Василий Звягинцев - Андреевское братство

— Мы долго отсутствовали? — поинтересовался я. — И как произошло наше возвращение?

Вопрос я задал уместный, потому что если мне нужно было всего лишь очнуться в собственном теле, то с бывшими покойниками так не выходило. По логике здравого смысла.

— Минут, наверное, пятнадцать, — ответил Шульгин. — Ты открыл глаза, встал и шагнул вперед, а следом словно бы из пустоты возникли и они…

Так оно и было. Я толкнул дверь избы, переступил порог и оказался здесь. Артур и Вера шли следом.

Но… совмещение несовместимых процессов. Они же ведь теперь телесны? И в своем прежнем обличье?

Да, выглядели они точно так, как на борту «Призрака». Тела им возвратили прежние, в которых они пересекли «барьер». Восставшие из бездны моря?

— Ты теперь совершенно жив, Артур?

— Более чем. — Он потрогал свою руку, прикоснулся к плечу Веры. Девушка неуверенно улыбнулась.

— Пойди, поздоровайся с Аллой, она будет рада, — взял на себя инициативу Новиков. — А тебе я, Артур, уж ты прости, хочу задать еще несколько вопросов. Надеюсь, что последних…

Удолин внимал Артуру с жадным любопытством, потом начал объяснять ему и комментировать случившееся с ним же, ссылаясь на то, что у человека одновременно имеются физическое, эфирное, астральное, ментальное и высшее тела, и вот после разрушения физического тела его функции взяло на себя эфирное, которое под влиянием перенесенных страданий и просветлений укрепилось настолько, что обрело материальность и теперь останется таковым до перевоплощения в высшее…

Мне стало вдруг удивительно скучно. Столько уже со мной произошло событий, объяснить которые я был не в силах, что слушать еще и заумные разглагольствования полупьяного старика…

Я пошарил глазами по столу и окрестностям, не увидел ничего подходящего и движением головы указал Шульгину на дверь. Он понял и встал, а Новиков сделал рукой успокаивающий жест и остался. Ну, ему, может быть, это нужно для дела.

В большой кухне с резным дубовым столом на пузатых ножках и примитивной газовой плитой, которая получала топливо неизвестно откуда, поскольку я знал уже — нынешняя Москва централизованного газоснабжения не имела, мы по-студенчески пристроились на широком подоконнике, Александр Иванович сковырнул пробку с белой цилиндрической бутылки, по-братски поделил соленый огурец. Сглотнули водку, как безвкусную холодную воду. Закусили.

— Хочешь анекдот? — спросил Шульгин, с пониманием глядя на меня. — А то ты как-то очень серьезно ко всему относишься.

— Покрутился бы ты с мое, не знаю, что сам бы делал…

— Да что особенного-то? Ну война, революция, ожившие покойники и живые мертвецы. Делов-то. Ты, кстати, тост Андрея четко осознал?

— В смысле?

— «…мы бьемся с мертвецами, воскресшими для новых похорон». Тут, как вообще у гениальных прозорливцев, классиков то есть, каждый может отыскивать всевозможные откровения, а также и намеки на что-то, лично нас касающееся… Лично я это так примерно понимаю. Мы живем в неожиданно нестабильном мире. Для нас, естественно. Для всех прочих он — единственно возможный и непреложный. Так? Но раз будущее, как следует из нашего с тобой здесь пребывания, существует, то отчего же не вообразить, что будущее отбрасывает сюда свою тень?

Я сделал умное лицо, будто бы соглашаясь с высказанным тезисом. А сам подумал: «Тень? Какую, собственно? Если для здешних людей будущее не наступило, о чем можно говорить? Но если мы и вправду есть, родившиеся на десятилетия и века позже, то отчего же и нет?»

— И вот, — продолжал Александр Иванович, — при сем гипотетическом раскладе отчего ж не вообразить, что по отношению к нам все нынешние люди суть естественным образом воскрешенные нашей волей или неволей покойники? Я, а тем более ты имели возможность видеть могилы наиболее известных здешних обитателей то на Новодевичьем, а то и в Кремлевской стене. Теперь же — вот они.

Я пока не улавливал хода его рассуждений, но слушать его все равно было интересно. После всего случившегося, после бесед с потусторонними Держателями Мира приятно было пообщаться с абсолютно нормальным человеком, озабоченным естественными мужскими проблемами. Выпиваем вот, закусываем чем бог послал. И, может быть, это уже — навсегда? Побеседовали со мной Игроки и забыли. Фигурка с одной из десятков досок во время сеанса одновременной игры.

А за окном, оказывается, начал падать первый в этом году снег. Медленные, крупные снежинки пролетали перед окном, словно парашютисты грандиозного десанта, и ложились на покрытый жидкой грязью булыжник переулка, где мгновенно таяли, и на бурые крыши двухэтажных домишек напротив, покрывая их нежной белой порошей.

Господи, как давно я не видел чего-то вот такого же тихого, спокойного, мирного. Все в этом мире чужое, ну почти все, а вот небо здесь такое же, и снег летит хорошо так, успокоительно… Совсем как в юности.

— И все же, к чему ты ведешь? — спросил я. — Неудобно как-то, уединились вот, выпиваем, а народ ждет…

— Да и пусть ждет. Нужно делать только то, что хочется в данный момент. Я тебе анекдот обещал. Русский с евреем решили выпить. Закуска — два огурца соленых. Большой и маленький. Выпили, еврей раз — и большой огурец в рот. Русский обиделся. «Вот всегда, евреи, вы так. Что побольше — себе». — «А в чем проблема? — спрашивает еврей. — Ты бы какой взял?» — «Конечно, маленький». — «Ну вот и бери…»

Я подумал, усмехнулся вежливо.

— Не понравился анекдот, что ли?

— Да нет, ничего. Это к нашим делам отношение имеет?

— Думаю — имеет. А если про покойников продолжить, то внимай. Люди, которых мы считаем живыми, в действительности мертвые. Потому что в отличие от тех, с кем ты живешь в нормальной реальности, которые тоже, конечно, умрут, но когда-то эти уже один раз наверняка умирали, раз мы успели родиться после их смерти. Улавливаешь? А в довершение огромное количество ныне условно живых в своем гипотетически состоявшемся будущем успели побыть гегемонами, командирами производства, наркомами и комиссарами госбезопасности. И, что самое поразительное, каким-то внепространственным способом сохранили о своем несостоявшемся будущем хоть смутные, но воспоминания.

Наш же новотроцкистский режим лишил их шансов на осуществление непрожитого будущего. Оттого они сейчас так злобствуют и, сами не понимая почему, испытывают звериную ненависть вообще ко всему настоящему. И готовы воевать против него — без всяких позитивных программ. Просто потому, что, на их взгляд, это — неправильная жизнь. Ложная.

— Опять шизофрения? — догадался я. — Массовая?