Владимир Серебряков - Из Америки – с любовью

– А что вас интересует? – Парень отставать не собирался, и я решил, что проще всего избавиться от расспросов, объяснив, что я имею в виду.

– Во-первых, я хочу получить список всех пассажиров, покинувших Ригу в любом направлении в течение двух суток после убийства профессора.

– Думаю, Старик уже подал запрос, – возразил Андрей.

– На кого?

Казалось, вопрос застал моего спутника врасплох.

– Кто, по-вашему, исключен из области поиска? Кого отмели сразу? – пояснил я.

– Стариков, детей, священников, богобоязненных обывателей… – Кажется, до Андрея дошло.

– Еще иностранцев, – дополнил я. – Понимаете, это убийство слишком правильное. Точно по учебнику. В жизни так не бывает. Кто-то очень постарался, чтобы сделать его нераскрываемым. Поэтому исходить надо от противного. Я хочу составить список лиц, на которых подозрение падает в последнюю очередь.

– Вы сказали, что это во-первых. А во-вторых?

– Как по-вашему, Анджей, откуда взялась та «беретта»? – ответил я вопросом на вопрос.

– Контрабанда, конечно, – удивленно отозвался тот.

– Правильно, – подбодрил его я. – А откуда?

Андрей помолчал несколько минут.

– Вы хотите выяснить, в какой СТРАНЕ был продан пистолет? – недоверчиво переспросил он.

– Совершенно верно.

Лифляндская губернская охранка размещалась в новом, как я понял по стилю, в последние годы отстроенном здании на Московском форштадте, невдалеке от Александровской церкви. Вокруг здания, занимавшего весь квартал, шла ограда – чугунная решетка, покоящаяся на основании из обветренного рыжего песчаника. Хотя и понимаешь, что эффект такой создан искусственно, создается все же впечатление монументальности. Будто массивное здание покоится на скальном монолите. Основными цветами в отделке были серый и рыжий, точно тронутая ржой, но еще прочная сталь… или приглушенные цвета гвардейской ленты.

На то, чтобы получить доступ к вычислительным сетям, у меня ушел час. Пока я приносил драгоценное время в жертву на алтарь делопроизводства, Заброцкий откровенно скучал. Вокруг сновали письмоводители, отличавшиеся от своих собратьев в других присутственных местах лишь еще большим высокомерием. Мои документы, открывавшие едва ли не любые двери в стране, производили на них весьма скромное впечатление. Когда я заметил троих «голубых мундиров», терпеливо стоящих в очереди, я понял, что удивляться бессмысленно.

Эти самые «голубые» явно выводили моего спутника из душевного равновесия. Он начал нетерпеливо озираться, оглядываться, прикидывая, долго ли нам еще ждать, переминаться с ноги на ногу – и вообще вел себя, как неопытный контрабандист. Не любят в уголовной полиции жандармов, и не любят взаимно.

– Не волнуйтесь так явно, Андрей, – пробормотал я краем рта.

– Да я не волнуюсь, – прошептал тот в ответ и, не выдержав, быстрым шагом двинулся в сторону медной таблички «мужская».

Вот и суди после этого.

Оператор вычислительной сети был не более вежлив, чем бумажные души, но, в отличие от них, тяжело маялся бездельем и готов был исполнить любую работу, лишь бы убить время. Набирая запрос, он не переставал бурчать, что, дескать, все это ерунда и мелочи, что сеть не загружена, что скоро его выгонят, а дела опять будут вести по старинке, сутками приходилось мотаться по архивам с тачкой и глотать пыль ведрами…

Но наконец в мои руки лег лист распечатки. Андреи встал моей спиной – при его росте он мог читать списки через мое плечо.

Я пролистал многочисленных коммерсантов, купцов, инженеров и прочую добропорядочную публику. Те, кто меня интересовал, находились в конце списка. Вот.

Иностранные граждане. Ох, сколько же их тут… Хотя, если разобраться, не много. Я устроился рядом с оператором, и мы начали охоту. Вначале отсеяли всех, кто регулярно посещает Ригу в течение последнего полугода. Список на экране моргнул и сократился раза в три. Из оставшихся двадцати человек я выделил три имени.

– Вот по этим троим мне нужны полные справки, – потребовал я. – Кто такие, зачем приезжали, куда уехали, где живут и что жуют.

– А почему именно эти трое? – шепотом поинтересовался Заброцкий.

– Все родом из довольно странных мест, – ответил я. – Мексика, Алжир, Италия.

– Италия?.. А, понял, «беретта». Но остальные…

– Я пытаюсь выделять все необычное.

Мы замолчали. Вычислитель тихо, успокаивающе гудел. В полусумрачном вычислительном зале стояла тишь, нарушаемая разве что покашливанием других операторов да редкими пулеметными очередями печатающего устройства.

Данные по алжирцу нас не обрадовали – тот, как оказалось, приехал в Ригу еще в начале лета, проигрался в карты на взморье и все это время добивался, чтобы ему прислали с родины денег. Получив достаточную сумму на билет, уехал на следующий же день, так что ничем другим, кроме совпадения, это быть не могло.

Зато следующий лист убедил меня, что мы на верном пути.

– Гильермо Мартин, – прочитал я с сарказмом. – Ну-ну.

Заброцкий поднял брови.

– Волосы светлые, глаза серые.

Заброцкий поднял брови еще выше.

– Прибыл в московский Шереметьевский аэропорт… три недели назад… рейсом из Триеста.

Вот так. Русый сероглазый мексиканец. Всякому, у кого есть на плечах голова, а на голове уши, известно, что мексиканские паспорта под силу купить любому, кого не разорит общение с тамошними чиновниками. Так что сеньор Гильермо Мартин, вероятно, на самом деле мистер Мартин Гиллермен. Или мосье Гийом Мартен. Или – чем черт не шутит – герр Мартин Хильман. Хотя скорее всего его имя не начинается ни на Г, ни на М.