Андрей сглотнул.
— Дышу пока. Я думал, ты меня совсем удушишь.
— Идите-идите, — почти вытолкала их Женя. — Мне переодеться надо.
— Как скажешь, Женя, — склонился в полупоклоне андрей. — Пошли, брат.
Эркин кивнул.
— Мы будем в гостиной, женя.
— Хорошо, идите-идите, — нетерпеливо отмахнулась Женя.
И когда они вышли, заперла за ними дверь.
В гостиной на диване сидела Алиса в новом ярко-голубом — под цвет глаз — платье. Увидев Эркин, она соскочила на пол.
— Эрик, посмотри, я красивая, да?
И закрутилась перед ним, демонстрируя пышную юбочку, белый кружевной воротник во все плечи, локоны с белыми бантами у висков, лаковые белые туфельки, а на рукавах манжеты с блестящими пуговками, а лок5оны мама завила, вот так, называется спиральками.
— Я красивая, Эрик?
— Красивая, — улыбнулся Эркин.
— Ты тоже красивый, правда-правда.
— Спасибо, — улыбаясь, но очень серьёзно поблагодарил Эркин.
— А мне показаться не хочешь? — ухмыльнулся Андрей.
— Ты дразниться станешь, — ответила Алиса и круто повернулась на месте, раздув юбочку. — Дедушка, я красивая?
— Лучше всех, — ответил, входя в гостиную, бурлаков.
Увидев его, Андрей так и замер с открытым ртом: вместо обычного галстука бабочка, тёмная, почти чёрная, блестящая с яркими тёмно-красными, рубиновыми — вдруг вспомнилось, словно само по себе всплыло в памяти нужное слово — отблесками. Эркин удивлённо переводил взгляд с него на Бурлакова и обратно. Замолчала и Алиса, тоже ничего не понимая.
Это что? — наконец смог выговорить Андрей. — Та самая?!
— Что ты, — грустно удивился Бурлаков. — Откуда? Это я сейчас купил, перед поездкой, — успокаивающе улыбнулся Алисе. — Чтобы быть при полном параде.
— Правильно, — согласилась Алиса, разряжая обстановку.
И уже бурлаков оглядел Алису, Андрея и Эркина, выразив полное удовлетворение их видом и даже восторг.
Что делать, теперь никто не знал, и они просто сели на диван и стали ждать Женю.
На скопинский рейс Тим особо не рассчитывал, ну, не больше, чем на любой другой. И, когда увидел бегущего к ним через площадь диспетчера, подмигнул Максиму.
— Кажись, таки-да, — пробормотал максим и уже распахнул свою дверцу, но…
— Чернов! — выдохнул диспетчер. — Давай…!
— Чего?! — возмутился максим. — Мой черёд!
— С той стороны, — диспетчер перевёл дыхание. — По-нашему ни бум-бум. И на Загорье им.
— Тогда понятно, — согласился Максим. — А что, Капитан, хороши караси?
— Акулы цельные, — отмахнулся диспетчер.
— Садись, — распахнул перед ним дверцу Тим. — Подброшу. Да, а акулы — это кто?
— Давай-давай, мне вон завал разгребать, — и Капитан пошёл к спорящим с городскими таксистами трём мужчинам в полушубках и лисьих ушанках, бросив через плечо: — Рыбы такие, человека пополам перекусывают.
Разворачиваясь и подъезжая к дверям аэропорта, Тим всё пытался вспомнить, как эти… эта… akula зовутся по-английски, вроде читал про них, но из дверей уже вышли двое, одетых явно не по-здешнему, а носильщик вывез на своей тележке две упакованные по-магазинному коробки. Ну, всё побоку, работаем.
Все аэропорты, как и вокзалы, одинаковы. В принципе, полёт проходил нормально, немного смешила и раздражала уверенность ковбоя, но тот и в самом деле уже проехался по этому маршруту, и не раз, так что всё понятно и оправданно.
В Скопине они привели себя в порядок — Фредди сказал, что потом времени на это уже не будет — и Джонатан вынужденно, но с невольным удовлетворением признал, что всё идёт по плану без отклонений от графика. Фредди кивнул, но не съязвил, а продолжал помалкивать, улыбаясь с насмешливым благодушием.
Кофе в буфете аэропорта напоминал нормальный только своим названием, да ещё — очень отдалённо — цветом.
— Как ты можешь это пить?
— Костровое под конец перегона ещё хуже, а ты можешь взять себе чай, — благодушно огрызнулся Фредди.
Джонатан подозрительно оглядел блестящее сооружение в углу стойки с экзотическим названием: samovar — Фредди его уже просветил — и покачал головой.
— Обойдусь.
— Как?! — удивился Фредди и перешёл на ковбойский говор: — Лорды, они ж без чаю никуды, кажный день с пяти часов наливаются.
Не меняя голоса и улыбки, Джонатан так же по-ковбойски ответил, куда Фредди может засунуть лордов с их пятичасовым чаепитием.
— А-а, — понимающе протянул Фредди. — Так ты не лорд, а подпасок. Тогда лопай, что дают, и не вякай.
Пришлось проглотить вместе с кофе: ковбой любит, чтоб последнее слово было за ним, так не будем ему противоречить в таком пустяке.
Последний перелёт был совсем коротким — по местным масштабам — и неутомительным. Облака поредели, открыв белую равнину.
— Здесь и впрямь зима, Фредди.
— Ну, нас же предупреждали.
Джонатан кивнул. Предупреждён — уже вооружён. Это он ещё от деда — светлая ему память — слышал, и потом не раз убеждался в правоте старой мудрости. Подготовились они согласно предупреждению и, значит, вооружены.
Посадка, выгрузка, объяснения с диспетчером по поводу такси — объяснялся Фредди, и, к изумлению Джонатана, его, похоже, понимали.
Холодный злой ветер ударил им в лицо, как только они вышли из дверей аэропорта на просторную и, не сказать, чтобы забитую людьми и машинами, площадь.
— Здесь всегда так?
— По-всякому, — ответил Фредди. — Ага, это к нам.
Перед ними развернулась и застыла, припечатавшись к заснеженному асфальту, ярко-жёлтая машина с полосой в чёрную шашечку вдоль борта. Щёлкнул замок багажника, и из машины вышел высокий… негр. В меховой русской шапке, но… куртка, ботинки, брюки… как у Чака, полная форма. Совсем интересно. Их ждали, или случайное совпадение? Ковбой явно не в курсе.
Что перед ним и в самом деле… зубастые рыбы, Тим понял сразу, даже нужное слово выскочило в памяти: sharks — и картинка соответствующая. И дело не в одежде, хоть она и дорогая, а… а в них самих, в их хозяйской, господской уверенности, особенно у того, что стоит впереди, а за ним… телохранитель? Белый телохранитель?! Это ж какие деньги надо иметь, чтоб так шиковать? Багажник уже открыт, и носильщик укладывает коробки. Тим вежливо улыбнулся.
— Добрый день, джентльмены, прошу вас, — и распахнул обе дверцы.
Если их и ждали… отказываться нет повода, вещи уже в багажнике, Фредди расплачивается с носильщиком, отступать поздно. Джонатан сел сзади, а Фредди впереди.
Тим захлопнул дверцы, быстро обежал машину и сел на своё место, положил руки на руль, ожидая приказа.
— Загорье, — сказал Фредди и после недолгой паузы, так как негр не двигался, продолжил: — Цветочная, тридцать один.
— Загорье, Цветочная, тридцать один, — рефлекторно повторил Тим, с трудом осознавая адрес. За ним? Старый Хозяин нашёл его и прислал… этих… зачем? Ну… ну… — А какая квартира, сэр?
— Это имеет значение? — см мягкой насмешкой спросил Джонатан.
Тим, стараясь сохранить спокойствие, судорожно придумывал правдоподобный ответ.
— Там несколько подъездов, сэр.
Фредди кивнул: ему ещё тогда парни говорили, что дом большой, за что и прозван «Кораблём» — и ответил:
— Семьдесят седьмая.
Тим незаметно перевёл дыхание: не к нему, уже легче — и повторил:
— Да, сэр, семьдесят седьмая, — и стронул машину.
Мягкий плавный ход машины поставил всё на место, что так оно и есть, и Джонатан рискнул начать игру.
— Гриновский?
Если откажется, значит — ловушка, они вляпались и надо соображать, во что, и как выбираться, а если подтвердит… Но ответили вопросом.
— Это имеет значение, сэр?
К удивлению Тима, сидевший рядом с ним телохранитель негромко рассмеялся, а задний улыбнулся и ответил совсем неожиданно.
— У нас работает один такой. Из последней десятки, — Джонатан сделал паузу, ожидая вопроса, но негр молчал, а в зеркальце он видел его напряжённо ожидающие глаза и потому сделал следующий шаг, назвав имя: — Чак.
Лицо негра оставалось спокойным, но Фредди чувствовал, что разговор берёт парня за живое, и подыграл мягким, почти добродушным:
— Помнишь его?
— И кем он работает, сэр? — напряжённо спросил Тим.
— Шофёр и автомеханик, — ответил Джонатан.
— Чак согласился на шофёра?! — вырвалось у Тима.
И опять пассажиры удивили его.
Джонатан с удовольствием рассмеялся: такое изумление было в голосе водителя, а Фредди, усмехнувшись, ответил:
— Ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.
Фраза показалась Тиму знакомой, но где он её слышал или даже читал… не вспомнишь вот так с ходу.
За разговором они выехали из города, и теперь их окружала заснеженная, чуть голубеющая в ранних сумерках равнина.
