Что дальше? Регистрацию ему сразу же сделали после того, как Ступин убедился в том, что он, Еремин… Это после института. В том, что он инженер-механик? Или в том, что он может идти на риск ради чего-то? Неясно. Да, и рассказ для жандармской газеты Ступин сразу же просит после института. Рассказ какую-то роль сыграл? Рассказ про хакеров. Какие здесь хакеры? Хотя… это же имеет отношение к криптографии, к шифрам. Сильные пароли, слабые пароли, элементы социальной инженерии, рассеянность и забывчивость юзеров… Да пожалуй, здесь и сегодня для жандармерии кое-что будет интересным.
Ладно. Он, Еремин, не хочет иметь отношения ни к каким местным комбинациям, ни к каким "заданиям империи". В конце концов он и на ремонте бытовой техники неплохо заработает, если один плевый выезд стоит полтора советских червонца. Так что план действий: найти жандармерию, отыскать там штабс-капитана и вернуть деньги, заявив, что он получил их по ошибке. Кстати, вот будет цирк, если вдруг выяснится, что штабс-капитан ни в какой жандармерии не служит…
Первым препятствием к реализации плана было то, что Виктор не знал, где в Бежице жандармерия.
Обращаться к сотрудникам редакции или случайным прохожим он не решился. "Когда человек ходит в здание жандармского управления, мало ли что могут подумать про него обыватели?" — вспомнил он слова штабс-капитана. Так, а вот если спросить в госучреждении… это уже лучше; мало ли, какую бумагу гражданина направили подписывать, или справку взять. В госучреждении куда угодно послать могут, и никого это не удивит. А ближайшим от редакции учреждением было здание губернского управления. Виктор взглянул на часы. Так, половина пятого… Будем надеяться, что прием у них еще не закончен.
Одолевая триста метров до Губернской, Виктор задумался еще над одной особенностью местного бытия. Оболваненных пропагандой как-то было не видно. Может, они и были, но на бытовом уровне из общего уклада жизни как-то не выделялись. Правда, насколько он мог понять по крестикам и иконам, большинство народу здесь было верующие, но если принимать в расчет их число, то тогда по степени оболваненности масс будет трудно отличить демократию от тоталитаризма. А это значит, что критерий сей формален и не подходит. Религиозные фанатики в большом числе не попадались; но точно так же во время Хрущева и тем более Брежнева он редко встречал людей, ошизевших на политике; таковые как-то стали более надоедливы в конце перестройки и начале строительства демократии. Значит, тоже не тот критерий. И вообще непонятно: если человек слепо верит, что политик из грузинского местечка Гори великий вождь и учитель, то он оболванен, а если слепо верит, что проповедник из мест, где сейчас государство Израиль — бог и учитель, то это как? Или надо, чтобы политик был распят и воскрес? Но тогда что же будет в реальности-2, если Сталина разморозят и оживят? Будет ли культ личности в этом случае оболваниванием масс, или реанимацию можно будет смело отнести к общепринятому в историческом плане чуду и выставлять нательное белье размороженного в качестве духовно ценной реликвии? Чепуха какая-то… Короче, общественные науки в данном важном для миропонимания вопросе как-то слабо разобрались, что порождает брожения в умах недостаточно подкованных в философии обывателей.
В парадный подъезд губернского управления входили и заходили люди; по-видимому, находившиеся внутри учреждения еще работали. Виктор зашел. По холлу прохаживался полицейский в белом кителе; проход на лестницу был свободен, однако, поднявшись по ней, Виктор обнаружил, что на входе в некоторые коридоры стоят один или два часовых при тумбочке, а в другие вход свободный. При этом на дверях висели только таблички с номерами кабинетов и стрелки с указателями, на которых тоже были перечислены только номера кабинетов, так что понять решительно ничего не было возможно; Виктор констатировал, что в этом плане в его России устроено значительно лучше, не говоря уже о наличии таких вещей, как Интернет-приемные. Поняв, что теряет время, он спустился на первый этаж и обратился в вестибюле к полицейскому.
— Значит, это… вы лучше спросите в четырнадцатом кабинете, это вон в это крыло по коридору направо шагов двадцать будет. Только там из приемной вышли, вы туда зайдите и подождите.
"Странно, что в полиции не знают адреса. Хотя… а что я, собственно, знаю о здешней полиции? Может, им сообщать не велено."
В приемной четырнадцатого кабинета действительно никого не было, и стол секретарши с большой и не новой черной машинкой с брэндовым названием "Ундервуд" выглядел осиротевшим. В углу стояла кадка с большим фикусом, а динамик в виде черной тарелки напевал цыганский романс "Измены нет" голосом Тамары Церетели. Виктор сел на один из полумягких стульев с черной коленкоровой обивкой, что выверенной шеренгой стояли вдоль стены, и стал ждать, опасаясь, что сейчас раздастся звонок, работа больших и малых чинов закончится и он так и не узнает тайну местоположения жандармерии. Однако через десять минут дверь, ведущая в кабинет, отворилась, и из нее появился не кто иной, как штабс-капитан Ступин.
— Ба! — воскликнул он, — Виктор Сергеевич! Добрый вечер. Какими судьбами здесь? Вы знаете, мне скоро начнет казаться, что вы меня преследуете.
— Почему я? — только и смог сказать Виктор, которому, в свою очередь, уже начало казаться, что вся бежицкая жандармерия состоит из вездесущего штабс-капитана.
— Но ведь это вы меня ищете. Верно?
— Верно… Но как вы догадались?
— А зачем вам еще жандармерия? Или вы раскрыли в Бежице шпионскую сеть методом дедукции?
— Нет, сеть, я конечно не раскрыл… Просто мне показалась странной одна вещь.
— А вот об этом поподробнее, пожалуйста. Что, где, когда…
Виктор вынул конверт.
— Вы знаете, мне в редакции, наверное, по ошибке передали не тот конверт, и я хотел бы его вернуть обратно.
— Там внутри лежит семьдесят рублей?
— Да.
— Так это не ошибка. Это ваш гонорар за рассказ из жизни хакеров, переданный вами утром Бурмину. Если вас не удивляют числовые медвежатники, то почему вас удивила сумма?
— Ну… разве газеты платят такие гонорары?
— Я же говорил, что у нас платят больше.
— Настолько?
— Вы что же, опасаетесь, что за эти деньги мы потребуем в будущем выполнения каких-то тайных поручений? Полноте, сударь. Такой способ добиться сотрудничества хорошо работает по отношению к мотам, транжирам, любителям пожить на широкую ногу, не думавших о будущем и мечтавших о легких доходах. А вы у нас человек бережливый, расчетливый, не азартный, не любите делать долги и пускать пыль в глаза. Как только с вами могло такое случиться…
— Что случиться?
— А действительно, что случиться? Жизнь на новом месте вы налаживаете весьма успешно, большую часть положенной суммы, скорее всего, положите в банк, и, если не наделаете глупостей — а от таковых вы склонны уклоняться — со временем будете располагать приличными суммами, чтобы построить дом, жениться… Вы любите честный расчет, и покупать вас с нашей стороны было бы глупо. А у нас в жандармерии работают, по крайней мере, не все дураки.
— И даром ничего не платят.
Штабс-капитан развел руками.
— Ну, единственно, чтобы рассеять ваши опасения… Уже издана директива, запрещающая использовать для шифров замков и прочая осмысленные слова и сочетания цифр, которые можно разгадать логическим или интуитивным путем. Было дано указание поощрить.
— Разве ваши криптографы об этом не знали?
— В принципе — знали, но вы столь наглядно сумели показать… Только об этом прошу никому не сообщать. Полагаю, вы, как разумный человек, понимаете.
— Ну что ж, тогда спасибо…
— Так вы говорите, тридцать семь миллиметров для танка недостаточно?
"…Карченов — шпик? Как я мог не понять… Стандартный ход — беседа в пивной. Хитрый кабак Мюллера. Но тогда…"
— Микрофоны в столиках? У вас быстро осваивают прогрессивные методы.
— Вы еще называете меня Шерлоком Холмсом… А сами выдаете вещи, до которых не может дойти ни логика, ни дедукция. И не в первый раз. Надеюсь, вы понимаете, что эта ваша научная гипотеза тоже должна остаться между нами? Не все же такие изобретательные умы.
— Разумеется.
— Значит, о танках. Вы уверены, что в ближайшее будущее на поле боя станут господствовать танки с броней миллиметров пятьдесят?
— И более. Как ответ на появление малокалиберных скорострельных противотанковых орудий. Разве это уже не показали военные конфликты?
— Представьте, пока не показали. Правда, Япония снова усилила провокации на границе… ничего нельзя исключать.
— В будущей мировой войне танки с противоснарядным бронированием быстро станут основным типом танка. Более того, многообразие танков сократится, и почти весь объем выпуска танковой промышленности займет основной боевой танк и самоходные орудия на его базе. Толщина брони к послевоенному времени вырастет до ста миллиметров, калибр орудия — тоже порядка ста миллиметров.
