они направлены на благо Церкви нашей! В средствах для достижения этой благой цели можешь не стесняться…
Гонорий снова полез в стол. Достал из ящика свиток с красной печатью и протянул его Вильгельму:
— Возьми. Индульгенция тебе.
— Так я ещё не согрешил, — вроде бы как начал отказываться епископ, но тем не менее, руку за свитком протянул.
— Ничего, у тебя ещё всё впереди, — тут же успокоил его Папа и передал свиток. — Не раз согрешишь. А Церковь заранее прощает все твои будущие грехи на землях восточных варваров…
* * *
Толсбург, северная Эстляндия.
Самое начало лета. И уже так жарко! Солнце высоко в зените, словно раскалённая в горне крица. Под его лучами не только воск плавится и течёт, до кольчуги на плечах не дотронуться. Капли пота то и дело срываются со лба, падают на грудь и тут же испаряются.
Ветви на деревьях обессиленно склонились до самой земли, трава на полянах пожелтела, словно уже и осень наступила. И даже камыш пригорюнился. Пусть пока и зеленеет, но кончики листьев всё же успели выгореть под этим пеклом.
Редкий ветерок с моря шуршит подсохшим камышом, летит к берегу и путается в сухой траве. Сталкивается лбами с гранитными валунами на пологом береговом откосе и окончательно замирает, так и не добравшись до деревянных стен низкорослой прибрежной крепостицы.
Слева и справа, если со стороны моря смотреть, две невысокие вышки с наблюдателями. И сейчас на этих вышках им очень тяжко. Навес из жердей плохо защищает от солнца, и приходится перемещаться по небольшому квадрату помоста, стараясь поймать тень и спрятаться от жгучих солнечных лучей. Когда ветер обдувает, так и стоять можно. А в такую погоду сплошная мука. И железо не скинешь, не положено. Приходится смену стоять и считать время до окончания дежурства. И так-то одуреваешь от жары, так ещё и море блестит, сливается с небом на горизонте.
Да и зачем на море смотреть? Всё равно в такую погоду никакой корабль из гавани не выйдет. Ветра почти нет, а вёслами по такой жаре не намашешься. Никаких запасов воды гребцам не хватит.
Даже обычные патрули в последнее время отменили, что вдоль кромки моря регулярные обходы по мысу совершали. Заливы справа и слева от мыса сильно обмелели, вода отступила, обнажила многочисленные округлые валуны и серое илистое дно между ними. Идти по такому сплошная мука — петляешь среди камней, словно заяц, да ещё вдобавок подсохшая корка легко под ногами проламывается, и сапог по щиколотку, а порой и ещё глубже проваливается в вонючую вязкую жижу. И отчищается она потом очень плохо. Скребёшь её, скребёшь, а толку мало. Въедается этот ил в кожу намертво…
Вся надежда на наблюдателей на вышках…
Вот один из них голову высунул, глянул сначала на море, потом посмотрел вниз, на безлюдный крепостной плац. И спрятался. Никого внизу нет, пусто!
'Все полуденную жару в прохладных внутренних помещениях пережидают, одни мы тут жаримся, словно цыплята на вертеле! Ничего, скоро и эта мука закончится. По слухам, в Тарванпеа уже прибыли новые войска, разрушенные стены восстановили и сейчас спешно достаивают замковые укрепления. Эти проклятые русичи прошли через всю Эстляндию, и никто их не заметил! А ведь здесь, в Толсбурге, защитников куда как меньше. Повезло, что варвары мимо прошли…
Говорили, русичи где-то на восходе остановились, крепость ставить начали. Несколько дней назад туда большое войско ушло. Наверное, скоро назад с победой будут возвращаться… Повезло кому-то, ведь проклятые язычники много добра с собой из Тарванпеа утащили. Рассказывают, одни голые камни там оставили…' — размышлял размякший от жары наблюдатель на вышке. Мысли лениво цеплялись одна за другую, тянулись, словно загустевший мёд.
Караульный снова поёрзал. Сидеть на деревянном полу было очень неудобно. Ноги не вытянуть, площадка для этого слишком короткая, а от долгого неподвижного сиденья тут же начинала неметь задница Да ещё эти широкие щели между грубо тёсаными и плохо подогнанными друг к другу плахами так и врезаются в кожу острыми кромками!
Вытянул шею, выглянул за деревянный борт ограждения и тут же спрятался назад. Пусто на море, никого нет. Даже пиратов давно не было видно. Пропали куда-то.
Снял шлем, вытер рукавом пот со лба, подышал открытым ртом. Потянулся к баклажке на поясе и вспомнил, что воды там уже нет, всё выхлебал. Вздохнул ещё раз, широка раскрывая при этом рот, чтобы хоть как-то освежить высохшее горло и продолжил размышлять:
— Воистину, то пойло, что вчера поздно вечером употребили с товарищами, было очень дрянным. Зря пил. А как не пить в такой скукотище? Чем тут ещё заниматься? Лучше бы сейчас на русичей пошёл… Зря не вызвался, когда желающих выкликивали… Сейчас точно бы с большой добычей назад возвращался! И не пил бы больше подобную бурду. А ещё можно было бы дать монету десятнику и съездить в Ревель! Ох, и погулял бы там!
Караульный плотнее прикрыл глаза и начал придумывать, как бы он попьянствовал в городских трактирах, каких сочных девок бы поимел и помял…
Всхрапнул, из уголка упавшей вниз губы потянулась на бороду тягучая струйка слюны…
В глубине камышовых зарослей коротко плеснуло, словно снулая рыбина из последних сил хвостом по воде ударила. Чирикнули тревожно птахи и тут же замолкли, даже им лениво в такую жару клювы раскрывать. Короткая волна, больше на рябь похожая, так же лениво заплюхала в толстых и склизких от подсыхающей тины стеблях и запуталась, затихла, не пошла дальше, на открытую воду. Дерево ещё стукнуло глухо, о дерево. Да стрекозки слюдяными крыльями блеснули, прострекотали над водой и тут же плюхнулись на широкие листья кувшинок. И замерли, припали голубыми брюшками к живительной прохладе.
Недолго им получилось отдыхать, потревожил короткий покой нос узкой деревянной лодчонки. Распугал мелкую живность, разогнал в стороны.
— Всё, дальше только пёхом! — прошипел сидящий на носу челна воин и первым шагнул через низкий борт в воду, подавая пример своему товарищу.
Воды — пядь, а ноги провалились в ил почти по колено! И челн накренился, черпанул бортом солёную затхлую жижу. Из-под проломленной белёсой корки ила вылетели и булькнули серебристые пузыри, ударил в нос зловонный гнилостный запах, заставил поперхнуться.
— Челн здесь оставим? — перебрался на нос лодки второй из разведчиков. Подождал, пока товарищ пройдёт вперёд и соскользнул следом за ним в грязную взбаламученную жижу из тины и ила.
— А куда он денется? — осторожно продвигался через камыши
