– Верно, верно Терентьич говорит! – воскликнул другой член организации, молодой человек в косоворотке. – Надо поднимать массовую революцию, как большевики! Ты, Всеволод, правильно делаешь, что с организацией большевиков связался. И странно от тебя слышать призывы к индивидуальному террору. Прямо какие-то бабушкины сказки! Ты еще скажи, что нам надо устроить хождение в народ!
– А мне предложение Романова нравится! – сказал еще один представитель молодого поколения, парень лет двадцати пяти, с черным чубом и дерзким взглядом таких же черных глаз. – Министра внутренних дел прихлопнуть – это не то что брошюрки печатать! Вот это будет дело!
– Дело-то дело, но хватит ли у нас на него сил? – засомневался человек лет тридцати. – А парнишка, что из Киева приехал, что-то не сильно похож на опытного бойца…
Так, по очереди, высказались и остальные члены организации. Ваня внимательно слушал каждого выступающего. Казалось, он прислушивается к их аргументам, вникает в них. На самом деле он почти не слышал, что они говорили. Все его внимание было обращено на картины, возникавшие у него в мозгу, когда говорил очередной выступающий. Картины были разные, но все на удивление красивые, гармоничные. Это означало, что ни один из собравшихся не врет, не таит за душой чего-то темного. Вот и последний из пришедших выступил (тоже с критикой романовского предложения), и снова ничего уродливого в мозгу Вани не возникло. Это означало, что среди присутствующих «крота» нет. Значит, надо проверить тех двоих, что работали в вечернюю смену.
Придя к такому выводу, Ваня совсем было расслабился и решил, что на сегодня его задача выполнена. Но тут слово взяла молчавшая до сих пор Настя, жена Всеволода. Она, как и следовало ожидать, поддержала мужа, говорила горячо, убедительно, и после ее выступления дискуссия разгорелась с новой силой. А Ваня слушал ее речь вначале настороженно, а затем – с возрастающим ужасом. Когда Настя закончила, «товарищ из Киева» находился в полном отчаянии. Он совершенно не знал, что ему делать, что сказать…
Обсуждение продолжалось около часа. Потом Романов остановил прения: сказал, что сейчас решения принимать не будут, отложат на неделю. Пусть, дескать, члены организации все хорошенько обдумают и через неделю снова соберутся, тогда и решат.
Люди стали расходиться. Ване руководитель организации шепнул, чтобы он не торопился. Ваня так и сделал – вышел последним; Романов вслед за ним.
– Ну, какие результаты? – нетерпеливо спросил он, когда они оказались на улице. – Нашел предателя?
– Рано еще говорить… – неуверенно ответил Ваня. – Вроде нет ничего… Но ведь сегодня не все пришли. Надо бы и с остальными поговорить.
– Нет ничего? – переспросил Романов; в его голосе звучало облегчение. – И хорошо, что нет! Я уверен, что и с теми двумя, что сегодня не пришли, все чисто. Я тут, пока шло собрание, еще раз обдумал эту ситуацию и решил: зря я на своих людей думаю! Не виноваты они в провалах. Я ведь каждого из них в деле видел! Скорее всего, это сбоку какая-нибудь тварь прицепилась и стучит. Например, сосед мой, приказчик. Вполне может разговор подслушать. Дрянь человек! Ты вот сегодня не заметил – за дверью вроде шаги слышались?
– Нет, не слышал. – Ваня покачал головой. – Ничего такого не было. А у меня слух хороший. Да и вообще… Я опасность могу чуять…
– Да? Ну, может, показалось. Но не меня, так другого из ребят могли подслушать. Или выследить. Или, допустим, с родными, с женой разговорился – и все, донесли.
– Жена? Это зачем же?
– А что, такие случаи бывали, – кивнул Романов. – Она, дура, думает: дай-ка я полиции скажу, с мужем побеседуют, дурь эту бунтарскую из него выгонят, я от тюрьмы его уберегу. А на деле, конечно, наоборот получается… Ты что так смотришь, словно у тебя гвоздь в сапоге вылез или зуб дергает?
– Да, зуб, – кивнул Ваня. И, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил:
– А куда мы идем?
– К хорошим людям, моим новым друзьям, – отвечал максималист. – Помнишь, я тебе рассказывал, что сошелся тут с руководителями питерской организации эсдеков-большевиков? И что у них такие же проблемы, как у нас? Так вот, я веду тебя в редакцию «Правды», знакомить с товарищем Кобой.
– С Кобой? – Ваня чуть не поперхнулся, хотя ничего в данный момент не ел.
– Ну да, а что ты так удивляешься?
– Я? Нет, ничего, – ответил Ваня. А про себя подумал, что в один день пережить два таких испытания – одно, которое было на собрании, и второе, которое еще предстояло, – это, пожалуй, многовато.
Они сели на трамвай (причем Ваня признался Романову, что еще никогда не пользовался таким видом транспорта и потому все так внимательно оглядывает) и поехали в сторону от Путиловского завода, на Варшавскую улицу. Здесь вышли и, попетляв немного по переулкам, подошли к приземистому зданию, явно служившему складом. Об этом говорили и маленькие грязные окна, и железная дверь, на которой висел пудовый амбарный замок. Романов повел Ваню вокруг лабаза, в тупик между домами. Там в стене обнаружилась незаметная маленькая дверка. Руководитель максималистов постучался, и когда с той стороны спросили, кто пришел, ответил фразой, явно условной: «Мы за партией бланков для господина Цедербаума». Дверь приоткрылась, и они вошли.
Внутри все было совсем не так, как снаружи. Пространство «склада» было разгорожено перегородками на одно отделение побольше и несколько других, маленьких. В последних стояли столы, за которыми сидели несколько человек, что-то сосредоточенно писавших. Из другой комнаты доносился стук пишущей машинки «Ремингтон». Но его перекрывал мерный шум печатного станка, который стоял в большом помещении. Железная лапа ротапринта поднималась и опускалась и каждый раз несла в себе свежий оттиск газеты, где на заглавном листе выделялось знакомое Ване слово «Правда». И шрифт был тот же, который он видел на фотографии в школьном учебнике.
– А где товарищ Коба? – спросил Романов у человека, который их впустил.
– Вон там, у машинки, обсуждает что-то с товарищем Аллилуевым, – ответил тот.
Гости прошли в указанном направлении. В маленькой комнатке Ваня увидел двух человек, с разных сторон склонившихся над работавшей на «Ремингтоне» машинисткой. Один был постарше, с черной густой бородой; тыкая заскорузлым пальцем в текст, лежавший перед машинисткой, он говорил:
– Нет, Надя, не Краснов, а Красин, – ты же его знаешь.
Второй – он в первую очередь привлек внимание Вани – был чуть моложе своего товарища, чуть ниже ростом. На лице, изрытом оспой, выделялись густые усы, а еще – глаза, следившие, казалось, сразу за всем и отмечавшие все происходившее вокруг. Во всяком случае, он первым заметил вошедших и повернулся к ним.
– А, товарищ Всеволод! – сказал он; в голосе слышался кавказский акцент. – Здравствуй, здравствуй! А кто с тобой?
– Это товарищ из Киева, я тебе о нем говорил, – ответил Романов и, понизив голос, добавил: – Он вам может помочь в одном деле – помнишь, ты просил? Его Ваня зовут, Ваня Полушкин.
– Как же, помню, – ответил Сталин. – Ты иди, Всеволод, иди. А Ваня пусть останется. Ты посиди пока здесь, – сказал он, повернувшись к приезжему. – Я скоро освобожусь, и мы с тобой побеседуем.
Ваня сел, где сказали, и стал ждать. Он испытывал сложные, противоречивые чувства – в жизни он никогда не был поклонником знаменитого «отца народов». Сейчас, находясь вблизи, слыша, как тот на ходу правит заметку рабочего корреспондента, он отметил, что все поправки были разумными и улучшали текст.
Наконец заметка была отредактирована, рабочий, автор заметки, ушел, и Сталин подошел к Ване.
– Ну, давай знакомиться, товарищ, – сказал он, протянув Ване маленькую жесткую ладонь. – Ваня, говоришь? А я Иосиф. Вот, давай туда пройдем, там нас никто слышать не будет. Наше с тобой дело такое – лишних ушей не надо.
Они прошли еще за одну перегородку, в самый дальний угол склада. Гул печатной машины доносился сюда глухо.
– Всеволод сказал, ты можешь предателей отличать, – сказал Сталин, доставая трубку и кисет с табаком. – Правда?
– Да, могу, – кивнул Ваня. – И не только предателей. Могу сказать, когда человек врет или что-то скрывает.
– Да, я слышал о таких людях, – кивнул его собеседник. – Ты не куришь? А я привык. Да, слышал. Моя бабушка по линии матери такая была. Ложь чувствовала, черные замыслы чувствовала. Конечно, мы, марксисты, отвергаем всякую мистику. Но всегда ли за такими необычными способностями человека надо искать мистику? Нет, отвечу я, не всегда. Ведь мы еще не полностью раскрыли все, на что способен человек. Значит, можешь шпиона выявить?
– Да, – вновь кивнул Полушкин.
– Нам твои способности нужны, – сказал Сталин. – Кто-то среди наших на полицию работает. Когда ты сможешь его найти?
– Надо, чтобы человек как-то себя проявил, – объяснил Ваня. – Например, на собрании выступил, спорил. Вот товарищ Всеволод сегодня у своих собрание устроил, чтобы я «крота» нашел…
