему, как и всегда, и перед третьим взводом четвертой роты замаячила неиллюзорная возможность всю следующую неделю провести в нарядах на кухне.
— Вот ты кривоногий, все-таки, — расстроено сплюнул Вячко, сирота из ляхов, который бегал на зависть иному тарпану. Это звучало тем более обидно, потому что было истинной правдой. Айсын отличался особенной, степной красотой, и она была близка не всем. Скошенный череп — признак воина из знатного рода, а потому в любом степном кочевье парень притягивал к себе взгляды девчонок на выданье.
— Я тебе это припомню, когда на конях скакать будем, — виновато понурился Айсын, морщась от боли в поврежденной ноге. Бежать он не мог, тем более, что кросс был по пересеченной местности. Айсын провалился в сусличью нору и хорошо, хоть ногу не сломал.
— Руби жерди! Снимай ремни! — скомандовал Святослав, вынимая из ножен сакс. — Носилки сделаем и понесем. Будем по очереди меняться.
— А, демоны! — разозлились мальчишки, и пошли рубить лесины.
Вскоре из ремней и палок было сделано ложе, которое могли нести восемь человек. Айсын взгромоздился на них, зажмурив глаза от невыносимого стыда, и вцепился в жерди, которые друзья рывком вздели на худые мальчишеские плечи. Кросс продолжился, но теперь уже куда медленнее, чем раньше.
— Полмили, и меняемся, — выдохнул Святослав. Хоть и несли раненого товарища ввосьмером, но бежать было тяжело, тем более, к концу дистанции.
— Сам его тащи, — буркнул Блазень, жилистый парнишка себе на уме. Он не водился ни с кем, будучи сыном какого-то жупана, чего особенно и не скрывал. Его не любили за это, даже колотили пару раз. — Урод косоглазый, по земле ходить не умеет.
— Ну, сука, ты меня достал! — Лаврик передал свою ношу кому-то из ребят и хлестким ударом сбил Блазеня с ног. Паренек, выросший в солнечной Греции, был и горяч совсем не по-местному.
— Зарежу, людин! — вспыхнул Блазень и выхватил нож.
Это было серьезное оскорбление. Людин — свободный общинник, и по статусу был куда ниже, чем воин. Еще ниже стояли смерды, свободные княжьи крестьяне, приведенные из дальних мест и посаженные на государеву землю. Но за это слово могли и вовсе в больничку отправить, и такого, будучи в здравом уме, в Сотне никто не произносил. Лаврик пошел на Блазеня, понемногу наливаясь кровью. Ему было плевать на нож.
— Ты что! — загалдели пацаны, растащив драчунов в стороны. — А ну, спрячь быстро! Прознают, что оружие на своего поднял, погонят из Сотни! Потом разберетесь, парни! Нам сейчас бежать надо. А то вся репа на кухне наша будет.
— А он бы тебя потащил, — укоризненно посмотрел на Блазеня Святослав. — Гад ты, все-таки! Гнилой, как трухлявый пень!
— Побежали! — Вячко потянул княжича за рукав. — Отстаем сильно!
Они все-таки пришли последними, и вскоре стояли в строю, хмуро глядя себе под ноги. Ротный и взводные внимательно осмотрели стопу Айсына, еще более внимательно осмотрели носилки, на которых его принесли, а потом случилось невероятное.
— Третий взвод от наказания освобожден. Дежурства на кухне по обычному графику. Вольно, разойтись! Свободное время, бойцы!
Счастливые мальчишки, весело галдя, потянулись в казарму, а Святослав застыл, повинуясь едва заметному жесту командира.
— Воин Дражко, к боярину Хотиславу! Бегом!
— Слушаюсь! — княжич стукнул кулаком в грудь и побежал к приземистому каменному дому, где боярин и обитал.
Огромное хозяйство Сотни раскинулось в восточном предместье Братиславы. Это был целый комплекс зданий за высоким деревянным тыном. Казармы, дома наставников, конюшни, госпиталь, кузни, оружейные мастерские и, конечно же, дом боярина Хотислава, который стоял одновременно и внутри и снаружи. Он был единственным из всех здесь, что имел сообщение с внешним миром. Попасть наружу можно было либо через покои главы школы, либо через ворота, которые охранялись выпускной ротой. Святослав был тут лишь однажды, когда боярин вызвал его и дал по первое число за побег на речку. Это был единственный раз, когда его назвали тут Святославом. И это был единственный день в жизни, который молодой княжич мечтал позабыть навсегда. Зачем его позвали сейчас? Он терялся в догадках. Никакой вины он за собой не знал.
Святослав готовился к худшему, как и любой солдат, которого вызывает к себе генерал, но высокое начальство он так и не увидел. Напротив, в покоях боярина его ждала незнакомая, богато одетая женщина лет двадцати с небольшим, стройная, миленькая, но вполне заурядной внешности. По местным меркам ее наряд можно было назвать аскетичным. На ней не было того множества украшений, которое обычно носили жены нобилей. Лишь небольшие серьги с кроваво-красными рубинами и золотой кулон на груди, где был выбит профиль его отца. Рядом с женщиной стояла искусно сделанная корзинка, где в вышитых пеленках посапывал пухлощекий младенец. Лишь ощутимая почти физически аура власти говорила, что это не просто богатая баба с каким-то мальцом. Княгиня Мария, вот это кто! Святослава словно молния пробила от макушки до
