– Вроде того.
– А что в тоннеле? Ценные ископаемые?
– Ценные… да, но не ископаемые, а… технологии, Максим. То, без чего бериллид скандия и прочие сокровища – всего лишь бесполезная мишура. И все, довольно вопросов. Вон уже и Черная корона.
«Колибри» неслась по туннелю, открывшемуся в жерле кратера Черная Корона, с такой скоростью, что Максиму оставалось лишь следить за показателями приборов. Казалось, невидимый пылесос буквально всасывает их птичку в недра спутника.
До того, как включился «пылесос» или, как называли его пилоты, «магнитный поводырь», вести машину по извилистому тоннелю было очень нелегко. Максим даже начал дрейфить: а вдруг не справится? Ведь держать высочайший уровень внимания и очень опытные пилоты больше десяти-пятнадцати минут не могут просто физически.
Но когда их начало «всасывать», Максим почувствовал облегчение. Поводырь знал оптимальную траекторию движения и вел «Колибри» наилучшим образом.
В туннеле было совершенно темно. Вот тут-то и пригодилась батарея взлетно-посадочных фар в носовой части «Колибри». Раньше они казались Максиму чем-то вроде шутки конструктора – зачем их столько? Но в туннеле ни одна из фар не была лишней, настолько густым был тамошний мрак.
Максим сильно нервничал. А вот товарищ Альфа являл полный контраст и казался совершенно беспечным.
– Вы бывали здесь раньше, да? – спросил Максим, чтобы не молчать.
– И не раз!
– А можно узнать... кто пилотировал?
Товарищ Альфа ответил не сразу – как видно, что-то про себя решал.
– Его звали Еремей... Хороший был парень, – в голосе товарища Альфы послышалась печаль.
– И что с ним... случилось? – сглотнув ледяной ком, поинтересовался Максим.
– Он предал наше дело. Искал контактов с «Беллоной». Задумал побег.
– И? – прожекторы выхватывали из сумрака все новые и новые участки каменной кишки. Казалось, это никогда не кончится.
– Мы были вынуждены ликвидировать его, – с тяжелым вздохом сказал товарищ Альфа. – Предупреждая твой вопрос, сообщу: ликвидацию произвел я. Сам. Лично.
Максим промолчал. И в самом деле, что тут скажешь? «Круто, вождь»? Или, может, «Собаке – собачья смерть»?
К счастью, впереди показалась посадочная площадка, тоже неосвещенная.
Дальше лететь было некуда.
Конечная станция.
Тупик.
– Умбриэль – очень особенное место. Настолько особенное, что погибнуть здесь – как чихнуть. Поэтому ты должен соблюдать несколько правил. Первое правило: когда я выйду, ты погасишь все осветительные приборы. Свет в кабине. Наплечные фары скафандра. Полная темнота. Усвоил? Повтори.
– Свет не включать. Сидеть в темноте.
– Второе правило: не покидать кабину. Что бы ни случилось, ты должен оставаться здесь. Это тоже очень важно. Ну и третье правило: никому никогда не рассказывать о том, что ты был здесь. И особенно о том, что ты здесь видел. Хотя, – тут товарищ Альфа как-то странно запнулся и хохотнул, – я искренне надеюсь, что ты не увидишь ничего.
– Я понял... Понял, – торопливо заверил вождя Максим. – Сейчас сидеть в кабине. А потом никому ничего не рассказывать.
– Меня не будет где-то полчаса. Это совсем недолго по нашим обычным меркам. Но так как ты будешь сидеть в темноте и тишине, эти полчаса, возможно, покажутся тебе очень длинными... Так вот: у тебя в бардачке лежит паек с обедом. Там грибной суп с кнелями, карпаччо с лососем и яблочный штрудель. Поэтому приятного тебе аппетита. Не успеешь ты всем этим полакомиться, а я уже и вернусь!
– Спасибо! Обед будет очень кстати! – соврал Максим. По непонятной причине аппетита у него не было совершенно.
– И вот еще что: открой-ка грузовую аппарель.
От вопроса «зачем?», сто второго за этот день, Максим благоразумно воздержался.
Товарищ Альфа покинул свое место в пассажирском салоне – а на «Колибри» пассажирский салон был полностью изолирован от других отсеков, так что с Максимом они общались по внутренней видеосвязи – и ушел куда-то за корму корабля. Куда именно – Максим разглядеть не успел, поскольку был вынужден последовать правилу номер один и выключить все освещение.
Поначалу в темноте было даже лучше. Максим закрыл глаза и это было очень приятно после того напряжения в туннеле. Вспомнилось детство... Вот он, четырехлетний малыш, бежит через затканный цветами луг с воздушным шариком, а сзади слышится ласково-тревожный голос матери. Максиму даже показалось, что он вот-вот заснет, столько солнца и неги было в том воспоминании.
И он наверняка заснул бы, если б над левым ухом он не услышал отчетливый звук: словно кто-то невидимый сломал тонкую сухую ветку.
Максим оглянулся. Разумеется, за его ложементом не было ничего кроме непрозрачной переборки пилотской кабины. По совести говоря, он не увидел даже переборки, поскольку и на посадочной площадке, и в кабине было абсолютно темно. Ни один квант света не нарушал абсолютного владычества тьмы, которую тут хотелось даже именовать с большой буквы.
Максим потер глаза костяшками пальцев и вновь устроил голову на подголовнике пилотского кресла. Того усаженного ромашками и люпинами луга он больше не видел. Зато ему вспомнился школьный спортзал. Вот он, двенадцатилетний, прыгает на батуте, широко раскидывая руки, а тренер, с обязательным секундомером на шее, внимательно следит за его движениями и время от времени говорит что-то нейтральнопоощрительное. Вроде «повеселее» или «держи спину, вот так, молодец». Воспоминание было таким отчетливым, что Максим невольно улыбнулся и напряг спину, как просил тренер.
А вот его новая боевая подруга, Ирина Бекасова. Стоит возле своего корабля. Корабль, правда, вовсе не буксир «Буян». Похоже, военный корвет! По крайней мере, у него есть орудия, а на борту белеет ненавистная Максиму эмблема «Беллоны» в виде двуострой секиры... Да и комбинезон на Бекасовой, если вдуматься, тоже форменный, правительственный – ведь у пиратов, то есть у звездных борцов, нет офицерских званий и нет знаков различия, которые этим званиям соответствовали бы. А на комбинезоне Бекасовой они есть! И еще на комбинезоне есть нашивка, а на нашивке надпись: «СТ ЛТ ИРАИДА БЕК».
«Ст лт» – старший лейтенант. Но что значит «Ираида Бек»?! Какая еще Ираида Бек, если перед ним – Ирина Бекасова?!
Откуда у него это воспоминание?!
Да это же не воспоминание, а просто сон! Бред! Но он ведь не спит?
И вдруг прямо ему в лицо подул ветер. Настоящий ветер! Максим вспотел всем телом сразу. Галлюцинации. Это они. Иначе откуда ветер в герметичной кабине?
Умиротворяющие воспоминания исчезли, точно их и не было. На смену ветру пришло явственно слышимое журчание невидимого ручья. Точнее, этот звук Максим назвал «журчанием» за неимением другого слова. То, что он на самом деле слышал, было неописуемо и, похоже, не имело к воде никакого отношения.
