Поднялся было на ноги, но неловко ухваченный одной рукой вместе с костылем кошель выскользнул из пальцев. Часть монет выпала, раскатилась по полу. Матерясь чуть ли не в голос, Мишка снова опустился на пол и, ползая на животе, принялся собирать раскатившиеся монеты. Откатившиеся далеко подбирать не стал – лопнуло терпение. Затянул ремешком горловину кошеля, но узел никак не хотел завязываться.
«Кончайте психовать, сэр, от нескольких секунд ничего не зависит. Спокойствие, только спокойствие, как говорил один обладатель штанов с пропеллером».
Мишка плюнул на узел, обмотал ремешок вокруг горловины кошеля и сунул его за пазуху. Потом с кряхтением стал подниматься.
Возле саней никого не было – Роська еще не вернулся, Матвей куда-то ушел, а Рыжуха уже нацелилась занять свое законное место под навесом, среди остальной скотины, но остановилась перед оградой. Мишка забрался в сани, тронул Рыжуху и развернул ее мордой к воротам. Из-за угла как раз выскочил Роська с двумя самострелами в руках.
– Минька, твой самострел уже починили, а себе я Демкин…
– Взводи, но болты пока не накладывай, – перебил крестника Мишка. – Готово? Поехали!
– Куда ехать-то? – Роська с тревогой оглянулся на Мишку, с которым явно творилось что-то ненормальное. Мишка и сам не понимал, почему так торопится, что любая, даже секундная, задержка выводит его из себя.
– К Афоне.
– Так я же не знаю…
– Сейчас направо.
Сзади ударил крик деда:
– Куда с оружием? Стой! Стой, кому говорю! Матюха, коня мне, быстро!
На улицах Ратного было людно – толпа еще не рассосалась по домам, особенно не разгонишься, но Мишка, пихая Роську в спину костылем, заставлял крестника использовать любую возможность прибавить ходу. Люди неохотно уступали дорогу, весьма нелицеприятно комментируя вслед седокам их стиль вождения. Ехать пришлось через все село – почти к речным воротам. Пока доехали – наслушались.
Одна створка ворот на подворье Афони оказалась почему-то открытой, и Роська вписался в просвет, чудом не зацепившись санями за воротный столб. Рыжуха снова захрапела, задирая голову, – Роська тормозил, как гонщик «Формулы-1», в последний момент.
Еще на ходу Мишка прочел открывшуюся его взгляду мизансцену, благо ничего сложного в этом не было – продолжение воспитательного процесса в сольном исполнении ратника девятого десятка Афанасия Романовича. Афоня, стоя перед группкой жавшихся друг к другу людей, размахивал здоровой рукой и, чувствовалось, что с удовольствием, орал во всю глотку.
Перед Афоней стояли пятеро: мужчина, женщина, видимо жена, девчонка лет четырнадцати и два мальца. Мужчина был высок, широкоплеч, имел роскошную окладистую бороду и… по-детски наивное, перепуганное лицо с широко распахнутыми голубыми глазами. Мишка хорошо знал подобные лица еще по ТОЙ жизни. Матушка-природа расщедрилась на тело, но оказалась скаредной на разум.
Обычно такое сочетание сопровождается бычьим упрямством и агрессивностью, но изредка случается так, что нет даже и этих «добродетелей». Хрестоматийный пример – тридцатилетний недоросль, пребывающий под каблуком у мамочки, которая помыкает взрослым мужчиной, как дошкольником. Похоже, именно такой «глава семьи» Афоне и достался, только пребывал он не при мамочке, а при жене. Такое тоже случается.
Афоня токовал, как глухарь, не смог даже сразу остановиться, когда появились незваные гости.
– …И без Бурея обойдусь! Сам запорю насмерть! Пусть только хоть одна сука…
Мишка вылез из саней, забыв про костыли, спасибо Роське – поддержал, и вытащил из-за пазухи кошель с серебром. Афоня наконец закончил орать на холопов и, не понижая голоса, обратился к Мишке:
– Михайла! Здорово! А я вот тут… – Объяснить, что «он тут», ратник не успел – брошенный Мишкой кошель ударился Афоне в грудь и упал ему под ноги, из раскрывшейся горловины выползли на снег монеты.
– Михайла, ты чего это?..
Афоня осекся, увидев направленные на него самострелы.
– Я их у тебя выкупаю! – Мишка махнул рукой холопам. – Эй! Собирайтесь!
– Михайла! Ты че… – снова было начал что-то говорить Афанасий, но заткнулся на полуслове: самострельный болт ударил ему под ноги – прямо в кошель, пробил его и застрял, наполовину уйдя в мерзлую землю.
– Пересчитывать будешь? – поинтересовался Мишка, не оглядываясь, сунул свой самострел Роське и тут же получил взамен другой – заряженный. Не услышав ответа на свой вопрос, он снова обратился к холопской семье: – Эй, вы! Вам, вам говорю! Собирайтесь! Или вам у Афони нравится?
Немая сцена, громом звучит щелчок вставшего на боевой взвод самострела. «Глава семьи» вопросительно пялится на жену, а та, похоже что-то сообразив, подталкивает его в сторону сарая.
– Куда? А ну назад! – Афанасий, видимо чисто рефлекторно, попытался остановить холопов.
– Афоня! Даже и не думай! Как я стреляю, ты знаешь. Куда могу попасть – тоже.
Мишка демонстративно шевельнул самострелом, и здоровая рука Афони дернулась, прикрывая пах.
«Блин, ну натуральный вестерн. Клинт Иствуд явился на ранчо плохого парня восстанавливать справедливость. Как там по-ихнему: „Бед бойз маст дай“? Или что-то в этом роде. А ведь мочкану, если дернется, даже сомнений нет. Голливуд, едрит твою…»
– Всем стоять! – Голос деда перекрыл топот копыт нескольких всадников. – Михайла, стрелялку наземь! Ну!!! Афоня, чего за хозяйство держишься, уже попало?
– Корней Агеич…
Уже в который раз Афоне не дали закончить начатую фразу, только теперь это сделал не Мишка, а его дед:
– Молчать! Роська, что тут происходит?
– Холопов выкупаем, – невинным тоном сообщил десятник Василий. – Вон серебро лежит.
Мишка оглянулся. Дед, Лука Говорун, еще четверо ратников верхами, а у ворот – толпа любопытствующих. И когда успели собраться-то?
– Ага… Кхе! И сколько дали?
– Гривну… С мелочью, деда.
– Афоня, доволен ценой?
– Корней Агеич…
– Молчать!
Афанасий изумленно вылупился на сотника.
– Ратник Афанасий ценой доволен! – громогласно объявил дед. – Эй, вы! Быстро собираться! Бегом!
Холопов как ветром сдуло. Афоня дернулся было их остановить, потом оглянулся на сотника, да так и застыл раскорякой – слишком уж быстро и непонятно, для его простецкой натуры, все произошло.
– Десятник «Младшей стражи» Василий! – продолжил распоряжаться дед.
– Здесь, господин сотник!
– Старшина Михаил ранен и немощен. Грузи его в сани – и домой.
– Слушаюсь, господин сотник!
Роська подхватил Мишку под руку и помог усесться в сани.
– Корней, – подал голос Лука Говорун.
