— Нормально сказано, ни прибавить, ни убавить. Но вот что ты скажешь Анечке?
— А ничего не скажу, отобью телеграмму или письмо отпишу. В конце-концов, с Антоном передам о моем решении, он все одно здесь должен будет появиться. Вот пусть и отдувается любимчик наших жен.
— Ох и тяжко ему придется.
— Ничего выдержит.
— Сергей, ты бы того… Подумал хорошенько, ведь тут не шутки будут твориться.
— Я последние несколько месяцев только об этом и думаю. Не могу я по другому, понимаешь. Не могу и все тут.
Все складывалось как нельзя лучше и Петр Афанасьевич, даже старался об этом не думать, чтобы не приведи Господи не сглазить. В его доме вновь царили тишина и благолепие. Впрочем, может так все и должно было быть.
Известие о том, что его дочь безнадежно и безответно влюблена в Песчанина, он воспринял крайне негативно и был готов рвать и метать. Тем паче, когда его юная и не разумная дочь решила вдруг ухаживать за больным Песчаниным. На его взгляд это было столь же неверно сколь и непристойно. Однако ему пришлось убедиться в том, что характером дочка удалась именно в него, столь же не преклонная, своенравная и целеустремленная.
Ладно бы этот промышленник отвечал ей взаимностью, ан нет. Песчанин часто общался с Петром Афанасьевичем и надо признать, что это общение последнему было приятно. Дело обстояло вовсе не в том, что на малоизвестного офицера, вдруг обратил свое внимание такой крупный и богатый промышленник Дальнего Востока. Деньги для Науменко значили мало. Ему было приятно именно общение с этим человеком.
Так сложилось, что Петр Афанасьевич стоял у истоков развития минного дела в русском флоте, вместе с Макаровым, однако если последний был весьма разносторонней личностью и был способен управлять флотом, то Науменко прекрасно осознавал, что ему это не по силам и завидовать тут было нечему. Однако он прекрасно разбирался в минном деле и был яростным сторонником активного использования в войне на море легких сил.
И тут вдруг в лице Песчанина, самого подошедшего к нему, он получает не благодарного слушателя, а яростного сторонника его идей. Мало того этот молодой человек, будучи столь далеким от военной службы, настолько глубоко и предметно рассуждал на эту тему, что повергал Науменко в оцепенение. Не раз Петр Афанасьевич пенял, Антону Сергеевичу на его дилетантские ошибки, в рассуждениях о тактике использования эсминцев в боевых действиях, а затем когда спор уже оканчивался, он не мог успокоиться и продолжал всесторонне обдумывать прошедший разговор. А вот тут то он и впадал в оцепенение. Он запирался в кабинете и подолгу обдумывал их разговор, чертил графики, диаграммы, схемы.
Так и сложилось, что на сегодняшний день у него на руках оказались рекомендации по использованию легких сил в условиях современной войны. Его личная концепция видения этого вопроса. Но к сожалению, он не имел никаких шансов чего-либо добиться, хотя и чувствовал, что сегодня способен организовать взаимодействие нескольких дивизионов эсминцев совместно с крейсерами в боевых условиях.
Однако он не мог себе и представить, что в то время когда он и Песчанин увлеченно беседовали и обсуждали столь далекие от сердечных разговоров, материи, его дочь с жадностью ловя каждое их слово, все больше укреплялась в своей любви к Антону.
Упорство с которым его дочь добивалась его разрешения ухаживать за Антоном Сергеевичем, вдруг убедила Науменко, что это не детская влюбленность, а вполне сформировавшиеся чувство уже выросшей девушки, оставившей своих любимых кукол пылиться на полке, в память о безвозвратно прошедшем детстве.
Он не был готов противопоставить этому что-либо и потому принял только единственно правильное на его взгляд решение. Он просто отошел в сторону и стал наблюдать за тем, что из этого получится, готовый в любую минуту ринуться на защиту своей единственной дочери.
Однако здесь его ждало разочарование. Защищать никого не пришлось. Молодые прекрасно поладили и сегодня все шло к тому, что у него должен был появиться до не приличия богатый зять. Впрочем, молодые не особо торопились, во всяком случае, даже о помолвке пока речи не заходило. Хотя тут-то, изведав нрав Светланы, отец был склонен думать о том, что от венца уклоняется именно Антон, а это его несколько беспокоило. Он любил Свету и переживал за нее, поведение же ее возлюбленного ему казалось несколько странным.
В кабинет где сидел размышляя над всем этим Петр Афанасьевич, постучались и когда он разрешил войти в дверях предстал тот о ком, собственно и думал глава семьи.
— А-а, Антон Сергеевич. Здравствуйте. Вы верно к Светлане?
— Да нет, я собственно к вам.
— Неужели решились таки просить руки этой егозы. Ну не стоит краснеть как красна девица. Я уж и смирился с этим и считаю выбор моей дочери верным, а вот ваша нерешительность мне признаться не понятна.
— Петр Афанасьевич, вы слышали, Макаров прибыл в Порт-Артур и тут же принялся наводить порядок в доме. В день его прибытия наконец сняли с мели 'Ретвизан' и завели на внутренний рейд. Эскадра ликует и считает это добрым предзнаменованием.
— Степан Осипович не даст скучать этим лежебокам и научит воевать не боясь высунуть свой нос в море, — деловито заявил Науменко.
— Вы ведь знакомы с ним?
— Да, я одно время служил вместе со Степаном Осиповичем.
— Теперь наконец настало время и вам походить в море и пощипать японцев.
— Не думаю, что это так, — увидев недоумение во взгляде Песчанина, Науменко грустно улыбнулся и продолжил. — Понимаете ли Антон Сергеевич, я служил вместе с Макаровым, даже был дружен с ним, хотя и служил-то непродолжительное время, но за это время успел с ним сильно повздорить, а Степан Осипович при всей своей надо признать гениальности, человек весьма злопамятный.
— Но если ему показать вашу работу, над которой вы столь упорно трудились последний год, то это его убедит в том, что вас по меньшей мере неразумно держать в экипаже.
— Отнюдь. Если бы я уже командовал кораблем к моменту его назначения, то он относился бы ко мне совершенно объективно, но назначать меня на командование он не станет. Да и никто не станет. Сегодня стоит вопрос не о моем назначении, а уже о пенсии. Ну, пока идет война, меня на всякий случай еще попридержат, а вот как только она окончится, меня с чистой совестью отправят на пенсию, да и пора уже.
— Петр Афанасьевич, но ведь вы столько сил вложили в эту работу, да и мои скромные рассуждения смогли использовать.
— Хочется славы молодой человек.
— Не славы. За Россию обидно. НИИ, под патронажем концерна, за последние несколько лет разработал много интересного и весьма полезного. А где результат? Разработанный Горским пулемет, остался невостребованным. Работа Назарова произвела впечатление, но умников под шпицем не задела за живое. Сегодня американцы подбираются к Игорю Ивановичу, чтобы заполучить лицензию на производство его двигателя, а у нас даже не чешутся, так и гонят самодвижущиеся мины по старинке. Миноносец, разработанный совместно с вами, остался невостребованным, дороговат, да из-за сварного корпуса он вышел дорогим. Те же 'Сокола' при схожих размерениях строят более чем в полтора раза дешевле. Но ведь это только начало, именно за сваркой будущее, но этого не понимают. В Нижнем, Калашников сумел разработать новые котлы, испытания прошли успешно, эсминец бодро ходит с нефтяным отоплением. И что? Вот уже больше полугода вопрос с переоборудованием кораблей новыми котлами висит в воздухе, мало того, на строящиеся корабли все так же планируются угольное отопление. Единственно вцепились в гирокомпасы, но этот вопрос настолько злободневный и настолько уже назрел, что это не удивительно. Однако это застарелый вопрос, решение уже назревшей проблемы, а чтобы посмотреть в будущее… Ваша работа, это взгляд в будущее. Миноносцы это оружие береговой обороны, скорость, сильное вооружение и экономичность. Это оружие нападения, причем в отрыве от основных баз, но идея получается, опять не востребована.
