Армия перед этим уже частично ограничила закупки пистолетов-пулемётов, так теперь ещё и от ручных пулемётов отказалась.
Нет, их не убрали вообще из войск, но в связи с начавшимися переговорами о мире новые закупать уже перестали. Пулемёты-то эти трофейными японскими патронами питаются…
А когда мир настанет? У японцев прикажете патроны для них закупать?
Так что нечто подобное я давно уже ожидал. Потому и свой патрон для них придумал. И если мой патрон примут на вооружение, то тогда возобновить выпуск пулемётов с совсем небольшими изменениями не составит большого труда.
И в решении этого вопроса я очень сильно надеюсь на ВэКа Михаила. Ведь даже если ручные пулемёты вместе с акмами только для одной лишь кавалерии примут, то и в этом случае я буду очень доволен. Так как кавалерийских частей в России сейчас предостаточно.
А потом, глядишь, их и для пехоты примут на целых полвека пораньше.
Хорошо было бы…
Только вот не совсем уверен я в этом. В высших-то штабах до сих пор те же самые генералы сидят, что и раньше там были.
Хоть отстреливать их начинай для пользы дела…
Газетчики сейчас очень хорошо зарабатывают на горячих новостях о текущих мирных переговорах. Каждый день печатаются различные обзоры и репортажи о них.
Народ ждёт результатов…
И вот, в первых числах сентября абсолютно во всех газетах был опубликован мирный договор, заключённый между Российской и Японской империями.
Согласно этому договора Корея теперь отходила под юридическую ответственность Японии. Маньчжурия же оставалась под патронажем России. Ляодунский полуостров вместе с Порт-Артуром так и продолжал оставаться в русской аренде.
По этому же договору Корейский и пролив Лаперуза оставались свободными для прохода любых кораблей и судов обоих стран.
Ни одна из воевавших стран так и не добилась поставленных перед собой целей.
Но хоть воевать они перестали. Вот мы все и отпраздновали конец этой войны…
— Дядька Пача, там иногородний вашего Ваську избил и штык у него забрал!
— Что?!
Я сидел, как раз вырезал своему сыну деревянный автомат, а тут такая новость!
Так с этой деревяшкой в руках я и побежал вслед за Стёпкой, что принёс мне эту весть.
Выскакиваю на улицу, а там картина маслом! Метрах в ста от нашего подворья собралась уже небольшая толпа в человек десять и нескольких мальцов. Гомонят что-то. Руками машут.
Я подбегаю поближе и вижу, как Настя отводит в сторону всего вываленного в пыли моего Ваську, а тот задирает голову вверх, стараясь унять текущую из носа кровь.
Толпа примерно поровну поделена на иногородних с Выселок и на станичников. А между ними стоит какой-то бородатый мужик лет сорока-сорока пяти и размахивает Васькиным штыком. Да ещё и орёт что-то матерно.
Какая-то баба пытается этого мужика успокоить, но тот, похоже, уже зенки свои залил и сам чёрт ему не брат.
— В чём дело? — обращаюсь я к этому мужику, — почему ты у моего сына мой подарок забрал?
— Да пошёл ты на х*й! Нехер всяким гадёнышам с ножиками бегать!
— Это ты сам у меня сейчас туда пойдёшь! Немедленно верни моему сыну штык!
— А то чиво? Сам заберёшь? Ну так забери попробуй! Чиво не забирашь-то? Или сабельку свою в хате оставил?
— Я тебе и без всякой сабельки сейчас башку сверну! Верни оружие по-добру, по-здорову!
— Триша! Да отдай ты мальцу его ножик! Не связывайся! — голосит баба.
— Заткнись, дура! — рявкает на неё мужик и глумливо обращается ко мне:
— Дык ты можешь и выкупить у меня энту сабельку, ежели она так сильно нужна твоему недоноску…
— Ты её и так сейчас вернёшь, без всякого выкупа…
— Тады держи! — и мужик с размаху, как топором, рубит меня штыком сверху.
Я прыгаю ему навстречу, одновременно отбивая деревяшкой штык и перехватывая его другой рукой. Закрутившись, вырываю оружие из руки мужика и с разворота, снизу вверх вгоняю ему в живот по самую рукоятку.
И тут же выдёргиваю…
Толпа ахнула!..
Мужик удивлённо посмотрел на окровавленный штык в моей руке, на свои руки, затем на свой живот…
Его ноги подкосились и он ничком рухнул в пыль.
— Я ж говорил, что ты сам мне его отдашь, без выкупа…
И я вытер измазанный кровью штык о рубаху мужика, пытаясь успокоиться.
Вот же блядство! Ну напился ты, так иди ж, сука, проспись! Нет же, на «подвиги», блять, потянуло…
А иначе я тоже не мог… Тогда б он или меня самого, или кого другого мог бы убить…
Вот же блядство…
Баба, которая до этого уговаривала мужика вернуть мне штык, села прямо на землю и завыла…
— Трифо-он! Говорила ж я тебе-э! Не пей…
— Что тут произошло? — спрашиваю окружающих.
— Дядька Пача! — начинает рассказывать Стёпка, — Мы играли, а тут они… А Васька нечаянно на него налетел… А он Ваську щенком назвал и штык себе забрал… А ваш Васька сказал, что он не щенок, а казак и хотел штык взад забрать… А тот Ваську ударил и Васька упал… А я к вам побежал… Вот…
И протарахтев всё это, Стёпка замолчал.
— Всё так и было? — спрашиваю остальных.
— А он ещё кричал, что ипал он всех и никого не боится! — добавляют ещё подробностей мальцы.
— Ясно… Напился, урод, и совсем берега потерял… Васёк! — зову я своего сына, — Держи своё оружие! И никому больше его не отдавай!
Глава 10
Я побывал в нашей церкви, поставил там свечку за упокой души раба божьего Трифона, покаялся, а потом дома просто напился.
Наша станичная церковь ещё полгода назад заимела своего постоянного священника отца Михаила. И теперь все церковные службы в ней идут без задержек.
На утро Лиза мне ни слова против не сказала, лишь вздохнула участливо и выставила на стол рассол…
Васькино лицо довольно сильно припухло с одной стороны и переливалось теперь всеми цветами радуги. От жёлтого цвета и до фиолетового.
Слава богу, что хоть целое всё у него осталось, даже нос был просто разбит, а не сломан.
— А ну-ка поворотись, сынку. Какой смешной ты стал с такой рожей! Вон, даже Чубайс над тобой смеётся!
— Ну, батька… Он то вон какой здоровый был… Как дал мне, я и улетел сразу…
— А какого, извини, чёрта, ты ему под удар подставился? Увернуться, что-ли, не мог? И куда это ты так нёсся, по сторонам не глядючи, что на мужика этого налетел?
— …
— Вот теперь и ходи с такой рожей. Но, всё равно, молодец, что оружие своё не хотел отдавать…
Кстати, ты его почистил вчера?
— Не-е… Ты же вытер его…
— Ну ты и… Быстро почистить и смазать всё! Не дай бог, я хоть капельку ржавчины увижу потом!
Васька стремглав выскакивает из дома…
— Милый, а ты не сильно строго с ним? Его ж побили вчера, всё-таки… — Лиза смотрит на меня с небольшим осуждением.
— Ничего… За одного битого двух небитых дают… Умнее будет в другой раз.
Ладно, что было, то прошло. Надо и делами заниматься…
Я выхожу во двор и вижу, как наш Василий, высунув от усердия свой язык, старательно елозит по лезвию своего штыка промасленной тряпкой.
Вот-вот!.. Пусть сразу привыкает за своим оружием ухаживать…
Мы с Лизой и Васьком за сегодня вырвали не спеша картофельную ботву и собрали ту картошку, что вырвалась вместе с ботвой. А на следующий день я прицепил к лошади копалку и за полдня мы выкопали и собрали всю картошку, на которую до этого мы тратили два полных дня.
Степаныч, до этого довольно скептически отнёсшийся к этой моей приспособе, увидев такой результат, засунул свою гордость подальше и пришёл извиняться. Ну и помочь попросил.
Я не гордый. Помог конечно. Родня ж, как никак! Да и не видел он до этого таких вещей. Они просто вилами выкапывать картошку привыкли.
Зато потом мы с ним с чистой совестью могли сидеть и кушать самогонку, пока все остальные станичники мучились на поле.
Потом мы со Степанычем через пару дней после похорон этого Трифона съездили к его вдове.
