-- Пан герцог! -- вскричал воевода. -- В Польше всякий шляхтич равен королю!
-- Да ладно! Эти сказки вы будете рассказывать другим шляхтичам на сейме, любезный пан, но не мне и не сейчас. Скажите, как велики для вас шансы выдать панну Агнешку за кого-нибудь из семейства Радзивиллов?
-- Радзивиллы -- богатый и знатный род, -- сник пан Теодор.
-- Вот-вот, а по сравнению со мной Радзивилы никто и звать никак, несмотря на то что император Фердинанд полсотни лет назад признал их князьями империи. И это не упоминая о том, что я женат, и не на ком-то, а на принцессе и двоюродной сестре вашего короля, если вы забыли. Так что, любезный пан, давайте прекратим этот пустой разговор, а то ведь я и передумать могу.
Через три дня я встретился с перновским каштеляном Петром Стабровским. Польский военачальник полагал, что мы будем обсуждать оставление Дерпта, но, к его удивлению, я завел речь о пане Карнковском и его семье.
-- Пан герцог, я не понимаю, вы отпускаете дерптского воеводу?
-- Именно так, пан каштелян, пан воевода под честное слово отправится в свои маетки для сбора выкупа. Ну и его родные с ним, не оставлять же их в осажденной крепости. Я надеюсь, у вас нет возражений на то, чтобы выпустить из крепости подданных вашего доброго короля?
-- Так, пан герцог, только я полагал, что мы будем обсуждать освобождение вами Дерпта, а не его воеводы.
-- Прошу прощения, пан каштелян, но такой уж я человек, что привык делать все по порядку. Сначала разберемся с паном Карнковским, а уж потом и до Дерпта дойдет очередь.
-- Что же, пан герцог, у меня нет возражений. Если вы хотите отпустить пана Теодора и его семью, так я не буду препятствовать. Но как же быть с Дерптом?
-- Всему свое время, дойдет очередь и до Дерпта, пан Стабровский.
На следующий день мы прощались с паном воеводой, госпожой баронессой и их очаровательными дочерьми и воспитанницами. Дамы расположились в довольно просторном возке вроде того, какой в свое время доставил княжну Агнессу Магдалену в Дарлов. Боже, как давно это было! Пан воевода и несколько человек, нарочно мной освобожденных, оседлали коней. Все они торжественно присягнули, что в ближайший год не обнажат сабли против шведского короля. Ничуть не сомневаюсь, что о клятве они забудут, едва окажутся за воротами, тем более что ксендза в Дерпте не нашлось, а на пастора ляхам было плевать. Ужасные времена -- ужасные нравы!
Прощание с баронессой было по-своему трогательным. Похоже, ей действительно было жаль расставаться, а мысль, что прошедшая ночь оказалась последней, наводила нас на минорный лад. Я поцеловал ей руку и шепнул, прежде чем помог сесть в экипаж:
-- Прощайте, госпожа баронесса, не обессудьте, если что-то было не так, и поминайте хотя бы иногда меня в ваших молитвах.
-- Прощайте, ваше королевское высочество, если ваше попадание в рай будет зависеть от того, молятся ли о вашей душе, то можете быть спокойны. Я всегда буду благословлять судьбу за то, что она свела нас, хоть и на такое непродолжительное время, и всегда буду молить господа и пречистую деву о вашей душе. Хотя, может, это и будет грехом, -- так же тихо ответила мне она.
-- Прощайте и вы, прекрасные фройляйн, -- обратился я к Ирме, Анне и Авроре, стоявшим рядком. -- Жаль, что наше знакомство было недолгим, но кто знает, может, мы еще и увидимся.
-- А мне вы ничего не скажете на прощанье? -- тихонько спросила меня Агнешка, выглядывая из-за плеча отца.
-- Отчего же не скажу? Прощайте, панна, и будьте счастливы!
Наконец проводы завершились, и возок, увлекаемый четверкой лошадей, тронулся. Пан Теодор поклонился мне в последний раз и, легко вскочив на коня, пошел рысью следом. За ним потянулись освобожденные нами для такого случая польские жолнежи. Эти уже смотрели на меня безо всякой приязни, и я не менее приветливо улыбнулся и им. Поляки только что зубами не заскрипели от злости и на рысях покинули замок.
-- Клим, ты все сделал как надо? -- окликнул я трущегося неподалеку Рюмина.
-- Все в порядке, ваше высочество, -- заверил он меня.
Надо сказать, мы кое-что затеяли. Одна из стен замка была, что называется, слабым звеном. Там, очевидно, был пролом, крайне небрежно заделанный. На него мое внимание обратил Ван Дейк сразу после занятия Дерпта. Кое-какие меры мы, конечно, приняли, однако артиллерии у наших противников не было и особенно не было смысла заморачиваться. Когда случился неприятный инцидент с юной Агнешкой, я был какое-то время в не слишком добром расположении духа, и мне пришел в голову один план. Обычно мы не привлекали к работам в замке наших пленников, разве что к уборке трупов сразу после штурма. Но в эту неделю их каждый день стали выводить то в одно, то в другое место. Основные работы развернулись как раз в районе указанной стены, где по моему приказу Рутгер и Клим поместили батарею легких пушек прямо на стене. Пороховой погреб, не мудрствуя лукаво, устроили рядом, как раз возле пролома. Таскать туда бочонки с порохом пленникам как раз и пришлось.
Первая ночь прошла на удивление спокойно, вторая тоже не принесла сюрпризов. Наконец наступила третья -- на следующий день мы должны были встретиться с перновским каштеляном, чтобы оговорить условия нашего выхода из Дерпта. Я исходил из того, что пана Стабровского уже достала моя уклончивость в переговорах, а если пленные не сообщили ему о непрочной стене, то я ничего не понимаю в людях. Мы стояли на башне недалеко от потенциального пролома, напряженно всматриваясь в ночную мглу. Дело шло к утру когда наконец в темноте почувствовалось какое-то движение. Я потер уставшие от напряжения глаза и вопросительно посмотрел на только что подошедшего Рутгера.
-- Они копают, -- шепнул он мне. -- Ваш план вполне удался, они закладывают мину как раз там, где находится мнимый погреб.
-- Прекрасно, но не пора ли часовым их обнаружить? А то подумают еще, что у меня на службе состоят одни лентяи и лежебоки.
Ван Дейк кивнул и подал знак. На стене появился часовой с факелом и стал всматриваться вниз. Потом он кинул туда факел и, увидев при его неровном свете какие-то фигуры, стал кричать "Аlarm1!" и выстрелил. Но фитиль у мины уже горел, и через минуту послышался взрыв. Стену заволокло дымом, и во все стороны от места подрыва брызнуло землей и каменной крошкой. Несколько позже прогремело еще два подрыва от сброшенных нами со стены зарядов, которые должны были убедить осаждающих, что их план удался. Послышался шум от наступающей польской пехоты и поддерживающих их спешившихся шляхтичей. Ночь и клубы дыма загородили от них нисколько не пострадавшую стену, и они бодро наступали, пока со стен не начала греметь артиллерия. Пушки были наведены и заряжены еще днем, и когда враг оказался вблизи, картечь собрала обильную жатву. Пока гремела канонада, мы седлали коней. Пришла пора расплатиться за прежнюю неудачную вылазку, и Кароль повел кирасир и драгун в атаку. Я двинулся следом с мушкетерами. Они провели ночь рядом с предполагаемым проломом, на тот случай если стена все же не выдержит. Стена выдержала, и они под бой барабана выходили из ворот стройной колонной.
# # 1 Тревога (фр.).
Польская пехота, совершенно деморализованная, оказалась не готова к отражению атаки нашей кавалерии и почти полностью легла под копытами кирасир. Но если пан каштелян не полный идиот, то он наверняка держит свою кавалерию где-то рядом, и она вот-вот должна появиться. Так и есть -- вот слышится гул копыт тяжелой гусарской хоругви. В лучах робкого еще рассвета видны идеально ровные ряды несущихся в плотном, стремя к стремени, строю польских латников. Я в очередной раз поймал себя на мысли, что любуюсь этой идеальной военной машиной. "Драгуны с конскими хвостами, уланы с пестрыми значками..." -- ни к селу, ни к городу промелькнули в моей голове строки не родившегося еще классика. Ну что же, близится момент истины, фитили тлеют, мушкеты заряжены, и вот-вот решится, чья возьмет в этом извечном противостоянии пехоты и конницы. Кароль уводит наших кавалеристов под защиту мушкетерского каре. Едва они прошлись мимо нас, мы смыкаем ряды и целимся в приближающихся гусар. Я взмахиваю шпагой -- и гремит первый залп, первая шеренга, тут же подхватив мушкеты, совершает контрмарш и уступает место второй. Еще залп, и все повторяется. Дым от выстрелов затягивает наш строй, и мы не видим надвигающейся на нас махины кавалерии, но чувствуем ее приближение кожей. Наконец все шеренги выстрелили и заняты зарядкой мушкетов. Тем временем вперед выкачены пушки, и канониры без команды подносят фитили к затравочным отверстиям. Пушки одна за другой плюются картечью, тем временем мушкетеры закончили перезарядку и опять дают залп за залпом.
