Глава 5
Любой читатель детективов знает, что преступление — это не самое сложное. Самое сложное — это скрыть следы преступления и безболезненно воспользоваться его плодами.
Итак — ситуация. Я приплясываю голышом возле водоема, расположенного километрах в двух от ближайшего вражеского лагеря, у меня стучат зубы, трясутся руки и ватные от страха ноги. То ли это результат переизбытка адреналина в крови, то ли жуткий испуг, то ли результат переохлаждения. Все-таки не май месяц, а я минут двадцать в ледяной воде дрызгался… Передо мной стопроцентная, как дымящийся пистолет, улика — связанное по рукам и ногам тело с кляпом во рту (пришлось бежать в заветные кусты за захваченными еще из нашего последнего стойбища веревками и ремнями, с ужасом думая, что враг может очнуться в любую секунду). Рядом, забредя в воду, пока мы дрались, почти по брюхо, спокойно стоит свидетель преступления — верблюд. Он пока старательно делает вид, будто вся творящаяся возле него заваруха его нисколько не касается, и демонстративно дует воду из озера. Но по старательно-равнодушной роже и хитрым глазенкам видно — стоит только отвернуться, побежит сволочь такая, взбрыкивая ногами и подскакивая задом, и настучит в соответствующие Органы. Ну и как завершающий штрих композиции — в берег воткнуто здоровенное, метра три, копье с болтающимся возле наконечника мотком то ли волос, то ли еще какой-то дряни. Этот моток радостно трепещет на ветру, как бы призывая народ со всей степи — «Идите гляньте, как тут интересно!!!». Так что в любую минуту на этот призыв могут пожаловать приятели связанного и поинтересоваться: «А че это вы тут делаете?!» Причем поинтересоваться на своем языке, которого я не знаю, и потому даже соврать ничего не смогу.
Вывод — валить надо отсюда поскорее, пока местные ментяры меня не повязали и не учинили допрос с пристрастием. Вопрос только — как?
Я попытался было, ухватив за ноги, дотащить своего пленника волоком хотя бы до тех кустов, в которых прятался вчера. Гад оказался жутко тяжелым, да еще и цеплялся разными выступами доспехов и оружия за траву. А уж какой шикарный след оставляло это волочащееся тело… чтобы меня найти, не обязательно будет пускать собак. Даже слепой пройдет по нему на ощупь. Какого черта я не догадался сразу освободить его от оружия и доспехов? Так ведь страшно! Вдруг очнется и наваляет мне ответных люлей. А я свою норму достижений и славных побед уже выполнил на месяцы вперед и нарываться на новые приключения не стремлюсь.
Кое-как оттащил метров на тридцать-сорок в сторону, упрятав противника за верхушкой небольшого холмика. Серьезным укрытием это, конечно, не назовешь, но хоть от случайных глаз пока скрыл… Ага. Скрыл!!! Оглянувшись назад, увидел шикарную картину — купающийся верблюд, воткнутое в берег копье с бунчуком и пропаханная борозда, скромно намекающая, где нужно искать хозяина всего этого имущества.
Рванул назад по дороге сделав маленький крюк и подобрав собственные вещи. Изображать нудиста больше не было смысла, а в одежде появляется хотя бы видимость тепла. Оказалось, что с этим я сильно поторопился. Ни на «ути-ути-цып-цып-цып», ни на властное «ко мне», многообещающее «на-на-на» или загадочное «а что у меня е-е-есть…» верблюд не повелся и на берег выйти не соизволил. Кажется, его холод совершенно не беспокоил, и он готов был стоять и пить воду до тех пор, пока озеро не кончится. А вот меня холод беспокоил. И сильно. Потому я сдуру снял только штаны, надеясь, что в жилетке будет теплее, и опять полез в воду. В тот момент, когда я уже почти ухватился за веревку, тянущуюся куда-то к морде этой волосатой твари, он неторопливо сделал шажок в сторону. Я скаканул следом, он отодвинулся еще на один шажок, заинтересованно скосив на меня глаза. Я ринулся за ним, рухнул в какую-то яму, уйдя под воду с головой и измочив свою, некогда сухую жилетку, бултыхаясь вырвался на поверхность, предпринял еще одну тщетную попытку ухватиться за веревку и узрел перед собой огромную смрадную пасть с большущими желтыми зубами. При этом верблюд прорычал нечто предупреждающее, что мой мозг квалифицировал как «Отвали, парниша».
Признав поражение, опозоренный, выбрался на берег. Свежий бодрящий ветерок мгновенно забрался под мокрую жилетку, превратив ее в кусок льда. «Черт с этой скотиной, — подумал я, стуча зубами, теперь уже точно от холода. — Пусть торчит тут до тех пор, пока не околеет в этой ледяной воде. Мне гоняться за ним — только время терять. Лучше я его потрачу на то, чтобы подальше заныкать пленника… А верблюд… Да тут тыщи… ну пусть сотни верблюдов вокруг. Мало ли сбежал откуда-то. Госномера на нем нет, так что на то выяснение, какому отряду он принадлежит и не пропадал ли его всадник, уйдет небось не меньше нескольких дней… Если вообще будут искать, а не заныкают втихаря бесхозное транспортное средство. Жалко только — на верблюде тюки какие-то навьючены и щит этого вояки… Может, в тюках чего ценного лежит. А щит — все-таки оружие… Ну да не буду жадничать».
Кстати, о жадности. Подхватил копье пленника… затем сделал еще один крюк и забрал из кустов свое оружие. Рук удержать все это как-то стало резко не хватать. Но оставлять свои дротик, дубинку и лук с парой стрел все равно было жалко. Хотя я теперь без всякого зазрения совести ограблю пленника, забрав себе его оружие, но и своим барахлом разбрасываться не стоит… Вернулся к ложбинке — пленника не было!
Пока мы с верблюдом участвовали в любительской реконструкции Цусимы, пока я бегал по берегу, подбирая свое и чужое имущество, этот живчик успел очнуться и умудрился откатиться аж метров на двадцать в сторону. Именно откатиться, поскольку связал я его надежно, и даже ползти он толком не мог. Зато катился этот колобок долбаный весьма живо и старательно… Причем в сторону степи. Оно и правильно, уклон был как раз в ту сторону, катиться проще… Может, мне тоже его так катить до Лга’нхи?
Догнал, врезал копьем по спине и сел на него сверху… Блин. Надо собраться с мыслями. Иначе я тут себя до смерти загоняю, бегая от озера на холмы и обратно… И за что мне такие муки?
Тащить его на себе? Далеко не утащу. Да к тому же — мало того, что след остается, да еще и себя измотаю так, что через пару дней он меня даже связанный по рукам и ногам плевками пришибет… А что делать? Развязать ноги и запугать до полусмерти, чтобы сам шел. А ежели он бежать припустится? Может, они тут тоже бегуны не хуже Лга’нхи, и даже со связанными руками преспокойно удерет от меня? Внешне-то не больно похож, однако… А я его стреножу! Сделаю такую веревку, чтобы только шаги небольшие делать мог… И от оружия его освободить надо. Без оружия любой вояка себя сразу будто без портков ощущает. Небось гонору-то резко поубавится… Кстати, штаны на нем плотные, теплые… Мне в самый раз будут, а ему уже скоро станут без надобности. И сапоги… Вполне себе такие моднявые казаки с загнутыми вверх носами и тиснением по коже. Надо будет себе забрать. И накинутый поверх доспехов халат… Типичный такой среднеазиатский халатик, из верблюжьей шерсти сделан небось, а она теплющая. Заставить Осакат постирать и…
Стоп. Не до штанов с халатами сейчас… хоть и зуб на зуб не попадает после всех этих купаний. Так. На башке что-то вроде кожаного шлема с нашитыми металлическими бляшками, ремешок тянется под густую черную бороду… Где-то тут должна быть завязочка или застеж… Ах ты, сука, кусается! Как он кляп-то выплюнуть умудрился? Ну нет… Реально достал! На, получи, гад!!! Блин! Не пришиб? Ловить второго пленника мне как-то не хочется. Да нет, вроде схлопотав дубинкой по голове, затих, но дышит… Хороший, видно, шлем. А мы пока воспользуемся случаем. Снять пояс с парой кинжалов, снять перевязь с каким-то чехлом… Это че в чехле? Ледоруб? Колись, сука, ты Троцкого убил? А-а, нет. Помню, эту штуку клевцом называют. Еще какая-то сумка… чего в ней, смотреть сейчас некогда. Топорик на короткой ручке, но почему-то с очень узким, сантиметров 5–6 лезвием… во, оружием-то увешался, убивец злобный. А как с него этот панцирь снять? Похоже, только через голову… Э-э нет. Пусть пока на нем побудет, руки развязывать я ему не стану. Хотя… Потуже перемотал ноги, да еще и привязал к какому-то торчащему из земли кустику… Убрал все оружие подальше, размотал многочисленные узлы… поминутно проверяя, не очнулся ли пациент, быстро содрал изрядно пованивающий халат и натянул на себя… теплее не стало. Кажется, я успел проморозить все внутренности, и холод уже идет не снаружи, а изнутри… Стянул с супостата панцирь, отбросил в сторону, снова замотал руки за спиной. Теперь, пока он в отключке, надо стреножить… Замерил длину веревки, исходя из собственной ширины шага… Привязал к одной ноге, потом… отлетел метра на два, получив этими ногами в грудь. Хорошо хоть предыдущие годы нескончаемого града тумаков и пинков приучили меня либо уворачиваться, либо прикрываться от ударов, а то не дернись я в последний момент, удар пришелся бы по пузу, и хрен бы я тогда этого… а где, кстати, этот? Вот сволочь, припустил-то как… Бежит, конечно, похуже Лга’нхи, но тоже весьма проворно… В ставшей уже традиционной городошной манере швырнул дротик куда-то в ноги бегущему говнюку. Тот запутался в нем и рухнул, а пока поднимался на ноги, я уже успел подскочить и врезать ему пару раз дубинкой по корпусу. Бить по голове побоялся. Но дубинка и так свое дело сделала — пленник свалился на землю, где и схлопотал еще пару-тройку вразумляющих ударов и пинков. Потом я перевернул его на живот и все-таки довязал веревку ко второй ноге… Ух! Полдела сделано. Осталось еще отконвоировать его километров на 50–70 к месту стоянки, на что уйдет несколько дней и бессонных ночей, и предъявить Лга’нхи в качестве входного билета обратно в племя. Ничего больше уже не хочется. Ни допросов, ни информации, ни… Только сесть у горящего костра и набить утробу горячим, полусырым мясом…
