И в результате, приходится там садиться на пригородный и пилить обратно — и опаздывать почти на десять часов по сравнению со сроком, назначенным в телеграмме.
Мама почему-то запаниковала, но мне всё это так надоело, что я просто сказал, что возьму билет до Брянска, там сяду опять-таки на пригородный, но другой — и сойду в Любичах. Правда — почти на сутки раньше срока. И не надо давать никаких новых телеграмм, путать человека и тратить свои нервы.
Мама сделала большие глаза — ей представлялись грязные полустанки, компании с пивом и моё вынужденное ожидание во всём этом окружении. Как было хорошо — сел, поехал, вышел, встретили...
Но я резонно заметил, что раз уж скорые в Любичах не останавливаются, то всё равно придётся добираться на перекладных. Может, это её и не успокоило, но она со мной согласилась.
А мне так, если честно, даже понравилось. Я не люблю скорых поездов, а вот электрички и пригородные мне по душе. Люди едут куда-то — обычные, небогатые. Бабульки, дедки, мои ровесники. Разговаривают о своём.
Всегда можно постоять в тамбуре, понаблюдать за жизнью на станциях, которых со скорого и не замечаешь. Не хочешь — можно с кем-то разговориться. А что до компаний, то их опасность резко преувеличена. Скорей уж ментов следует опасаться.
Когда в корпусе я ездил туда-сюда на выходные и каникулы, то много раз видел, как эти «стражи порядка» трясут пацанов — просто так, нипочему, от дурной власти. Ко мне, правда, они не совались — опасались формы, и я даже один раз вступился за парнишку младше себя.
Стоял в тамбуре, они его вытащили — двое таких мордатых — и давай доставать. Паспорт где? Ах, дома? А куда едешь? Ага, едешь, а паспорт дома оставил? Карманы выворачивай. Ах, не хочешь? Ну, держи его, Вован, а я посмотрю...
Я им и указал, что они напросятся на неприятности, потому что сразу на вокзале я подниму хай. Как они на меня посмотрели... Недаром наш начальник... бывший мой начальник говорит: «Если нас оккупируют, то вся милиция в полном составе запишется в оккупационную полицию».
Но парня оставили в покое и смылись. Он даже разревелся. Я его понимаю, это не от страха, а от обиды. Оказалось, он не делал ничего, просто сидел и журнал читал. И всё!!! Уж чем он им не «показался»...
Но в этом пригородном, в который я сел на брянском вокзале ранним утром, вообще было мало народу. Он трюхал себе и трюхал, а я смотрел в окно и смотрел, пока не показался этот городок, не выглянул из зелени всеми своими крышами.
Я почему-то сразу решил, что это и есть Любичи — а проводница подтвердила мою догадку. Прохо-дя мимо, она сказала:
— У тебя ведь билет до Любичей? На выход.
И посмотрела так, словно я собирался уехать в Белоруссию по пригородному билету. Мне стало смешно. Вот маленькая власть у человека, но всё же власть — и с каким наслаждением она ею пользуется...
Я подхватил сумку и вышел в тамбур. Поезд уже замедлял ход; за окном поплыли какие-то заброшенные постройки, резкий рывок, остановка — и я соскочил из открытой заранее двери на выбитый бетон платформы.
Мда-а... Скорому тут и в самом деле останавливаться незачем. Наверное когда-то это была вполне обустроенная станция. Но от тех времён остались только полуразрушенные здания, заросшие американским клёном и бурьяном в мой рост.
Кроме меня тут сошёл ещё один человек — какой-то старик весьма ловко выскочил из последнего вагона. Его ждал ещё один такой же дед, и они, обнявшись и даже, кажется, расцеловавшись, бодро затопали совсем не в ту сторону, куда вела более-менее накатанная дорога, даже с машинными колеями.
Эти два деда двинулись по еле заметной тропинке прямо через кусты. На меня они и внимания не обратили, а вот я, постояв несколько секунд, решительно пошёл за ними.
В конце концов, минимум один тут был местный — уж он-то знает, куда идти и где короче. Пошагаю себе следом, а если что — догоню и спрошу.
Кусты оказались хоть и густыми, но неширокими — а следом за ними сразу начиналось то здоровенное поле, за которым лежал на склонах холмов городок.
Я не прогадал — оба старика шагали плечо в плечо, как неразлучные приятели-мальчишки, именно к этому полю. Тропинка была видна отчётливо, и я понял, что дошёл бы и без них — сворачивать там просто было некуда.
И я двинулся следом уже совершенно уверенно. Пока я озирался, шустрые деды ушагали метров за сто. Да я и не старался их догнать.
Поле отделялось от остального мира (я почему-то именно так и подумал) остатками изгороди — тут и там торчали столбы, на них висели ржавые фестоны колючей проволоки. Я задумался, что же тут было?
Больше всего, кстати, походило на аэродром... Додумать эту мысль я не успел — как раз прошёл между двумя столбами... и ощутил приступ дурноты. Словно опять оказался на карусели.
Я мгновенно и противно вспотел, ноги ослабели, а со зрением что-то произошло — непонятно и плавно сдвинулась перспектива, город уехал куда-то, земля пошла под ногами вниз... Когда я пришёл в норму, то стариков уже не было.
Тропинка уводила в бурьян — раньше я что-то его не заметил — закрывавший перспективу города, а столбы остались довольно далеко позади. По всему выходило, что в полубессознательном состоянии я протащился метров сто. Да ну и бог с ним. Тропинка была под ногами — я зашагал по ней.
Смешно, но я запутался. Я шёл уже минут пятнадцать — и не мог выйти к окраине, казавшейся такой близкой.
Очевидно кто-то всё-таки в этих местах ходил — наверное, как и я, со станции, потому что бурьян тут и там прорезало множество перекрещивающихся и путающихся тропинок.
Временами попадались какие-то куски металла, вросшие в землю. Было жарко, тихо и солнечно, пахло сухой травой и пылью. А главное — царило вокруг абсолютное спокойствие. Такое, что даже становилось страшно.
Правда. Солнечным ясным днём мне было не по себе. Нет, это был не тяжёлый неприятный страх, а скорей жутковатый интерес — так бывает, когда происходит что-то захватывающее и опасное. Но всё равно... Я остановился и начал прислушиваться, чтобы сообразить, куда идти.
Было тихо-тихо. Только в бурьяне позванивали какие-то насекомые, да тихо гудел разогретый воздух. А ещё через минуту я ощутил запах дыма — тянуло слева.
Я сделал несколько неуверенных шагов... и увидел, что бурьянную стену прорезает ещё одна — совсем узкая — тропинка. Отстраняя рукой ломкие стебли, я шагнул по ней — и оказался на небольшой полянке.
Посреди полянки горел костёр — маленький, почти невидимый, даже не из сучьев, а всё из того же бурьяна. Возле костра на ящиках сидели двое мальчишек и девчонка.
