Глава 24
В 1821 году я дважды наведывался в Москву. Оба раза я встречался с Карлом Гофманом, бывшим гвардейским лейтенантом, которого я перевел в Москву. Карл Константинович служил в Измайловском полку, коим я командовал. Среди собратьев офицеров он отличался сдержанностью, педантичностью и дисциплиной. Кроме всего прочего он был хорошо образован и умен. Гвардейская братия в послевоенные годы утратила дисциплину и умение. Официально было разрешено приезжать на учения во фраках. Офицеры петербуржских полков много времени проводили на паркетах гостиных и мало в казармах. Солдатским бытом они мало интересовались, впрочем, как и планом учений, в которых учувствовали. Зато они умели отлично маршировать и неплохо танцевали. И эта была гвардия, теоретически, элита российской армии. Людьми они были храбрыми, порой отчаянными, но профессионалами они были плохими. Поэтому часто и воевали большой кровью. Иногда я думал, что Александр сознательно ослабляет гвардию, дабы ослабить потенциальную оппозицию. Ибо в гвардии были сильны либеральные настроения. «Интересно, — думал я, — многие из вас за свободу, равенство, братство. А вот если бы брат решил освободить ваших крепостных и раздать им вашу землю, были бы вы „за“ тогда? Или это экзальтированные мечтания?»
В моем Измайловском полку меня считали строгим и придирчивым и особенно не любили. Так как я запретил появляться на учениях во фраке, а также заставлял офицеров исполнять свои прямые обязанности, то есть заниматься обучением и снабжением солдат. Кстати простые солдаты это оценили сразу. До этого с ними занимались в основном шагистикой, а за малейшие нарушения били, или сажали в карцер. Я же запретил телесные наказания, а также следил за тем, что бы солдаты больше времени проводили на стрельбище. Со временем часть недовольных офицеров отсеялась по желанию и без оного. Некоторые перешли в другие полки. На их место я набрал новых, зачастую менее знатных. Но именно такие люди видели в армии возможность продвинуться, и эти свои надежды они связывали со мной. Несмотря на то что, популярности мне это не прибавило, зато появилась, хоть и маленькая, но сила, на которую я мог опереться.
Как я уже упоминал, лейтенант Гофман выгодно отличался от большинства собратьев офицеров. Была в нем военная косточка. А так, как я планировал создание Генштаба по типу еще не созданного прусского, я перевел Карла в Москву с еще двумя офицерами как начальный костяк будущего Генштаба. В течение года я довел численность этой группы до десяти человек. Я решил создать эту группу в Москве, подальше от столичных глаз. Ведь всегда найдутся доброхоты, которые доложат государю о подозрительной активности его младшего брата. И так контакты с группой капитана Соколова и с Михаилом Михайловичем Сперанским могли показаться подозрительными, хотя я и старался держать их в тайне. Но не слишком, чтобы не вызвать лишних подозрений. Поэтому тот десяток молодых офицеров, что я отобрал за год, были определены служить в Москву. В Москве уже существовало училище для колонновожатых, основанное генерал-майором Муравьевым в собственном особняке. Я же планировал создать нечто большее, чем служба квартирмейстера. Будущий Генштаб должен был комплексно заниматься разработкой планов войны с потенциальными противниками, коих у России всегда было предостаточно по всему периметру ее границ. Помимо планов военных действий и развертывания войск, обязанности Генштаба включали оценку перспективных средств вооружения, методы обучения в армии и нормативы, снабжение и так далее.
В идее о создании Генштаба, я нашел поддержку в лице генерала Ивана Федоровича Паскевича, с которым познакомился еще в Париже. Паскевич был одним из наиболее приближенных к императору генералов и пользовался полным его доверием еще со времен Наполеоновских войн. Несмотря на свои сорок лет, он имел за плечами громадный боевой опыт, воюя против французов и турок в течение пятнадцати лет, и закончив войну в Париже. Причем служил он под началом попеременно Кутузова, Багратиона, Беннигсена и Барклая де Толли командуя сначала полком, а впоследствии корпусом. Послевоенные причуды моего брата и Аракчеева вызывали у него негодование, потому что вместо боеготовности на первое место ставилась красота фронта. Во время одной из наших приватных бесед, когда он посетовал на глупости, которые творятся в армии, я и предложил ему идею создать Генштаб. Идея ему очень понравилась, и он согласился делиться опытом с молодыми офицерами, а также помог составить устав для будущего Генштаба. Имея большой опыт в логистике и планировании, он прекрасно осознавал и недостатки современной армии, и имел свежий взгляд на стратегию и тактику. Жаль, что он не мог часто видеться с офицерами, так как большинство времени проводил в Петербурге. Но для начала и этого было немало. Зная, что в начале царствования настоящего Николая, Россия воевала с Персией и с Турцией, я поставил перед молодым Генштабом задачу, спланировать сценарии операций на этом театре военных действий, а также подготовить подробные карты, проанализировать трудности с логистикой и с переброской подкреплений. За год они должны были предоставить свои рекомендации. Для этого попеременно они были откомандированы на Кавказ, благо с генералом Ермоловым, командующим в Грузии, у меня были прекрасные отношения.
Капитан Соколов закрыл дверь за капитаном Еремеевым и вернулся обратно в свой кабинет, где он недавно обсуждал подробности заседания столичной масонской ложи со своими двумя коллегами. Император Александр, сам в прошлом масон, с 1822 года запретил масонские ложи в империи, после того, как ударился в православие, что особенно не помешало их существованию. На основе этих лож возникло множество тайных обществ, основной целью которых было устранение крепостничества и установления более либеральных форм правления. Расследование деятельности этих обществ и занимало капитана Соколова в последний год. Так как эти общества существовали полулегально, но не тайно, то при небольшой сноровке и связях можно было легко в них проникнуть под видом либерально настроенного патриота, который желает вытащить родину из вековых оков рабства. Через пятьдесят лет, таких людей назовут провокаторами, но капитан Соколов и слова такого-то не знал, что впрочем, не меняло смысла его работы. А работа его как раз и состояла в сборе информации обо всех влиятельных сановниках империи и последующем ее анализе, а так же о планах и действиях тайных обществ и масонских лож.
За те несколько лет, что прошли со времени разговора с великим князем, группа капитана Соколова разрослась до двадцати человек, которые работали в обеих столицах, а также в Одессе, Киеве, Риге и Варшаве. За три года были собранны более тысячи досье на всех, сколь-нибудь значащих чиновников и офицеров в столице и в провинции, включая предводителей двух десятков лож и союзов. В поле зрения попадали и финансовые воротилы, и иностранные послы. Из всего этого клубка людей была устроена картотека в двух экземплярах. Один хранился на конспиративной квартире, точнее домике, на окраине Петербурга, где жил капитан Соколов, а другой, у его высочества во дворце.
