Еще этот Мещерский! Понятно, что молодой, младше меня лет на пять, чиновник по особым поручениям при особой канцелярии МВД, надворный советник и князь, отчаянно ревновал цесаревича ко мне. Впрочем, я не унывал. Провожают все-таки по уму. Даже в этом, наряженном столицей огромной Империи, городе на берегу неприветливого моря.
— А расскажите, будьте так любезны, как вы спасали мне жизнь, — почти безжизненным, потусторонним голосом выговорил наследник. Словно бы — обязан был спросить, но никакого энтузиазма от этого не испытывал.
— Да какая теперь разница, Ваше Высочество, — хмыкнул я, вызвав мельком брошенный заинтересованный взгляд молодых людей. — Главное — все, слава Господу, получилось.
— Так заговор есть или нет? — угрюмо поинтересовался Вово, пинками расшвыривая аккуратную снежную стену.
— Нет, конечно, — сделав вид, будто опечален необходимостью объяснять прописные истины, вздохнул я. — Неужели кто-то мог в это поверить?
— Но ведь этот… фрондер — Мезенцев…
— Зачем же тогда? — перебил приятеля Великий Князь. — Чего вы намерены добиться, подняв весь этот шум?
— Я уже добился, Ваше Высочество, — улыбнулся я. — Вы под надзором опытных докторов. Ваше здоровье вне опасности.
Честно говоря, Никса не выглядел совершенно здоровым. Его явно все еще беспокоили боли в спине, лицо было слишком бледным, а белки глаз — желтоватыми. Но теперь хотя бы его не изводили чрезмерными нагрузками.
— Я вас правильно понимаю? Вы, господин действительный статский советник, хотите сказать, что я был смертельно болен? И как же вы узнали об этом? Или все это… — юноша покрутил свободной от трости кистью руки. — Предложил сделать вам Петр Георгиевич?
— Ваше Императорское Высочество! Вы позволите мне говорить откровенно?
— Да-да, конечно. И давайте уже… Герман Густавович, по-простому. По имени с отчеством.
Князь саркастически хмыкнул, но ничего не сказал. Мимо пронеслась ватага верещавших от восторга детей. За поворотом аллеи, за деревьями начинался фейерверк.
— Николай Александрович! Давайте уже оставим это! Приказывал мне принц, или я сам, сидючи в Сибири, каким-то мистическим способом разузнал, что ваша жизнь в опасности — какая теперь разница? Мне, моим покровителям, княгине Елене Павловне и принцу Ольденбургскому все удалось. И довольно об этом.
Цесаревич нахмурился и приоткрыл, было, рот, собираясь что-то сказать. Что-то злое и жесткое. Но я его решительно перебил. В отличие от бормотавшего молитвы Германа, не испытывал ни какого пиетета к царствующей фамилии.
— Мне ничего не нужно. Я не намерен добиваться для себя каких-либо должностей или чинов. Я и ордена-то не заслужил…
С Рождественского приема в Зимнем дворце я вернулся в дом старого генерала с орденом Святого Равноапостольного Князя Владимира Третьей степени на шее. С черным таким, эмалевым крестиком на красно-черной ленточке, и камер-юнкером двора, впридачу.
— И в Петербург бы не поехал, коли Петр Георгиевич бы не настоял. У меня в Томске дел намечено — на две жизни хватит. Вот праздники пройдут, встречусь с… С кое-кем, и уеду. Нужно успевать до распутицы…
— Недоимки спешите выбивать? — скривился князь. — Или полы в присутствии перестилать?
Никса фыркнул носом, и полез за платком. Зима вносит свои коррективы. Холодный ветер с моря не у одного цесаревича намочил нос.
— Какие недоимки? Какие полы? — удивился я. Откуда мне было знать, что это, по мнению молодых столичных либералов, основные занятия провинциальных губернаторов.
— Ну, так похвалитесь своими делами, раз уж изволили воспользоваться приглашением Государя, — Мещерский сам рыл себе могилу.
— Извольте, Владимир Петрович. Я расскажу… Осенью я начал готовить три экспедиции…
В пути, в холодном полутемном вагоне, было время подумать. Разложить по полочкам все свои проекты и начинания. Оценить вложения. И в людей и в предприятия. Так что теперь, я мог описывать свои деяния достаточно систематически и связно. Причем совершенно не боялся, что мне не поверят. Не то время, не тот мир. Здесь все еще принято доверять данному слову.
Да и кто же рискнет откровенно лгать наследнику престола Российской Империи?!
— Теперь же, коли уж Богу было угодно отметить меня благосклонностью Государя, я тешу себя надеждой заинтересовать столичных банкиров и сибирским металлом, и железной дорогой…
— И подсунуть царю свои прожекты, — закончил за меня Вово.
— Разве у нас что-то может делаться без его ведома? — парировал я. — Рано или поздно, я все равно должен был бы.
— Очень интересно! — приподнял брови цесаревич. — У вас, должно быть, и основания к сим прожектам имеются? Зачем-то же вы почитаете необходимыми эти ваши заводы в недрах Сибири.
— Конечно, Николай Александрович. Но это весьма долгий разговор. Я опасаюсь вас застудить…
Никса снова продемонстрировал мне свой обаятельный изгиб губ. Только теперь, в глазах наместника поселилась какая-то хитринка.
— К Крещению прибывает принцесса Дагмар, — ему пришлось кашлянуть, чтоб выправить дрогнувший голос. — Мне станет… трудно выделить вам достаточно времени. Однако же завтра… Приезжайте завтра ко мне. Привозите бумаги. Станем обсуждать. Во время моего путешествия, я осматривал множество различных фабрик. И господин Победоносцев так живо…
Победоносцев? Ха! Вот о Консте, как Герочка, и другие студенты Императорского Училища правоведения, звали будущего наставника цесаревича, я и забыл!
— Герман Густавович? — Никса насупился. — В чем дело? Что это вы так… Мне кажется, Константин Петрович ничем не заслужил этих ваших… кривляний.
Готов отстаивать симпатичных ему людей? Интересуется промышленностью? Господи, сделай так, чтоб у моего Отечества появился, наконец, путёвый повелитель!
— Простите Ваше Высочество. Это нервное.
— Ну что там у вас, — процедил не поверивший отговорке Мещерский. — Рассказывайте уже.
— Я отправлял четыре письма. Великой Княгине Елене Павловне — и она немедля отправилась в Дармштадт, Князю Долгорукому — и он, мне не поверив, выбросил послание в мусорную корзину, графу Строганову — и он писал Государю о моем предупреждении. А четвертое — профессору Победоносцеву. И что-то я не слышал, чтоб Константин Петрович предпринял какие-либо действия…
— Конверт мог затеряться в пути, — с беспечным видом, отмахнулся Вово. Кого он хотел обмануть? Он явно был доволен появлению компрометирующих Победоносцева сведений. Видимо, влияние московского профессора на Никсу, молодого «рынду» как-то задевало. — Скажите лучше — откуда обо всем проведал этот фрондер Мезенцев?