Глава 22
Визитом великого князя, Михаил Михайлович Сперанский был удивлен до чрезвычайности. Он только недавно приехал в Петербург, где дожидался приезда императора. В столице он отсутствовал целых девять лет, с тех пор как попал в опалу и был сослан в Пермь. Благо настроение государя поменялось, и Михаил Михайлович успел побывать и Пензенским и Сибирским губернатором. Но даже по прибытию в Петербург он не знал: прощен ли он полностью, и что ожидает его далее. Визит Николая Павловича был ему не понятен, а потому удивителен, тем более князь приехал сам, а не прислал приглашение, что более соответствовало его положению.
Наскоро облачившись в парадный мундир, г-н Сперанский распорядился насчет обеда. Квартира, где он обосновался, занимала целый флигель небольшого особняка, но из слуг Михаил Михайлович держал только кухарку, которая торопливо побежала стряпать для нежданных гостей.
Князь вошел в сопровождении двух егерей, которые остались у входа. Поздоровавшись с гостем, г-н Сперанский пригласил его в гостиную, где они могли побеседовать приватно. Первым разговор начал князь:
- Как вам Петербург, после столь долгого отсутствия, Михаил Михайлович? Вижу, что вы уже обжились.
- Благодарю вас, ваше высочество, - ответил г-н тайный советник, - Петербург, как всегда прекрасен.
- Вы, наверное, удивились моему приходу, а между тем, я ожидал вашего приезда, чтобы с вами встретиться.
- Я счастлив оказаться полезным вашему высочеству. Вы пришли по поручению императора?
- Отнюдь. Здесь, я как частное лицо. А поэтому, если вас не затруднит, можете называть меня по имени отчеству.
- Хорошо, Николай Павлович.
- Я хотел встретиться с вами ранее, но, увы, обстоятельства этого не позволяли. А тем временем, у меня накопилось много вопросов, которые я желал бы с вами обсудить приватно.
- Чтобы вы хотели узнать, Николай Павлович? - спросил г-н тайный советник, внимательно глядя на собеседника.
- Я читал ваш гражданский и уголовный кодексы, а так же предложения о судебном и губернском устройствах. И хотел бы знать, желаете ли вы продолжить дело вашей жизни? Под моим присмотром конечно.
- Насколько я понимаю, это лично ваше желание. Но желает ли этого государь? - осторожно поинтересовался Сперанский.
- Г-н тайный советник, я не открою вам тайну, если скажу, что идеи вашего кодекса сегодня не популярны. Но это не значит, что они не будут востребованы завтра. А когда они станут востребованы, - Николай сделал ударение на слове «станут», - они должны быть четко изложены на бумаге и готовы к реализации, дабы не упустить время.
- А разве я уже не излагал их на бумаге? Вы же сами упомянули, что читали мое уложение.
- Читал, но не со всем согласен. Я обсуждал ваше уложение с несколькими сведущими людьми, в том числе и с моим учителем - профессором Балугьянским. И хотел бы, чтобы вы присоединились к нам в создании нового уложения, на основе вашего кодекса.
- И как вы себе представляете новое уложение?
- Менее либеральным, чем предложенное вами. Для вашего уложения время еще не настало. Большинство народа безграмотно и бедно, а вы хотите сразу сделать из них граждан. А как это воспримет дворянское сословие? Ведь потому ваш проект и остался на бумаге, что большинство ему противиться. Я же вижу Россию двигающейся постепенно по пути реформ. Поэтому первым шагом должен стать кодекс, который охранит частную собственность, где, кстати, должно быть заявлено, что человек не является имуществом, со всеми правовыми последствиями.
- Значит ли это, что вы поддерживаете освобождение крестьян, ваше высочество?
- Да поддерживаю, господин тайный советник. Впрочем, и государь согласен с этой идеей. Но, как я уже говорил, всему свое время.
- Николай Павлович, а ежели государь не одобрит эту затею?
- Я поговорю с императором. Скажу, что хотел бы воспользоваться вашим опытом и поучиться у вас праву. Думаю, эту мою просьбу государь удовлетворит. Таким образом, мы сможем видеться и обсуждать кодекс. Иногда, при наших встречах будет присутствовать Михаил Андреевич[9] и другие сведущие люди, дабы вместе обсуждать наиболее важные постулаты. Кстати, это не должно помешать вашей службе Его Величеству. Я не спешу, и время у нас есть. Насколько мне известно, государь милостиво соизволил дать вам аудиенцию. Надеюсь, что он найдет достойное применение вашим способностям, ибо я знаю, что вы верный его слуга.
- Благодарю вас Николай Павлович. Буду рад служить Его Величеству и вам.
- Тогда до скорой встречи Михаил Михайлович.
Гость ушел, так и не отобедав. А Михаил Михайлович Сперанский еще долго, задумчиво смотрел в окно, вслед отъехавшей карете.
В 1821 году я дважды наведывался в Москву и, оба раза встречался с Карлом Гофманом, бывшим гвардейским поручиком, которого я перевел в первопрестольную. Карл Константинович служил в Измайловском полку, коим я командовал. Среди собратьев офицеров он отличался сдержанностью, педантичностью и дисциплиной. Вдобавок, лейтенант был хорошо образован и умен. Гвардейская братия в послевоенные годы утратила дисциплину и умение. Офицеры петербуржских полков больше времени проводили на паркетах гостиных, чем в казармах. Солдатским бытом они мало интересовались, впрочем, как и планом учений, в которых учувствовали. Официально разрешалось приезжать на учения во фраках. Зато они умели отлично маршировать и неплохо танцевали. И эта была гвардия - элита российской армии. Людьми они являлись храбрыми, порой отчаянными, но профессионалами - плохими. Поэтому часто воевали большой кровью. Иногда мне казалось, что Александр сознательно расшатывает гвардию, чтобы ослабить потенциальную оппозицию. Ибо в гвардии были сильны либеральные настроения. «Интересно - думал я - многие из вас за свободу, равенство, братство. А вот если брат решит освободить ваших крепостных и раздать им вашу землю, что вы скажете тогда? Или это только экзальтированные мечтания?».
В Измайловском полку меня считали строгим и придирчивым и не жаловали, так как я запретил появляться на учениях во фраке, а также заставил офицеров исполнять свои прямые обязанности, то есть заниматься обучением и снабжением солдат. Кстати, простые солдаты это сразу оценили. До этого с ними занимались в основном шагистикой, а за малейшие нарушения били, или сажали в карцер. Я же запретил телесные наказания, а так же следил за тем, чтобы солдаты больше времени проводили на стрельбище. Со временем, часть недовольных офицеров отсеялась по желанию и без оного, некоторые перешли в другие полки. На их место я набрал новых, зачастую менее знатных. Но именно такие люди видели в армии возможность продвинуться, и эти свои надежды они связывали со мной. Популярности в гвардейской среде это мне это не добавило, зато появилась, хоть и маленькая, но сила, на которую я мог опереться.
