Он неправильно оценил скорость приближения отряда Того, во главе которого шли два лучших на тот момент броненосца мира[3] «Микаса» и «Сикисима». Йэссен отвернул на север последовательно, потому что так было быстрее и проще догнать броненосцы Макарова и занять свое место в строю. Когда на шедшем концевым «Баяне» запросили разрешения на открытие огня, так как дистанция до «Микасы» сократилась до пятидесяти кабельтовых, это стало для Йэссена неприятным сюрпризом. Он в этот момент смотрел в подзорную трубу на снова поворачивающие вслед за ним крейсера Камимуры, которого он считал «своим» противником. Перенеся взгляд на броненосцы Того, Йэссен встал перед весьма непростым выбором. Того шел прямо на его отряд кильватерной колонной. И следующие десять минут все корабли его отряда могли вести огонь по головным японцам полными бортовыми залпами, получая в ответ только подарки с носа головных японцев.[4] Конечно, потом на отходе ситуация изменится на прямо противоположную. И через четверть часа уже полные бортовые залпы броненосцев Того будут приходить почти строго в корму его крейсеров, а те смогут отвечать только кормовыми орудиями. Но к тому моменту дистанция должна вырасти до более пятидесяти кабельтовых, а русские будут вести огонь бортом с тридцати… Молодой и горячий Йэссен решил рискнуть.
Первые пять минут после пристрелки русские артиллеристы повеселились на славу. По «Микасе» вел огонь отряд самого Йэссена, а по «Сикисиме» били три броненосных крейсера Рейценштейна. Под градом восьми- и шестидюймовых снарядов на головных японцах начали разгораться пожары, на «Микасе» явственно была видима развороченная кормовая труба и снесенный начисто формарс. От удара гулко, подобно колоколу в храме Будды, загудела носовая башня главного калибра, но английская броня выдержала. «Сикисима» после очередного попадания зарыскала на курсе. Хотя что такого мог сделать восьмидюймовый снаряд этому отлично забронированному броненосцу, никто на в рубке «Громобоя» предположить не мог. На мостике «Микасы» Того, после доклада сигнальщика о неустойчивом курсе второго броненосца, приказал поднять сигнал «Доложить о повреждениях». Через пару минут на мачте «Сикисимы» взвился флажный сигнал «Готовы продолжать бой до победы». При этом на грот-мачте вновь поднялся сигнал, которым сам Того в начале сражения пытался ободрить команды вверенных ему кораблей. «Судьба империи зависит от исхода этого сражения». При этом некоторые флаги были запятнаны кровью и обгорели, похоже, очередной русский снаряд поразил сигнальщиков в момент набора сигнала. С неуловимой задержкой, на поднятые «Сикисимой» флаги отрапортовали и остальные корабли броненосных отрядов. На втором в японской колонне броненосце сейчас боевая рубка напоминала поставленную на огонь кастрюлю с рисом. Охваченная со всех сторон огнем пожара и наполненная дымом, она была весьма «жарким местечком». Ни вести наблюдение за противником, ни просто держать броненосец на курсе, когда не видно, куда именно валится нос, вправо или влево, было практически невозможно.
Ответный огонь японцев тоже начал ломать русские корабли. Самым везучим из обстреливаемых оказался «Баян». Шедший концевым, самый близкий к японцам и самый маленький из всех русских кораблей линии, он отделался одним сквозным попаданием двенадцатидюймового снаряда в кормовую рубку и полудюжиной попаданий из шестидюймовок. Самым опасным стал шестидюймовый фугас, взорвавшийся на верхушке четвертой трубы. Его осколки вывели из строя два котла, но запаса пара с избытком хватало на обеспечение полного двадцатиузлового хода. «Рюрику» достался всего один восьмидюймовый снаряд, воспламенивший беседку с зарядами для носового 190-мм орудия. Только самоотверженные действия расчета не допустили взрыва охваченных огнем снарядов, предотвратив тем самым выход из строя всего носового плутонга старого крейсера. Два подносчика сгорели заживо, пытаясь выбросить за борт тяжеленные картузы с порохом. Один из них, в руках которого загорелся выбрасываемый за борт тлеющий картуз, охваченный пламенем, выпрыгнул за борт вместе с намертво зажатым в объятьях сгорающих до костей рук зарядом кордитного пороха. «Громобой» был поражен всего двумя снарядами среднего калибра, один из которых, правда, разбил шестидюймовое орудие. Но на «России» японцы отыгрались по полной программе.
Еще в момент сближения ей досталось два попадания главного калибра японцев. Первый снаряд вздыбил впечатляющий фонтан воды у правого борта, и офицеры на «Громобое» с ужасом ждали крена следующего за ними крейсера. Падение хода любого из крейсеров в этот момент было бы для него смертным приговором. Никто не смог бы помочь отстающему кораблю, которому пришлось бы остаться один на один со всем японским флотом. Но фугасный снаряд не смог пробить мощный броневой пояс, и затопления не последовало. Следующими снарядами были выведены из строя две шестидюймовые пушки, кормовое 190-мм орудие и полностью уничтожен адмиральский салон, пожар в котором никак не могли потушить даже совместными усилиями обоих пожарных дивизионов. Расстояние до японцев увеличивалось с каждой минутой, уже перестали гавкать орудия калибра шесть дюймов, для которых дистанция в пятьдесят кабельтовых была запредельной. Казалось, что для крейсеров сближение с броненосцами противника прошло без серьезных последствий. Но главный удар, вернее удары, последовали, когда русские корабли, казалось, уже вышли из зоны огня японцев, отойдя на 55 кабельтовых и даже прекратив огонь.
По непонятному стечению обстоятельств «Россию» почти одновременно настигли снаряды калибра двенадцать, десять и восемь дюймов с трех разных кораблей противника. Причем все они продольно вошли в корму корабля. Двенадцатидюймовая, почти полутонная болванка вломилась в котельное отделение, где сработал взрыватель. Скорость корабля быстро упала с семнадцати до двенадцати узлов. Самое обидное, что это мог сделать только бронебойный снаряд, стрелять которым с такой дистанции было бы глупо, ведь пробить броню мощного пояса «России» он уже не мог. Увы, поданный ПО ОШИБКЕ в кормовую башню «Сикисимы» бронебойный снаряд в боевой обстановке нельзя было просто спустить обратно в погреб. Его проще и быстрее было зарядить в орудие и выпалить по русским, что и сделал командир башни, наорав попутно на расчет погребов за невнимательность. Но даже это был еще не конец. От «Якумо» прилетел подарок из недавно установленного орудия калибром десять дюймов, а кто-то из крейсеров добавил свой восьмидюймовый вклад. Теперь пожар в адмиральском салоне слился с пожаром на юте. К уже общему костру добавился еще один очаг возгорания над погребом, где хранились снаряды для кормовых шестидюймовых орудий. Из-за возникшей опасности взрыва погреб пришлось затопить. И самое главное — одним из взрывов были временно перебиты приводы рулевой машины, и перо руля застыло в положении лево на борт. Его можно было бы поставить прямо, сама машина была в полной исправности, но ни один посыльный, отправленный в румпельное отделение, не смог пробиться сквозь бушующую поперек всего корабля стену ревущего пламени. «Россия» медленно выкатывалась из колонны русских крейсеров вправо, пока не были уменьшены обороты левого винта. «Россия» была бы неминуемо добита броненосцами Того, но после обмена первыми снарядами между японскими и русскими крейсерами Макаров скомандовал поворот на противника. Того не рискнул связываться с объединенными силами двух русских колонн, пока его собственные корабли все еще были разделены.
