— Но вы-то, вы-то — здесь!
— Увы… — развел руками генерал. — У меня больная жена… ей противопоказаны переезды.
— А вам?
Сомов вопросительно приподнял бровь:
— Я никуда не собираюсь выезжать. По крайней мере — в ближайшее время.
— А придётся! Если наш разговор ни к чему не приведёт… вам грозит перспектива сменить уютную квартиру на неопрятный карцер!
— Это ж за какие — такие грехи?
— Неужто их нет?
— Мне таковые неизвестны.
— А про революционную необходимость вы слышали?
— Нет. Она что, отменяет все существующие законы и установления?
— Именно так, генерал.
Грузно ступая по паркету, в комнату вошёл рослый матрос. В руках он держал бутылку:
— Ты глянь, товарищ, какие вина пьёт царский генерал! Небось ещё и жрёт в три горла! У-у-у, кровосос! — Громила замахнулся бутылкой.
— Обожди, товарищ! — поднял руку в протестующем жесте представитель Петросовета. — Не всё он ещё рассказал…
— Всё. Мне больше нечего вам рассказать. Ищите в министерстве.
— Ну, что ж… нормального разговора вы не понимаете… жаль…
Пронзительный женский крик прорезал тишину.
— Что вы делаете? — вскочил на ноги Сомов. — Ирина больна…
— Да сядь ты! — толкнул генерала в грудь матрос. — Ничё с ней не станется… поорёт и перестанет…
Сомов оттолкнул его и бросился к двери.
— Держи генерала! — Яков попытался вскочить из кресла и поскользнулся на паркете. — Уйдёт!
Матрос, бросивший на пол бутылку, постарался схватить убегающего, но не преуспел в этом занятии — только полы развевающегося халата мелькнули в двери.
— Стойте! — пронесся по комнатам крик Сомова. — Мерзавцы, что вы с ней делаете?!
Сухо треснуло несколько выстрелов. Раскатисто бабахнул карабин.
Ворвавшийся в спальню Нахамсон увидел только последствия этого.
Ничком, обхватив руками окровавленный затылок, лежал на полу один из матросов. На кровати, зарывшись лицом в смятые простыни, стонала женщина. А перед кроватью лежал Сомов. На его халате расплывалось кровавое пятно. Около руки генерала валялся маленький пистолет.
— Что произошло?! — взвизгнул представитель Петросовета. — Вы что тут натворили, идиоты?!
— Да в кровати пошарить хотели… мало ли что она там заныкала? — ответил один из присутствующих, баюкая пораненную руку. — А баба — в крик! Тут этот ворвался — и с порога как стрельнет! Ваську наповал, меня вот в руку поранил… Вот его и…
— Дурачьё… — обхватив голову руками, простонал Яков. — Он же живой нам нужен был! Живой! Понимаете это, остолопы?
— Да ладно тебе… — отмахнулся от Нахамсона вошедший в комнату матрос с бутылкой. — Тут и так добра — неделю гулять можно! Давай, братва, собирай манатки! И быстро!
Заскрипев зубами, Яков бросился к двери. Но, увы — поспешный осмотр столов и шкафов никаких находок не явил.
— Яшка! Ты где там? Сваливать пора, не ровен час… — раздался голос из-за двери.
Выскочив в коридор, Нахамсон увидел троих оставшихся грабителей. Навьюченные узлами, они стояли около входной двери.
— Бабу кончили? Узнает ведь нас!
— Блин! — сплюнул на пол один из матросов. Бросил свои узлы. — Я щас!
Сдергивая с плеча карабин, он направился в спальню. Едва он скрылся за дверью, Яков поднял левую руку:
— А это что за дверца?
Оба оставшихся мародера синхронно повернули головы туда, куда указывала рука.
Ках!
Ках!
Ках!
И два тела повалились на паркет.
Бух!
Грохнул выстрел за дверью спальни. И, передергивая затвор карабина, на её пороге появился матрос.
Пистолет в руке Нахамсона сухо кашлянул — налетчика отбросило назад. Пройдя по комнатам, Яков удостоверился в том, что живых в квартире не осталось.
Бросив на пол прихожей свой пистолет, осторожно приоткрыл дверь. В подъезде стояла мертвая тишина.
Прикрыв дверь за собою, он быстро сбежал вниз по лестнице.
На заснеженных улицах Питера было пусто. Редкие прохожие рисковали выглядывать по ночам в холодные лабиринты улиц и извилистых переулков.
Быстро пробежав по улице, Нахамсон свернул в подворотню. Осмотрев окна дома, удовлетворённо кивнул. И через пять минут уже стоял около массивной двери.
Тук…
Тук-тук…
Тук-тук…
Лязгнули запоры, и дверь приоткрылась:
— Входите.
В небольшой комнате царил полумрак. Низко висящая над столом лампа освещала только сам стол и кисти рук сидящих за ним людей.
— Вы достали документы? — Голос хозяина квартиры выдавал в нём иностранца. Судя по акценту, англичанина.
— Нет, — отрицательно покачал головою Яков. — Генерал оказался настороже. Поддельный мандат позволил нам войти, но Сомов распознал переодетых матросами уголовников. Надо полагать, они как-то сфальшивили. Он начал стрелять… убил двоих. Ответным огнём был убит. Тщательный обыск квартиры никаких результатов не принёс.
— Плохо… теперь пойдёт шум.
— Не пойдёт. Я принял меры — никто ничего не расскажет.
— А… жена генерала?
— Никто.
— Однако… вы решительный молодой человек. Что же мы теперь будем делать?
— После всего случившегося… мне не хотелось бы оставаться в Петросовете. Раз сошло с мандатом, второй… дальше так рисковать опасно.
— Ладно, мы ценим ваше сотрудничество. Подумаем и над этим. Можете идти спать, утром обсудим вашу дальнейшую судьбу…
Тщательно заперев дверь и подперев дверную ручку стулом, Нахамсон стащил с кровати на пол подушку с одеялом. Бросив на пол шинель, расположился сбоку от двери. Мало ли… в комнату необязательно заходить, стрелять-то можно прямо через дверь. Яков сунул под подушку наган и через несколько минут забылся тревожным сном…
1935 год.
Главное управление пограничной и внутренней охраны НКВД СССР
Даурский погранотряд
— Вот, смотри! Это теперь твой участок ответственности, — опершись рукою о стол, начальник разведывательного отдела провел рукою по карте. — Территория — будь здоров! Сопки, реки, тайга — сам черт ногу сломит!
Лейтенант Кожин с интересом рассматривал карту:
— А эти значки?
— Это пикеты. Выставлены в тех местах, где наиболее вероятен прорыв противника с сопредельной стороны.
— И что же — бывают тут такие?
— А ты думал?! Не каждый день, понятно, но пробуют иногда. Думаешь, на той стороне у нас друзей полно? Как же! Спят и видят, как бы куснуть почувствительнее.
Собеседник лейтенанта сел на стул и, вытащив из коробки папиросу, постучал ею о коробку. Чиркнул спичкой.
