и не всегда приятно пахнущему Пилигриму и горько расплакалась.
Кассия посмотрела на них покрасневшими глазами, потом перевела взгляд на Алана. У того мелькнула мысль обнять ее, как Димитрий Рене, но тело не желало двигаться, и он не тронулся с места.
Впрочем, Кассия вовсе не нуждалась в объятиях.
— Я верну вас домой, — сказал он.
— Я не хочу домой, — тихо, почти шепотом ответила Кассия.
“Почему же ты так не любишь родной Оазис? — хотел спросить Алан. — Ведь больше тебе некуда идти!”
— Тогда… — проговорил Алан с трудом. — Тогда твоя судьба незавидна…
Кассия вздрогнула. Опустила глаза. И, развернувшись, медленно ушла в покои.
Кто-то потянул Алана за рукав. Он обернулся — Тэн.
— Надо думать, Алан, что делать дальше! Эмиль хоронить, девушка-невеста хоронить, мертвые остаться, мы идти живые. Живые идти другой дорога. Какой дорога? Надо думать.
С тяжелым сердцем Алан признал, что старина Тэн прав. У живых и мертвых разные пути.
— Мы решим это после аудиенции с царем, — сказал Алан Тэну.
***
Пилигримов препроводили пред сияющие очи Его величества Раджи Двадцать Первого с помпезностью, свойственной Оазису Санти. Пилигримы прошли по мягчайшему ковру цвета крови по колоссальному коридору. По обеим сторонам стояли охранники, придворные, слуги и прочие личности, все — в разноцветных одеждах, так что пестрело в глазах.
Высокие золотые двери распахнулись перед странниками Дебрей, пропуская в тронный зал.
К удивлению Алана, тронный зал был не больше коридора, ведущего к нему, и людей в нем почти не было. Тем не менее, трон из украшенного искусной резьбой имелся, и стоял, как полагается, в конце зала. С двух сторон от него возвышались два могучего телосложения охранника с большими кривыми саблями наголо.
Алан уверенно пошел вперед, к трону. В десяти метрах замер. Его спутники тоже остановились, растерянно хлопая глазами.
Его величество Раджа Двадцать Первый с любопытством наблюдал за визитерами. Он был одет в белоснежный длиннополый сюртук со стоячим воротничком и широкие шаровары, на голове поблескивал стразами тюрбан с павлиньим пером. Ни усов, ни бороды Его Величество не носил по той простой причине, что в десять лет растительность на лице не появляется.
— А старый маразматик неплохо сохранился, — пробормотал Матиас.
— Что за черт? — вырвалось у Димитрия. Он покосился на каменные физиономии стражников и добавил: — Прошу прощения…
Пилигримы, справившись с оторопью, низко поклонились. Раджа нетерпеливо кивнул, его смуглое лицо буквально светилось от любопытства.
— Всё понятно, — шепнул Алан Матиасу, кланяясь. — Старый царь умер, новый Царь — ребенок, и толстяк этим пользуется…
— Кхм, — Матиас кивнул.
— Пилигримы приветствуют тебя, о, Царь Санти, Раджа Двадцать Первый! — громко и отчетливо сказал Алан. Прозвучало, по его мнению, ужасно фальшиво и напыщенно. — Мы хотели…
— Это же прекрасно! — выкрикнул Раджа тонким голоском. — Надо было сразу требовать аудиенции со мной! Подумать только, Пилигримы! Я обожаю истории о вас. Скажите, а Твари правда душат Оседлых, попавших в Дебри, стальным руками? У них есть детеныши? Как они размножаются?
Пилигримы переглянулись.
Алан понимал теперь, почему Нараян улыбался такой ехидной улыбкой. Знал, жирная сволочь, что толку от аудиенции не будет.
— Ну что, Алан, — прошептал на ухо Димитрий, — ты хотел с царем поболтать, ты получил эту возможность. Давай отвечай, как Твари размножаются…
***
Похороны состоялись на следующий день. Единогласно решили хоронить Эмиля, Клэр, Марию и Миранду в Дебрях, хотя Нараян предлагал организовать похороны в Санти “в соответствии с обычаями усопших”.
Ночью перед похоронами Пилигримы дежурили по очереди, несмотря на усиленную охрану вокруг Дома Лотоса. Но Рыцари Дебрей не вернулись. Алан почему-то и не ждал их. Если бы в их планы входило уничтожение всех Пилигримов из группы Эмиля, они бы сегодня уже не дышали.
Четыре завернутых в белые саваны тела опустили в могилы, засыпали землей, сверху навалили камней, чтобы не добрались стервятники.
— Мне вспомнились слова Эмиля, которые он сказал незадолго перед смертью, — произнес Алан. — Он сказал, что смерть иногда приходит слишком неожиданно. Когда ты не готов… И ты понимаешь, что многого не успел. Не ценил время и жизнь… Эмиль задумывался: правильно ли живет? Ценит ли отпущенное время? Я не могу говорить за всех, поэтому скажу за себя. В детстве я был уверен, что быть Пилигримом — самое великое счастье, которое только может выпасть на долю человека. Жить во всем необъятном мире, а не в узких границах родного Оазиса, разве это не означает “ценить отпущенное время”? Наслаждаться каждым мгновением? Он открыл мне большой мир. Он сделал меня счастливым. Возможно, это и мелочь, но он определил мою жизнь. Я благодарен ему за это… Покойся с миром, друг и учитель.
Вдали каркнула ворона. Пилигримы схватились за оружие. Но это была не Тварь. Долина радовала глаз буйством красок, вдали таяли в дымке горы. Санти сверкал на солнце, как исполинский бриллиант. День выдался на удивление солнечным и безветренным.
— Клэр, Мария, Миранда, — со вздохом продолжил Алан. — Я так и не узнал вас хорошо… Я не знаю, что сказать… Единственное, что я могу сделать сейчас, это пообещать, что ваша гибель не останется безнаказанной. Покойтесь с миром.
Он отошел от могил, на его место встал Димитрий.
— Прощай, Эмиль Ламар, ты был хорошим товарищем… Черт, — Димитрий смахнул слезу и сразу сделал вид, что в глаз попала соринка. — Прощайте, девчонки… Простите, если что не так…
Он уступил место Матиасу.
— Покойтесь с миром, друзья. Эмиль, ты когда-то сказал, что не хотел бы умирать дряхлым и немощным… Не знаю, к лучшему это или к худшему, но твое желание исполнилось… Но как бы мы все желали, чтобы ты побыл с нами еще немного… Прощайте!..
— Эмиль, Мария, Клэр, Миранда, — сказал Тэн. — До встречи. Я надеяться, что встреча еще нескоро, но когда она наступает, мы радоваться встрече…
Алан покосился на Тэна. Он единственный сказал не “Прощай!”, а “До встречи”. А ведь он прав. Все смертны, вот только об этом забывается… Потому что пока ты жив, смерти нет, а когда смерть приходит, нет тебя…
Рене не смогла произнести прощальные слова, рыдания разрывали ее. Алан не мог описать, насколько ему было жаль этих несчастных, ни в чем не повинных девушек.
Тэн затянул ритуальную песню своего Оазиса. Тягучие звуки поплыли над безмятежной землей, Пилигримы стояли нахохлившиеся, умершим было всё равно, а сердце Алана сжалось в грозном предчувствии. Двенадцать лет приключений и путешествий — детский период, пришла пора взросления. Алан впервые столкнулся со смертью близкого человека. Ему вдруг сильно захотелось посетить Галльфран, повидать родных и близких.
Ибо
