Спустя сутки. Москва. Лубянка
Старший майор государственной безопасности стоял в тишине перед столом с Лаврентием Берией. Нарком смотрел на небольшой листок бумаги с небольшой радиограммой, полученной от берлинской агентуры, и думал.
«Джин убежал из бутылки. Хулиганит»
— Когда ее получили? — Спросил Берия после секунд тридцати тишины.
— Пятнадцать минут назад. Расшифровали и сразу к вам.
— Хорошо. — Кивнул он старшему майору. — Можете идти.
5 января 1942 года. Лондон. Кабинет премьер-министра Великобритании
— Вы уверены? — Спросил Уинстон после нескольких минут молчания.
— Полностью. Отслеживая финансовую активность в Латинской Америке мы заметили странные транши. Нас сильно насторожила сама идея — кому сейчас вообще могло это понадобиться кроме тех, кто желал подготовить себе тылы. Задействовали нашу агентуру и совершенно случайно наткнулись на озвученные следы.
— Вы полагаете, что адмирал жив?
— Это вероятно. По крайней мере мы полагаем, что он либо снова скрылся, заметив слежку, либо был захвачен.
— Захвачен? Вы полагаете, что это был захват?
— Да. Вполне. Хотя, конечно, версия ограбления тоже вполне вероятна. Есть основания полагать, что на загородной вилле, где проживал адмирал после бегства из Германии, хранилась довольно крупная сумма в наличности и различных ценностях.
— Странно. Если честно, версия с ограблением мне не очень нравится. Какой смысл в этом случае забирать адмирала?
— Ничего странного. Если они знали кто перед ними, то захват позволяет получить еще средства. Ведь адмирал, по всей видимости, готовился заранее к бегству. Наши аналитики считают, что привлекшие наше внимание транши говорят в пользу этой версии.
— Значит, адмирал жив, — тихо произнес Черчилль. — В том особняке нашли какие-либо документы?
— Нет. Все было чисто. Хотя разгром там творился знатный — все перевернуто вверх дном. Полагаю, что если там какие документы и были, то их забрали с собой грабители. Ведь их можно продать заинтересованным лицам.
— Пока они не всплывали?
— Нет, но не думаю, что их предложат нам.
— Почему? — Удивился Черчилль.
— Теоретически мы можем отследить канал поставки и выйти на похитителей. Полагаю, они уже в курсе, что мы будем заинтересованы в полной зачистке всех свидетелей. А это, как вы понимаете, их вряд ли устроит.
— Тогда кому?
— А кому они нужны? — Улыбнулся Иден. — Рейху сейчас не до этого. Штаты, я полагаю, и так в курсе. Остаются только Япония с Союзом. Но им эта информация мало что даст. Тем более, что мы вполне можем сделать хорошую мину при плохой игре.
— Думаете, это сойдет нам с рук? — Со скепсисом переспросил премьер-министр.
— Более чем. — Кивнул Энтони Иден. — Разве что самого Канариса продадут. Но это маловероятно, так как, если он случайно окажется на свободе, то сможет попробовать отомстить своим обидчикам. Оно им совсем не нужно.
— Все равно, выглядит это все чрезвычайно плохо. — Скривился Черчилль. — Если в Рейхе станет известно о том, что адмирал специально стравливал русских с немцами в интересах Туманного Альбиона, то последствия нам будет предсказать очень сложно.
— Почему сложно? — удивился Иден. — Геббельс, безусловно, сможет эту информацию подать как «ложь жидокомиссаров». — Кроме того, с нами снова связался официальный Берлин, и мы потихоньку налаживаем контакт. Полагаю, после весеннего наступления мы сможем заключить мир с немцами и начать формировать общеевропейскую коалицию.
— Ваши бы слова, да Богу в уши, — покачал головой Черчилль.
— А что нам помешает?
— Тоже самое, что и раньше — русские. В Рейхе зреет недовольство фюрером. Уже сейчас. Особенно это ярко видно в Вермахте, который сильно деморализован. Черт его знает, все может получиться. От его величества случая мы не застрахованы. Кроме того, нельзя забывать о русской разведке. Сейчас она далеко не такая слабая, как еще пять лет назад.
— Да… — покивал Иден, — кто бы мог подумать в начале тридцатых о том, что РОВС так горячо поддержит Москву.
— И не только они. В общем, меня пугает эта ситуация.
6 января 1942 года. Вашингтон
— Опять провал? — Рузвельт смотрел в глаза Уоллесу с плохо скрываемым презрением.
— Господин президент, — вступился за вице-президента начальник Управления стратегических служб. — Ситуация действительно была странная. Мы получили сведения о том, что дипломатическая миссия Японии в США получила по телеграфу ноту с фактическим объявлением войны и ориентировочные сроки ее вручения. Также, мы выяснили, что основной удар будет нанесен на Перл-Харбору. И даже со сроками определились. Но что-то пошло не так. По крайней мере известные нами каналы связи японцев ничего не дали.
— И как это понимать?
— Я полагаю они знали о том, что мы их слушаем и смогли развернуть несколько альтернативных каналов связи. А по известным нам продолжали гнать дезинформацию вполне благопристойного вида, дабы не вызвать у нас подозрения.
— Как они могли узнать? Вы же меня заверяли в том, что это невозможно. Утечка?
— Вероятнее всего. Проводим внутреннее расследование, хотя результатов оно пока не дало.
— Хм… если там работали те же ребята, что и с ураном, то вряд ли даст, — усмехнулся Рузвельт, покосившись на мистера Уоллеса. — Впрочем, удар был все равно нанесен по Перл-Харбору.
— Да. Когда прошли все сроки, мы начали опасаться нападения на иные наши базы в Тихом океане. Те же Филиппины. Японцы как будто этого и ждали.
— Вы полагаете, что это не мы их, а они нас слушали?
— Это вполне допустимо. Только не подтверждается нашей резидентурой.
— После озвученных вами обстоятельств я не удивлюсь, что резидентура провалена и работает под контролем, либо кормиться с ручки микадо.
— Господин президент, — попытался начать оправдываться Уильям Донован, но его резко прервали.
— Не отвлекайтесь. Что там произошло? Кроме газетной истории вы что-то смогли выяснить?
— Так точно, сэр, — кивнул руководитель УСС. — Двадцать второго декабря японское ударное соединение, возглавляемое новейшим линкором «Ямато» покинуло базу на Курильских островах и двинулось на Перл-Харбор. Сутками раньше из Сасебо вышел конвой с десантными кораблями, прикрываемый легкими силами.
— «Ямато»? Странно. Мы вроде не ожидали его участия.
