В животе у нее похолодело. Воображение рисовало ей кошмары среди кромешной тьмы: эти люди, которых она знает всю жизнь, — они угодили в ловушку на этих чужих улицах, они схвачены врагом в самом центре города, обнесенного стенами, — огороженный город внутри другого большого огороженного города, а весь Карфаген — снаружи, все амиры, все их домашние войска, вся армия короля-калифа, а еще торговцы, и ремесленники, и рабы; и каждый из них — наш враг…
«Какого дьявола этот опасный безумец притащил их сюда? — гневно размышляла Аш. — Как бы мне вытащить их отсюда? И как бы перед этим все-таки успеть сделать то, ради чего мы здесь?..»
Томас Морган споткнулся, пробормотал проклятие, постучал древком алебарды по разбитой вдребезги глыбе кирпичной кладки и свернул направо. Аш, с трудом удержавшись на ногах, последовала за ним.
«Сколько моих ребят тут? О чем думает Оксфорд, черт бы его побрал? Да, мы наемники — но это не значит, что ты можешь выставлять нас, как свою последнюю надежду, и подвергать нас такому смертельному риску… Ну, впрочем, он-то может считать, что вправе поступать подобным образом — просто я думала о нем лучше…»
Воздух стал другим.
Подняв голову к небу, Аш увидела, как тучи превращаются в редкие облака и сквозь них сияют яркие звезды: созвездия Вечного Сумрака. Она быстро опустила глаза в землю. Свет звезд позволил ей видеть, куда она ставит ногу, она отпустила пояс Томаса Моргана. Перед ней вырос дом с голыми стенами. Они стояли у угла.
Справа висели измочаленные ворота — массивные, обитые железом — разбиты не землетрясением, а пушечным огнем. Пушкари толпились на углу за несколькими большими щитами. note 133 Два фальконета note 134 опирались на стойки, воткнутые в грязь в то место мостовой, откуда при землетрясении вылетели булыжники. Солдаты отчаянно ругались и кричали; они старались выстрелить ярдов на пятьдесят вниз по переулку, да еще поперек него, чтобы последним взрывом окончательно снести ворота, а пушку подтащить поближе. Места развернуть орудие как следует не хватало — ширина переулка составляла не более десяти футов.
Прибежали еще солдаты; деревянные двери, сбитые с других домов, служили им прикрытием вместо щитов. В десяти ярдах от Аш в мостовую беззвучно вонзились стрелы, подняв тучу каменных осколков. Голос Антонио Анжелотти — о, Ангелок! Аш улыбалась, счастливая от узнавания, просто от его присутствия. Мессир Анжелотти изрыгал проклятия. По крыше дома быстро перемещались защитники, стреляли вниз: визиготы, стража визиготского дома, этот дом…
Память не подвела Аш. «Точно ли? Не кажется ли мне? Помню, как шли на север… Я прошла назад весь путь от дворца короля-калифа, вот здесь меня ввели в дом Леофрика… Да, ошибки нет — это дом Леофрика!»
Ее вдруг осенило.
Вот дерьмо! Теперь понятно, почему Оксфорд пришел сюда. Он делает то, что собиралась сделать я.
Он пришел за каменным големом…
Томас Морган проорал:
— Вот они, командир!
Но в его голосе прозвучало какое-то сомнение.
Аш прошагала мимо него в переулок, заканчивающийся тупиком; тупик был освещен фонарями и факелами; он был полон солдат; они кричали, бегали туда-сюда; еще два фальконета стояли на входе в переулок прямо перед домом Леофрика, их затворы в безумной спешке протирали снова и снова — и палили, без устали палили в проклятый дом. Высокий блондин в итальянском камзоле и укороченной мантии присел возле пушечной команды и кричал — Анжелотти! И еще дюжина знакомых лиц: дьякон Ричард Фаверхэ; за большим щитом — тощий блондин, руки которого по запястья перебинтованы; и два алебардщика; и Флора дель Гиз — а за нею большая толпа, все в нагрудниках и ножных доспехах, с булавами и аркебузами, со знаком Льва на груди; и среди них молодой рыцарь с волосами цвета спелой ржи, в полудоспехах — Дикон де Вир; и сам Джон де Вир — вот он снимает свой шлем с забралом и утирает лоб…
У нее была всего секунда, чтобы одним взглядом охватить их всех, поглощенных своими делами в этом упорядоченном хаосе, всего одна секунда, пока они ее не заметили. Внутри у нее все сжалось в панике: видеть своих людей, своих солдат, не замечающих ее, как будто ее тут и вовсе нет, — вечный кошмар командира. Его авторитет всегда может растаять, как туман. Его авторитет всегда висит на нитке, тонкой, как паутинка. В конце концов, кто она такая, чтобы кто-то выполнял ее приказы?
Нет уж. Мадам Аш — тот человек, который уговорил их бросить свои поля и заняться воинским делом. Приговорил к бесконечным сырым утренникам на травянистых, пропитанных кровью холмах, долгим ночам в горящих городах, переполненных изуродованными трупами. Она — тот человек, благодаря которому, как они надеялись, после всех этих кошмаров они все-таки останутся в живых.
Двое-трое тех, кто оказался поближе, повернули головы, заметив Томаса Моргана. Один из пушкарей уставился на Аш неподвижным, непонимающим взглядом и опустил свой шнек; другой, у второй пушки, уронил затвор. Трое фламандских алебардщиков прервали разговор, у них отвисли челюсти.
Антонио Анжелотти ужасно выругался на своем великолепном музыкальном итальянском языке.
Флора медленно выпрямилась, в свете фонарей на ее лице вспыхнула безумная надежда, сменившаяся изумлением и — неожиданно — страхом.
— Ну-ка под прикрытие! — заорала на нее Аш.
Сама Аш тем не менее оставалась на открытом пространстве. Она подняла руки, отстегнула пряжку шлема Марка Тиддера и сдвинула его с головы. Ее коротко остриженные серебристые волосы стояли торчком, взмокшие от пота. Плевать на риск! Конечно, какая-нибудь тварь может угодить в меня стрелой, — плевать, пусть они меня видят.
— Ни хрена себе… — молвил кто-то восхищенно.
Аш затолкала шлем под мышку. Металл был холодным, это чувствовалось даже через кожаные ладони рукавиц. Свет от фонарей падал на плащ, почерневший и жесткий у горла от высохшей крови, на груди отчетливо виден Лев Лазоревый. Из-за того, что на руках у Аш были слишком большие кольчужные рукавицы, а на ногах — слишком большие сапоги, у нее был вид ребенка в одежде взрослого. Высокого тощего ребенка. Три шрама отчетливо выделялись темными пятнами на ее белых отмороженных щеках.
И тут она пошевелилась, уперла кулак в бедро, чтобы ее признали по привычной позе: вот — Аш, капитан Аш, мадам Аш, кондотьер; женщина, в нарушение всяческих законов одетая по-мужски; женщина-воин в камзоле и рейтузах, волосы острижены, как у раба, лицо исхудало от голода и боли, но глаза сияют злой улыбкой.
— Это она, это капитан! — дрожащим голосом объявил Томас Морган.
