– Дьявольщина. Это ловушка! – прошелестел над его ухом голос Гаррика. – Давай, парень, кончай его.
Но Райли не мог пошевельнуться, оцепенев при виде призрачного сияния.
Тогда Гаррик резко толкнул его прямо в странный теплый свет, который тут же сменил оттенок, превратившись в ярко-алую полусферу. Откуда-то из кровати раздался жуткий, пронизывающий, противоестественный вой, от которого мозг Райли едва не взорвался внутри черепа.
Старик на кровати мгновенно проснулся, подскочив, как подброшенный пружиной.
– Опять чертовы сенсоры барахлят, – пробормотал он с сильным шотландским акцентом, моргая спросонок слезящимися глазами. – До чего болит…
Тут он заметил Райли и тускло поблескивающий клинок, выступающий из кулака мальчика, как нерастаявшая сосулька. Не сводя глаз с лезвия, он потянулся рукой к сияющему кулону на своей костлявой груди и дважды стукнул по его центру, уняв наконец пронизывающий душу вой. Теперь в центре кулона замигали светящиеся, словно начертанные фосфором цифры. Обратный отсчет от двадцати.
– Погоди, парень, – сказал старик. – Притормози. Мы можем договориться. У меня есть деньги.
Райли, не дыша, продолжал таращиться на кулон. Ясно, что он волшебный. Но, более того, он почему-то показался ему знакомым.
Гаррик прервал его мысли резким тычком в бок.
– Хватит медлить, – сказал он с нажимом. – Пошевеливайся. Прах к праху.
Но Райли не мог. Нет, он не станет таким, как Гаррик, не станет обрекать себя на вечные муки.
– Я-я… – пролепетал он, заикаясь и желая, чтобы его оцепеневший мозг нашел какие-нибудь слова, которые помогли бы вытащить из этого отчаянного положения и его самого, и этого странного старика. Старик приподнял руки с раскрытыми ладонями, показывая, что они пусты. Как будто честная игра могла иметь хоть какое-то значение в этой темной комнате.
– Я безоружен, – сказал он. – И имею доступ к неограниченным средствам. Я могу дать вам все, что вы пожелаете. Напечатать тысячу-другую фунтов – проще простого. Но, если вы причините мне вред, сюда немедля явятся люди… и позаботятся о том, чтобы вы не узнали моих секретов. И у этих людей будет оружие, которого вы даже никогда не видели.
Большего он сказать не успел: клинок внезапно вонзился ему в грудь. Райли видел, что на рукояти лежала его собственная рука, и на какую-то тошнотворную секунду подумал, что его собственные мышцы предали его, совершив черное дело. Но потом он ощутил холодные пальцы Гаррика на своем запястье, ослабляющие хватку, и понял, что его руку направил именно он.
– Готово, – сказал Гаррик, глядя, как рукав Райли пропитывается теплой кровью. – Держи нож крепче, и ты почувствуешь, как жизнь оставляет его.
– Это не я, – сказал Райли старику, с трудом выговаривая слова. – Я бы никогда…
Старик продолжал сидеть, прямой, как доска. Шнурок кулона расползался, наткнувшись на торчащее лезвие.
– Поверить не могу, – прохрипел он. – Столько людей искали моей смерти… а нашли какие-то два клоуна.
Слова Гаррика скользкими слизнями втекали ему в уши:
– Не принимай на свой счет, мальчишка. Не твоя рука нашла щель между ребрами этого старого лопуха, а моя. Однако, учитывая все обстоятельства… пожалуй, я дам тебе еще один шанс.
– Поверить не могу, – снова пробормотал старик. Тут его кулон пискнул, и он исчез. Исчез в прямом смысле слова: рассыпался облачком оранжевых искр, которые тут же втянулись внутрь кулона.
– Магия, – прошелестел Гаррик с оттенком благоговения. – Магия существует…
Убийца резко попятился, спасаясь от неведомых последствий таинственного распыления, но Райли не мог сдвинуться с места. Он по-прежнему стоял, стиснув рукоять кинжала, и смотрел, как искристое облачко стремительно окутывает его руку, поднимаясь все выше.
– Я ухожу, – прошептал мальчик. Это и в самом деле было так, хотя он не знал – куда.
На мгновение его тело стало прозрачным, так что он даже успел увидеть сквозь ребра свои плотно уложенные внутренности, но потом и они исчезли, оставив после себя только мерцающие искры.
Облачко газа, которым стал Райли, втянулось внутрь кулона вращающейся воронкой, которая вдруг напомнила Райли, как однажды его накрыло волной на пляже в Брайтоне, и как с берега на него смотрел другой мальчик.
«Рыжик. Я помню тебя».
Потом Райли превратился в крохотную сияющую точку чистой энергии. Она мигнула Гаррику и исчезла. И старик, и мальчишка – оба пропали без следа.
Гаррик потянулся к упавшему на простыни кулону. Кажется, он видел эту вещь раньше… или другую, похожую на нее. Много лет тому назад… Но его пальцы коснулись лишь пятнышка копоти, оставшегося после неведомого талисмана.
– Всю свою жизнь, – тихо проговорил он. – Всю жизнь…
Его губы шевельнулись, но не произнесли больше ни слова. В этой комнате чудес он остался совсем один.
Всю свою жизнь он искал истинную магию. И теперь он знал, что она существует на самом деле.
Обычно Гаррик хорошо умел сдерживать свои бурные эмоции, но сейчас горячие слезы счастья потекли по его щекам, капая на лацканы.
«Не иллюзия, не фокус. Настоящая магия!»
Убийца опустился на пол, согнув тощие ноги так, что колени оказались на уровне ушей. Дорогая одежда постепенно пропитывалась натекшей на пол кровью, но сейчас он не обращал на это внимания. Отныне ничто не будет для него прежним. Единственное, чего он сейчас боялся, – это что магия покинула это место навсегда. Оказаться так близко к цели и упустить ее в последний момент – что может быть горше?
«Я буду ждать здесь, Райли, – подумал он. – Китайцы верят, что магия не любит покидать обжитое место, а значит, ожидание – моя единственная надежда. А потом, когда нагрянут те люди с невиданным оружием, я отомщу тебе. И я завладею этой магией и подчиню ее своей воле, и никто в мире не сможет помешать мне».
Бэдфорд-сквер. Блумсбери. Лондон. Наше время
Шеврон Савано никогда особенно не нравилась притча о Блудном Сыне. Сказать по правде, она просто терпеть не могла эту историю и чуть ли не скрипела зубами, когда кто-нибудь принимался ее цитировать.
Станем праздновать и веселиться, потому что мой сын был мертв и ожил, пропал и нашелся.
Правда? Да неужели… А как насчет того сына, или, допустим, дочери, которая все это время оставалась в отчем доме и работала без выходных и праздников, чтобы уберечь родной очаг от организованной преступности и коррупции? Как насчет дочери, которая пожертвовала чуть ли не всем, что имела, только бы отвести от родного очага угрозу? Как насчет совершенно определенной дочери? Что ж, похоже, этой самой дочери ничего не светит. Ее просто-напросто отошлют за океан, в Лондон, просиживать штаны в какой-то секретной конторе, занимающейся защитой свидетелей. Лучшего способа похоронить карьеру даже не придумать.
Само собой, специальный агент Лоуренс Уитмейер, ее начальник в Лос-Анджелесском отделении ФБР, заверил ее, что она вовсе не должна рассматривать свое новое назначение как неофициальное наказание за необдуманные действия, привлекшие к Бюро ненужное внимание общественности.
– Это очень ответственное задание, Шеви. Я бы даже сказал, жизненно важное. ПАУКС существует при Бюро уже три десятка лет.
– А как расшифровывается этот ПАУКС? – поинтересовалась Савано.
Уитмейер глянул в текст высветившегося на экране почтового сообщения.
– Гм… ПАУКС… Программа анонимного укрывания ключевых свидетелей.
– Похоже, слово «анонимный» они ввели только для того, чтобы звучало покруче. Иначе получилось бы ПУКС… а это, конечно, никуда не годится.
– Не сомневаюсь, те парни, которые отвечают за всяческие названия, очень старались, чтобы аббревиатура получилась звучной.
Шеви раздраженно мотнула головой. Было совершенно очевидно, что Бюро пытается отослать ее с глаз долой в какую-нибудь дыру, где до нее не доберется пресса.
– Вы же знаете, что я просто делала свою работу. Я спасала человеческие жизни.
– Знаю, – кивнул Уитмейер, на мгновение смягчившись. – Шеврон, тебе предоставили выбор. Вся остальная группа расформирована и распущена. Тебе всего шестнадцать. Ты можешь стать кем угодно.
– Кроме как остаться федералом.
– Но ты никогда и не была настоящим агентом, Шеви. Ты была официальным источником информации. Это не совсем то же самое.
– Но на моем жетоне стоит слово «агент». И мой наставник называл меня «агент Савано».
Уитмейер глянул на нее с сочувственной улыбкой, с какой иногда смотрят на умственно отсталых.
– Мы подумали, что вам, ребятишкам, жетоны понравятся. Знаешь, придадут ощущение собственной значимости… Но чтобы быть агентом, Шеви, нужно нечто большее, чем жетон.
– Но я должна была вот-вот стать настоящим агентом. Мне говорили, что достаточно только выполнить задание, и место в Куантико[1] мне обеспечено.
