— Фомой! — радостно подтвердил тот. — То-то я смотрю, что видал тебя где-то! А ты вон оно что, оказывается с Петровского! А я-то сам с Антоновки!
Тут уже обрадовался я и в подтверждение радости встречи хлопнул Фому по плечу:
— Фома с Антоновки! А я смотрю, обличье вроде знакомое! А ты, выходит, Фома! Вот не ждал, не гадал тебя здеся встренуть!
Судя по Сашкиному выражению лица, наша радостная встреча его совсем не устраивала. Он сплюнул мне под ноги и недовольно сказал:
— Ну, встретились и встретились, теперь иди, парень, своей дорогой.
— Это почему ему идти, — обиделся за земляка Фома. — Ты, Сашка, говори, да не заговаривайся! Может, мы с земелей про свои дела поговорить хочим!
— Мужички, а когда вы мебель перевозить будете? — жалобно спросила сирота. — Мне сегодня из квартиры съехать нужно, а то управляющий заругает!
— И то правда, эй ты, это, как там тебя, — поддержал девушку дворник, — шел бы ты своей дорогой, нам мебли грузить надобно, а то Карл Францыч, он того! Он порядок любит!
У всех здесь были свои интересы, и они явно не совпадали. Я еще не успел придумать, как помешать заговорщикам совершить преступление, и тянул время. Решил попробовать найти повод остаться:
— Так чего мне идти, у меня сейчас делов нет, я вам подмогнуть могу, чай пара рук не помешает! И денег не возьму, а чисто по дружбе!
От такого предложения было сложно отказаться, но Сашка попытался:
— Так и магарыча тебе не будет, ты не думай!
— И не нужно мне магарыча, я так, просто.
— Пусть поможет, — попросила девушка, — мужички, вы только побыстрей грузите, а то крестная волноваться будет.
По-моему, от злобы и разочарования у Сашки и дворника даже заскрежетали зубы. Новый человек мог стать непреодолимой помехой, и они испугались, что добыча выскользнет у них из рук.
Душегубы хмуро переглянулись, и Сашка развел руками:
— Ну, пойдем, коли назвался, — зло сказал он. — Только потом не пожалей!
Я на его угрожающие слова внимания не обратил, и мы вчетвером вошли в комнаты, которые занимала девочка. Не знаю, какие богатства рассчитывали найти здесь бандиты, на мой взгляд, вся обстановка не стоила и ста рублей.
Мы с Фомой подняли деревянную рассохшуюся кровать и понесли к выходу. Дворник и Сашка потащили облезлый комод.
Девочка испуганно металась между нами, умоляя не поцарапать «мебель». Во время второй ходки Сашка оттеснил от меня Фому и приказал подсобить вынести неподъемный дубовый стол. Когда мы оказались вдвоем в сенях, он прошипел:
— Иди отсюда, парень, подобру-поздорову! Смотри, как бы с тобой худого не приключилось!
— Да ладно, что ты все меня пугаешь, — ответил я и без предупреждения, коварно ударил его сначала носком по колену, потом что было сил припечатал углом столешницы к стене.
Извозчик так взвыл, что все прибежали посмотреть, что случилось.
— Ты что, анафема, делаешь! — орал дурным голосом Сашка. — Ты мне все ребра поломал!
— Да ладно уж, так и поломал! — начал оправдываться я. — Ты сам об ступеньку споткнулся, а я виноват!
— Кто споткнулся! Ты меня ногой ударил!
— Не пойму, о чем ты говоришь, зачем мне тебя бить?
— Ой, помогите, вздохнуть не могу! — продолжал кричать душегуб. — Он меня нарочно столом об стену ударил!
— Ты пока в сторонке посиди, — посоветовал я, — вот и оклемаешься. А на меня негоже наговаривать, ничем я тебя не бил!
Охая и держась рукой за ребра, Сашка проковылял в комнату и упал на кушетку. Он побледнел, хватал ртом воздух и не мог даже толком ругаться.
— Ну, что встали! — набросился я на Фому и дворника. — Несите стол, а я пока Сашке помогу!
Мужики послушались и в сопровождении волнующейся о сохранности вещей девочки пошли в сени. А мы с душегубом остались с глазу на глаз.
— Ты, ты! — начал, приходя в себя, говорить он. — Да ты знаешь, что я с тобой сделаю!
— Ага, сделаешь, — усмехаясь, сказал я, — если выживешь! Значит, сироту решил задушить?
— Какую еще сироту! Говори да не заговаривайся! — в глазах мужика мелькнул испуг. Однако он взял себя в руки и даже попытался усмехнуться.
— Сам знаешь какую, она сейчас сюда войдет, и тогда тебе конец будет. Ты знаешь, кто я?
— Ты, ты! — вытаращив глаза, прошептал он, — Ты кто?!
— А ты сам еще не понял? — загробным голосом спросил я. — Как я узнал, что ты сам на себя грех за ее душу решил принять, сразу за твоей душой и пришел!
Я даже примерно не предполагал, что мой прикол может произвести на взрослого хитрого и подлого человека такое сильное впечатление!
У Сашки от ужаса остановился взгляд, и он смотрел на меня с мистическим страхом. Лицо его помертвело.
Я ждал, что последует дальше, и «вперился» ему в глаза «демоническим» взглядом. Оба мы не моргали и не дышали.
Он терпел, сколько мог, задохнулся, со свистом выдохнул и тотчас звучно втянул в себя воздух. И вдруг совершенно неожиданно повалился в ноги и закричал отчаянным голосом:
— Ты! Вы! Ваше превосходительство, ангел небесный! Помилуйте! Замолю! Схиму приму! В монастырь! Век каяться буду!
Восклицая, он еще пытался подползти ко мне и припасть к ногам. В этот момент в комнату вернулись дворник с возчиком и хозяйка. Они столпились у порога, не понимая, что здесь происходит.
— У сироты моли прощенье, — загробным голосом сказал я, — простит, отпущу на покаяние, нет, гореть тебе вечно в геенне огненной!
Сашка тотчас переориентировался и пополз на четвереньках к остолбеневшей девушке:
— Прости, сиротинушка, замышлял на тебя по злобе! Ангел небесный вразумил и спас! Прости, отроковица! — вопил он, хватаясь за край ее пальто.
— Что вы, отпустите меня, — восклицала она ничего не понимая — Что вам от меня надо! Тимофей, скажи ему, пусть он меня отпустит…
— Тимофей, моли у сиротки прощения за свою душу повинную! — закричал кающийся грешник смущенно отступающему дворнику. — В ад пойдешь, смотри, видит тебя ангел господень!
— Ты чего, ты чего, Сашок — забормотал дворник, — об чем таком говоришь, не пойму я тебя!
— Прости, отроковица, погубить мы тебя хотели с им, с иродом Иерусалимским! Позарились на твое богатство! Да вот Посланец Господний руку удержал, спас от геены огненной! — продолжал кликушествовать возчик.
До сироты, кажется, начало доходить, что здесь происходит что-то не то. Она начала пятиться, потом взвизгнула и выскочила из комнаты. Я понял, что и сам становлюсь лишним среди кающихся грешников и, плавно ступая, пошел за ней следом. Однако девочка вместо того, чтобы бежать на улицу и звать на помощь, забилась в угол прихожей и смотрела на меня круглыми от ужаса глазами.
