— Хуже, чем мы все думали…
— Ладно, хватит, — оборвал Владимир. С ним молча согласились все: разговор готов был пойти по второму кругу.
Артем с огромным опозданием заметил на руке Георгия обручальное кольцо.
— Когда это ты успел? — удивился он.
— Три недели назад…
— А почему не позвал?
— А, не до того было. Я ведь думал, концы отдам. У нас как раз священник, отец Леонид, из отделения не вылезал… Много у него работы было… Ну, я велел сестричке позвонить Дженис. Дернул отца Леонида, он позвал чиновника из мэрии — девушка и оглянуться не успела, как он нас окрутил. — Князь покачал головой. — И как все просто оказалось… Ты был прав: ну их всех к черту, это моя жизнь. Пока пулю в брюхо не получил — не понимал…
— Давайте выпьем за наших женщин, — сказал Арт. — За их бесконечное терпение.
Едва допили, как появилась бесконечно терпеливая подпоручик Маковеева, которая, нимало не растрогавшись тем, что за нее пьют, не купившись на предложение добить за компанию последнюю бутылку и не испугавшись полковничьих погон, выгнала из палаты всех, кому не положено было в ней находиться.
* * *
Симферополь, 31 мая, 1650-1810
Кронин занял место напротив Артема, развязал папку с тисненым орлом, достал подколотые листы бумаги — стопка толщиной с нотную тетрадь.
— Эта бумага, — сказал Адамс. — Уже получила неофициальное название “Меморандум Верещагина”. Мы обдумывали ее дольше, чем вы писали. И в общем, я такой, чтобы это принять. Чем вы руководствовались при написании?
— Сэр, все эти соображения изложены здесь. Нам необходимо пополнение, резервисты уже не решают проблемы численности войск, мобилизация подорвет экономику, которая и так подорвана, а вместе с тем лагеря военнопленных забиты людьми, имеющими подготовку…
— Это я читал, — отмахнулся Адамс. — И у меня осталось впечатление недоговоренности.
— Можно вопрос, сэр?
— Да…
— У вас или сначала у полковника Кронина?
Командующий и его начштаба обменялись улыбками.
— Он меня знает, — проговорил Кронин. — А я — его.
Верещагин поставил руки “домиком”.
— Я отвечу на ваш вопрос, сэр… По-моему, интеграция неизбежна.
Кронин откинулся в кресле назад и немного отъехал от стола.
— Вот, от кого я не ожидал этого услышать… — протянул он.
— Это ясно как день. Войну мы выиграть не можем… И если даже выиграем, Крым никогда не оправится от этой победы.
— Ровно месяц назад в этом самом кабинете вы говорили совсем другое.
— Я находился совсем в другом состоянии.
— Дальше, — Адамс прошелся вдоль стола, остановился перед картой Крыма. — Как эти воззрения вяжутся с вашим меморандумом?
— Нам придется с ними жить. Рано или поздно.
— Это что, социальный эксперимент? — фыркнул Кронин.
— Нет, сэр. Это попытка залатать дыры в дивизии за счет кое-как подготовленных людей.
— Именно что кое-как…
— Это очень серьезно, полковник Верещагин. — Адамс снова сел. — Вы предлагаете дать людям, которые еще вчера были нашими врагами, оружие.
— Так делали в двадцатом. У половины жителей Острова предки воевали сначала на той стороне, только потом по каким-то причинам перешли на эту.
— Иные переходили по нескольку раз, — пробормотал Кронин. — Не повторилась бы история.
— Советский Союз — не та страна, которая это позволит. Для нее все эти военнопленные — уже предатели. Августовский указ сорок первого года никто не отменял.
— Чтобы перейти на сторону противника, нужно обладать определенным складом ума и характера. Не боитесь, Арт, что в армию хлынет отребье?
— Я сомневаюсь насчет “хлынет”, сэр. Пока что я прошу позволения поставить этот эксперимент только в своей дивизии, и только в четырех подразделениях: четвертый горноегерский батальон, первый батальон морской пехоты, третий батальон бронемобильной бригады и второй батальон аэромобильного полка. Всего потребуется шестьсот человек, из них — пятьдесят офицеров. Согласитесь, что слово “хлынет” к такому количеству неприменимо. Что же до “отребья”… Я думаю, у нас будет возможность выбирать.
Полковник Кронин выставил ладонь вперед.
— Я против распределения красных по нашим частям. Я — в принципе — за, но это должны быть отдельные роты в составе батальонов и батальоны в составе бригад.
— Нет, сэр… — Артем даже привстал. — Если так, то лучше вообще ничего не делать. Сегрегация создаст кризис. Я знаю, чего вы хотите, господин полковник: чтобы в случае чего наших ребят легко можно было заставить в них стрелять. Если мы создадим отдельные подразделения, этот “случай чего” возникнет очень скоро.
— Вы забываетесь, полковник!
— Простите, сэр. Но я буду настаивать: или проект “Дон” принимается по моей схеме, или он не принимается вовсе. За такой вариант говорит опыт всех, кто пытался пополнить свои армии за счет пленных; от римлян до Гитлера.
Адамс поднял руки, прекращая дискуссию, потом прижал ладони к столу.
— Честно говоря, подобные мысли приходили в голову… многим здесь. Но в последнюю очередь, полковник Верещагин, такого ожидали от вас. Никто и не подумал бы предложить вербовать пленных для Корниловской дивизии.
— Именно поэтому, сэр. Именно поэтому. Я знаю, что у многих ребят появились личные счеты к советским… Или они рассматривают эти счеты как личные. Но если я смогу перешагнуть через эти счеты — смогут и они.
— А сможете ли? — Адамс на минуту сковал его взглядом в упор, без отрыва. — Устоите ли перед соблазном поквитаться?
Зазвонил телефон. Адамс нажал на кнопку громкой связи.
— Адъютант полковника Верещагина.
— Что там?
— Только одно: жена господина полковника…
— Я занят!
— …арестована военной полицией Симферополя.
— Господи! — вырвалось у Артема.
Адамс отключил телефон.
— Jesus Christ! — Кронин в изумлении качал головой. — “Вдова” арестована военной полицией! Каждый раз, когда я думаю, что эмансипация дошла до края, мне преподносят новые сюрпризы…
Артем сидел как на иголках.
— Поезжайте, Арт, — кивнул Адамс. — Конечно, поезжайте. Договорим позже.
* * *
— Ну хорошо, — разжал он зубы уже по дороге из Качи в Бахчисарай. — Ее арестовали за вождение в пьяном виде. За что арестовали тебя?
— Я потеряла ее у департамента… Пошла искать… По всем барам подряд, вдоль по улице. Когда нашла, было уже поздно — она успела въехать в пожарный гидрант…
