Может, конечно, Агафья овдоветь, может лишиться городненского стола, могут произойти с ней и другие неприятности, но братья Мономашичи, да и другие Рюриковичи, оберегая свой статус, и ей не дадут скатиться на самое дно. И даже если жестокая судьба загонит ее за монастырские стены, все равно жизнь у нее будет легче, чем у рядовых послушниц или монашек. Из этого обстоятельства следует, что право повелевать представляется Агафье естественным, не вызывающим сомнений, равно как и иные привилегии аристократки, которые она может потерять только вместе с жизнью.
Соответственно строились и ее отношения с мужчинами: только очень немногим она должна подчиняться (и то — многое зависит от обстоятельств), большинство же ОБЯЗАНО подчиняться ей или, хотя бы, выказывать почтение и готовность к повиновению. То есть, в случае опасности, вопрос «прятаться ли за мужскую спину или справляться самой», перед Агафьей просто-напросто не стоит — ее обязаны защитить! Иными словами, Мишка со своими отроками, освободив княгиню из плена, вовсе не оказал ей никакого благодеяния, а просто выполнил свой мужской и служилый долг.
Нет, какую-то награду он, конечно же, заслужил, но…
«М-да, сэр, и опереться-то, кроме художественной литературы, вам не на что. Обидно, конечно, но не досадовать же, подобно дону Румате Эсторскому, на отсутствие в учебной программе курса придворной интриги? «За неимением гербовой…», как говорится… Что там у нас первым делом приходит в голову? Анна Австрийская? Не натуральная, разумеется, а из романа «Три мушкетера». Д’Артаньян, помнится, когда притащил ей из Англии подвески, что получил? Именно! Перстень с бриллиантом, причем не лично, а через камеристку. А граф де Ла Фер, когда намекнул, что сопровождал своего друга в Англию? Да! Совсем другое дело! Никакого «материального поощрения», но удостоился приватного разговора и получил испрашиваемую помощь!
В чем разница? А в том, что д’Артаньян был всего лишь нищим безбашенным гасконцем, для которого пределом мечтаний являлось место рядового мушкетера, а граф де Ла Фер — аристократом, для которого и офицерского патента в том же мушкетерском полку было недостаточно. Так кем же вы, сэр, хотите нарисоваться перед княгиней Городненской — д’Артаньяном или Атосом? Ах да! Пардонэ муа, по возрасту вы тянете не более чем на виконта де Бражелона, но ведь все равно, разница-то существенная!
Итак, если вы собираетесь изобразить из себя, как выражался незабвенный профессор Выбегалло, «шевалье де сан пёр, э сан репрош», придется и перед княгиней светить свое родство с Рюриковичами, никуда не денешься — средневековье-с! Однако делать это надо не так, как с князем Всеволодом — «я роду не худого, и не надо со мной, как со смердом обращаться», а изобразить из себя «юного Атоса» — «поступаю так, как предписывает мне мой статус, и никто, даже сюзерен, не может требовать от меня иного».
Что положено Атосу, то не светит д’Артаньяну. В переводе на язык родных осин: «Забудьте о выкупе, но позаботьтесь о таких вроде бы эфемерных, но весьма существенных категориях, как связи и положение».
Вот и цель переговоров обрисовалась: добиться появления в информационном поле Мономашичей (ну, хотя бы одного только Вячеслава Туровского) такой фигуры, как боярич Михаил, которому как-то неудобно подать «рупь на водку», а затем забыть о его существовании. Риск? Несомненно: возле князей — возле смерти. Но стартовая позиция, позвольте вам заметить, очень нехреновая, а это — ресурс, да еще какой! Правда, возраст… но, как говорят мастера единоборств: «если ты выше противника ростом, это преимущество, а если ты ниже противника ростом, то это тоже преимущество».
Соответственно, и стратегия разговора…
«Да, с князем было проще — пугнуть, выдвигая на передний план его беспомощность раненого пленника и попутно напустив мистического тумана, а потом, пока у него «кипит разум возмущенный», вложить нужные мысли, которые тот посчитает своими. С княгиней будет сложнее… с женщинами вообще сложнее, но тут еще и требуется не только добиться своего, но и заслужить хорошее отношение. Ни красота (хотя, какая красота с вашей-то рожей, сэр, да еще на фоне Елисея и Елизара), ни ум, ни обаяние, ни элегантность с куртуазностью тут не прокатят. Женщине во власти нужны: первое — полезность, второе — предсказуемость и управляемость, чтобы этой полезностью можно было воспользоваться».
Значит, никакой мистики, никаких непоняток. Открыто и прозрачно: восторженный пацан, воображающий себя «рыцарем в сверкающих доспехах», распираемый гордостью от того, что он боярич, родственник правящей династии и сотник в четырнадцать лет, но (НО!), ничуть не сомневающийся в своих аристократических правах, так же, как и сама княгиня Агафья — правах поскромнее, чем у князей, но столь же непреложных!
Вот такого «бойцового петушка» княгиня поймет, примет и будет уверена, что сможет крутить им, как ей заблагорассудится. Вот о таком Агафья, в разговоре с братьями, отзовется снисходительно-доброжелательно, а в разговоре со снохой — Ольгой Туровской — даже могут дуэтом и похихикать, мол, забавный зверек, да и приручить его будет полезно.
«Ну, что ж, сэр, глаза горят, усы, не смотря на их отсутствие, топорщатся, шпоры, которых тоже нет, звенят. Вперед!
Княгиня Агафья сидела на чем-то, покрытом шкурой (кажется, лосиной) прямо под раскрытым волоковым окошком так, что ее лицо оставалось в тени, а находящийся перед ней собеседник оказался бы весь на свету.
«Угу, приготовилась. Знаем мы эти штучки».
Артемий, заскочивший вперед, сначала сверхпочтительно произнес:
— Изволь сюда пройти, господин сотник, — потом прямо-таки возгласил на манер мажордома, — Сотник Младшей дружины Погорынского войска боярич Михаил сын Фролов из рода бояр Лисовинов!
Мишка с близнецами, четко печатая шаг, дошел почти до самого торца очага, остановился, акцентированно приставив каблук к каблуку, затем (прямо, как на плацу) изобразил полуоборот направо. Близнецы следовали за ним, точно копируя движения. Какой-нибудь старшина-строевик, возможно, даже умилился бы от такой слаженности — прямо-таки не строевой экзерсис, а музыкальная фраза трио исполнителей-виртуозов.
Выждав пару секунд, Мишка опустился на левое колено — на сгибе правой руки шлем, ладонь левой руки на рукояти меча не позволяет кончику ножен коснуться пола — склонил голову, прижав подбородок к груди (почти прижав — помешала повязка на горле), потом, глядя в упор на княгиню, произнес:
