Поэтому, каша из инвалидского котла была очень кстати. Пока офицер опустошал свой котелок, бывший унтер выкладывал новости, добытые из того же источника.
— Хоти взяли с неделю назад, османийцы прорыва вдоль берега моря не ожидали, оборону по левому берегу Мгупты организовать не успели. Наши переправились почти без боя, навели мост и пошли дальше. Штаб корпуса сейчас в Капси, отсюда пятьдесят верст будет.
Пятьдесят верст — многовато будет, за один день можно будет и не успеть. Фелонов, тем временем, продолжал.
— Сейчас османийцы опомнились, зацепились за левый берег…, этой…, как ее… Короче, забыл. Да это и не важно. Никому ничего не говорят, но видимо, наступление забуксовало, наши потери растут, а толку никакого. Рискуем попасть в самую мясорубку.
— Чему быть, тому не миновать, — усмехнулся Алекс, — есть приказ прибыть в штаб корпуса и получить назначение, значит, прибудем и получим, а дальше видно будет. Чайком у инвалидов разжиться не догадался?
— И куда я его налью? — огрызнулся Влад.
— Ладно, давай собираться, путь сегодня предстоит неблизкий.
Спустя час после завтрака, Магу и Фелонов выехали на берег Мгупты. В этом месте река была неширока, не больше сотни шагов, но течение быстрое и вода холодная. Через реку был наведен плашкоутный мост, за которым приглядывали саперы, расположившиеся в палатке у самого въезда на мост. Молоденький лейтенант с перекрещенными топорами на погонах, прежде чем пропустить их через переправу, проверил бумаги.
— К генералу Трындецкому?
Полувопрос, полуутверждение, причем с нескрываемым сочувствием.
— К нему. А здесь как обстановка?
— Здесь, в Хоти, тихо, даже бандиты не шалят, а что там дальше — ничего толком сказать не могу, наше наступление продолжается.
После некоторой паузы сапер негромко добавил.
— Раненых оттуда много везут, очень много. И почти каждый день.
Судя по этим словам лейтенанта, наступление руоссийских войск сейчас, действительно, развивалось не слишком успешно. И с большими потерями.
Попрощавшись со словоохотливым саперным офицером, Алекс тронул лошадь. Фелонов пристроился рядом с ним. Копыта лошадей простучали по деревянному настилу моста, после чего, всадники начали подъем на левый берег по узкой пыльной дороге. Наезженная колея поднялась по склону невысокого холма и вывела к перекрестку. Здесь в дорогу, идущую параллельно береговой черте, вливалась другая, спустившаяся с гор. Перед офицером и ополченцем открылся чудесный вид на море. Залюбовавшись, Алекс невольно придержал лошадь.
— Тихо-то как! Будто и войны никакой нет.
Первым одинокого всадника заметил Фелонов, того выдал поднятый копытами лошади шлейф пыли.
— Скачет кто-то, — предупредил он, и добавил, — похоже, сильно торопиться.
Капитан на всякий случай тронул клапан кобуры, хотя одиночный кавалерист вряд ли мог представлять опасность. Проследив за ним несколько секунд, Алекс принял решение.
— Подождем, может, случилось что-то.
Когда всадник приблизился, то по одежде капитан признал в нем местного жителя, но на голове у него была бескозырка с ополченческим крестом, а над плечом виднелся ствол винтовки.
— Господин офицер! Господин офицер!
Кричать местный доброволец начал задолго до того, как приблизился, будто боялся, что в последний момент они уедут. Ему самому и его лошади дорога далась тяжело, бедное животное тяжело дышало, вздымая бока.
— Господин офицер! Османийцы через перевал прорвались, скоро будут здесь!
Алекс машинально глянул за спину ополченцу, но никаких преследующих его османийцев не увидел. Стало быть, какое-то время до их появления еще было. Если, конечно, они мужику не привиделись.
— Молчать! Какие османийцы, сколько их? Когда и где прорвались? Толком говори!
Ополченец сглотнул, перевел дух, но по-прежнему ничего вразумительного не сообщил.
— Там, в горах, много их! Наши держатся пока. Господин капитан приказали сообщить первому же встреченному офицеру и записку передать.
— С этого и надо было начинать, — возмутился Алекс. — Где записка? Давай ее сюда.
Ополченец торопливо сорвал с головы шапку, вытащил из нее сложенный пополам листок и протянул его офицеру.
— Вот она.
Капитан торопливо развернул бумагу и начал разбирать буквы неровно и торопливо написанные простым карандашом. В записке некий штаб-капитан Курдымов сообщал, что его роту внезапно атаковало до батальона османийцев. Рота приняла бой, но больше двух часов вряд ли продержится, просил помощи.
Алекс взглянул на Фелонова, бросил взгляд в сторону моста, возле которого виднелись несколько саперов. Командир просившей помощи роты не предполагал, что первый встреченный его посыльным офицер окажется без своего подразделения. Да и в Хоти есть только взвод саперов и инвалидная команда. Однако, надо что-то предпринимать.
— Рота ваша далеко отсюда?
— С дюжину верст будет.
Лошадь ополченец гнал не жалея, значит, в пути был около полутора часов. Рота штаб-капитана Курдымова еще держится, надеясь на помощь, которая к ней уже никогда не придет.
— Османийцы пешие или конные?
— Больше пешие, конных совсем мало.
— Какого цвета у них мундиры?
— Синие, господин офицер!
Синие — это плохо. Это значит, что не случайная банда прорвалась, а идет наступление регулярных османийских войск. И, если штаб-капитан Курдымов в оценке их сил не ошибся, то… Двенадцать верст, пешим порядком, да еще и по горной дороге… Османийский батальон будет здесь через три, много, четыре часа. А здесь переправа через Мгупту, инвалидная команда и забитый ранеными госпиталь. Лихорадочные размышления, что же предпринять, длились не дольше трех секунд. Бросив ополченцам короткое «За мой!», Капитан развернул лошадь обратно к переправе.
Саперному лейтенанту потребовалась пара минут на то, чтобы осознать, что его спокойной тыловой жизни пришел конец.
— И что же нам делать, господин капитан?
— Готовьте переправу к уничтожению и начинайте рыть окопы вон там.
Палец капитана провел воображаемую линию на уровне крайних домов Хоти.
— И сами дома тоже готовьте к обороне. Да, лейтенант, пошлите кого-нибудь предупредить начальника инвалидной команды и госпитальное начальство не забудьте. Пусть начинают эвакуацию раненых.
— Будет исполнено, господин капитан!
Лейтенант козырнул и отправился отдавать распоряжения своим солдатам. Алекс повернулся к ополченцам.
— Теперь с вами. Влад, перегружай сумки, возьмете мою лошадь, эту загнанную клячу оставите здесь…
