— Й-йесь… ть… — промямлил Весяка, застыв у входа на кухню с полотенцем в руках. — Есть… Вчерась топили…
— Вода там теплая осталась? Я тогда сбегаю, ополоснусь. А ты мои порты и рубахи постирать забери, я чистое надену. И скажи, три яйца мне пусть сварят. Соскучился я по этому угощению. Ты меня слышишь, хозяин?
До Олега запоздало стало доходить, отчего Весяка и немногочисленные посетители его трапезной смотрят на постояльца, как на вышедшую из болота нежить. Ведун усмехнулся, подошел ближе и предложил:
— Хочешь, баечника твоего изведу?
— Не сможешь… — облизнув губы, пробормотал хозяин. — Многие брались, да не нашли.
— Как хочешь. Лично мне… — Середин презрительно цыкнул зубом. — Лично мне — без разницы.
Времени париться у ведуна, естественно, не было, но даже после простого обливания теплой водой и растирания тела с щелоком он почувствовал себя уже совсем другим человеком — свежим, отдохнувшим. В таком виде не стыдно и на людях показаться. Для полного шика вместо косухи он надел налатник, сунул кистень в рукав, прихватив ремешком чуть ниже локтя, чтобы не вывалился, пучком сена отер от пыли сапоги.
— Ну, теперь все девки мои, — выбросив сено, решил Олег. — Жалко, зеркала нет…
Для полного выпендрежа не хватало еще оседлать гнедую — но платить за пустое бахвальство вполне реальное серебро Середин не собирался, а потому отправился в город пешком, перейдя мост со стороны Городенского оврага.
Как и обещал Божибор, стража из четырех дружинников на одинокого путника внимания не обратила. Тем более что им в лапы попался обоз из пяти возков с солидными капустными кочанами. Хозяин клялся, что везет их князю в детинец, но даже неопытный в местных хозяйственных вопросах Олег засомневался, что ключник здешнего правителя станет закупать капусту в таких количествах у кого-то чужого. Нешто своих припасов нет? Коли и взял чего по случаю — то наверняка немного, некий недостаток восполнить, заминку с подвозом али еще почему. А крестьянин надеется под эту марку и свой товар беспошлинно провезти.
Дожидаться, чем всё кончится, ведун не стал — прошел по широкой, метров пяти, улице, мощенной дубовыми плашками, до площади, с края которой возвышался идол Велеса, поклонился скотьему богу и повернул налево, к реке: оттуда доносился неясный шум. А чему еще шуметь в городе, как не базару? Ошибся Середин совсем немного. За чередой мрачных двухэтажных домов с узкими окнами перед ним вместо торговой площади вдруг открылась разноцветная улица из плотно стоящих бок о бок лавок, на распахнутых ставнях которых висели отрезы тканей и грозди уздечек, яркие ковры и расписные щиты. Босые зазывальщики бегали туда сюда, хватая за рукава, толкая, перекрикивая друг друга, убеждая отпробовать копченой рыбы или горячих пирогов, пощупать сукно или железо, оценить кувшины или соль. Местами над лавками были видны вторые этажи — судя по заставленным слюдой окнам, не с кладовыми, а с жилыми комнатами. Кое-где от лавок к лавкам тянулись парусиновые навесы, суля покупателям защиту то ли от солнца, то ли от дождя. А может, от всего сразу — только заходи да кошель свой скорей развязывай!
Пройдя мимо лотков с вяленым мясом и колбасами, потом мимо прилавков с кожаными поддоспешниками и сапогами, Олег свернул к смуглому торговцу коврами, отпихнул мальчишку, предлагавшего выпить сбитеня с дороги, пригладил ворс узкой красно-зеленой дорожки:
— Издалека, вижу, привезена. Персидская работа?
— Мамаркандская! — прошамкал толстяк в стеганом, крытом атласом халате. — Тепе в хогомы, бояин, али князю похлониться мышышь?
— Я думаю, кому бы мне юрту большую предложить?
— Я потаю, — отмахнулся беззубый купец, — не похупаю.
— Много не спрошу… — пообещал Середин. Однако торговец презрительно отвернулся, и ведун двинулся дальше. Кому могут понадобиться степные юрты? Портному — вряд ли. Жестянщику — тоже. В следующей лавке торговали атласом, шелками, парчой, жемчужными и бисерными поволосниками.
— Богатый товар, я смотрю, — оперся на прилавок Олег. — Видать, и купец знатный.
— Не хвали, цены не собьешь, — усмехнулся безусый парень лет восемнадцати. — За лесть серебром не плачу. На что глаз упал?
— Ткани, я смотрю, больше восточные. Значит, и в товарах восточных ты разбираться должен. Юрту я хочу продать. Большую, половецкую. Немного за нее спрошу. Возьмешь?
— Этот товар не здесь, его у Каспия покупают, коли надобен, — скривился юный купец. — Да токмо кто его брать-то станет? Окромя степняков, никому юрты не надобны. А они и себе сами сделают, и соседям, коли понадобится, продадут.
— Так, может, и сдадите товар у Каспия по малой цене?
— С Руси степнякам юрты возить? — засмеялся торговец. — Нешто иного товара нет? Места она займет много, а прибытка никакого. Нет, мил человек, не возьму. Ни в подарок, ни за серебро, ни ради доброго слова. Коли хочешь, у ратных людей у кого спроси, может, они разжиться захотят. Тут князь приезжий намедни парусину цветную хотел взять, да не нашел, чтобы понравилась. А на что цветная парусина, окромя как на шатер, нужна? Спроси — глядишь, и юрту у тебя купит. Она, вестимо, потеплее полотняного дома станет. И костер развести можно, и с собой забрать. Что летом, что в зиму вдали от дома отдохнуть. Коли возьмет, меня не забудь. За совет — монета.
— Как найти князя-то твоего?
Парень замолчал, глядя куда-то вверх, и Середин покачал головой:
— Пивом напою от пуза, коли юрту продать получится. Ну, где этот князь бродит?
— Он с дворней своей постоялый двор снял, что второй от Речных ворот. Вымпел его там развевается с птицей золотой. Рюриком[5] его кличут. Так смотри, про обещание свое не забудь!
— Не забуду, — кивнул ведун и двинулся по базарным рядам дальше.
Миновав несколько торговцев, остановился у прилавка кузнеца, окинул взглядом стремена, шпоры с длинными шипами, трехгранные кинжалы. Взял меч, примерил к руке, проверил кончиком пальца острие булата и положил обратно.
— Что, тяжеловат? — поинтересовался курчавый мастер, что сидел на чурбаке в глубине лавки и медленно, с детской осторожностью, правил клинок длинного косаря. — У меня и полегче есть, и подешевле. Каленые, трехслойные. Не булат, сам понимаешь, но панцирь обычный прорубит. Булатная броня всё едино редко в сече встречается. Дык его не в панцирь, а в мясо разить надобно. Пару раз порежешь, опосля сам свалится.
— Ты ведь воинскую справу продаешь? — согласно кивнув, завел свою тему ведун. — Может, юрту половецкую кому продашь? Я тебе задешево отдам, в хорошем прибытке останешься…
