вперед. Выполнял функции отряда разведки. Услышав командира, вернулся к нам. Я развернул карту.
— Мы здесь, — ткнул пальцем Иван в бумагу. — Сейчас возьмем чуть правее. Впереди поселок, там джи ай могут быть. Обойдем подальше…
Зашелестела листва. Причем со всех сторон. Чунг среагировал первым. Понял, что это вовсе не ветерок. Вскочил на ноги и схватился за винтовку. Но тут же замер, положил винтовку на землю и поднял руки. В него с двух сторон уперлось сразу два ствола. Я тоже был под прицелом. Раскосые морды появились из ниоткуда. Вылезли из чащи словно призраки, держа нас под прицелом. Бойцы в простых рубахах и коричневых балахонных штанах. Некоторые больше похоже на оборванцев, чем на солдат. На головах плетеные конусные шляпы.
Тыкали в нас стволами АК и что-то наперебой кричали. Иван отбросил костыль, поднял единственную здоровую руку и широко улыбаясь, проговорил: “Дошли!.. Партизаны это! Черти лесные! Партизаны!”.
***
После небольшой проверки на “вшивость” в нас признали своих. Отряд из десяти партизан возвращался с какой-то вылазки и напоролся на нас. Чунг объяснил им наши хотелки — добраться до базы с советскими советниками. Те кивали, что-то лопотали на своем — ленсо, да ленсо — и тыкали пальцами куда-то на север.
— Что они говорят? — спросил у Чунга Иван.
— Ленсо — это советский по-вьетнамски — пояснил Ле — Сначала они проводят нас в свой отряд. После того как их командир лично поговорит с нами, он примет решение, помогать нам или нет.
— Что значит, блядь нет? — вмешался я. — Они еще сомневаются?
— Добраться до наших скорее всего не так просто, — предположил Иван. — Возможно, путь проходит в окрестностях американских баз или маршрутов патрулей. И командир решит, выделять нам помощь или проще не рисковать своими людьми.
— Понятно, — кивнул я. — Короче хитрожопые. Мы с тобой за их землю кровь проливаем, а они…
— А они тоже люди, — закончил за меня Иван. — И жить хотят…
В лагерь партизан мы добрались к вечеру. Иван не смог идти. Не совсем окреп. Но партизаны мигом сплели, что-то вроде гамака. Для него и для бабки. Уцепились в восьмером за “лежаки” и потащили раненых своими силами.
Я с облегчением выдохнул. Не хотелось вновь встречаться с волокушей. Снится она мне уже.
На подходе к лагерю приходилось много петлять, обруливая скрытые растяжки, волчьи ямы и другие ловушки. Я без провожатых, ни одной бы не нашел. Как хорошо, что мы вовремя наткнулись на партизан. Или они на нас.
Единственное, кого я заметил, это парочку “кукушек” на деревьях. Они провожали нас молчаливыми взглядами.
Вот и лагерь. Куча шалашей, крытых пальмовыми листьями. Несколько землянок — почва не такая сырая здесь значит, на растянутых между деревьями лианах сушатся вещи. В центре бурлит огромный котел с каким-то варевом. Лагерь напоминает стоянку геологов. Только женщин нет и с калашами да эмками все ходят.
Нас рассадили на стволе поваленного дерева возле уличного очага и велели ждать.
Вскоре прибежал солдатик и через Чунга нам передал их просьбу. Дескать, только тот, кто из нас старший может пройти в землянку к командиру и переговорить с ним о дальнейших действиях. Остальные должны сидеть и не рыпаться.
— О как! — удивился я. — Что там за птица такая важная, что не может по человечьи к гостям выйти?
— Осади, Ваня, — махнул Иван. — Командир сильно не светится, значит родственников у него среди гражданских много. Боится, что прознают про них и отомстят. Тут принято такое. Мирных херачат, как скот на бойне. Пойду потолкую с Че Геварой. Ждите здесь.
— Ага, — кивнул я. — А то у нас выбор есть…
Полковника увели к землянке, что притаилась на краю лагеря. Возле входа у него отняли самодельный костыль и проводил внутрь…
Полковника не было почти час. Я уже начал беспокоится. Какого хрена? Его там что пытают? Но Иван вскоре вышел из землянки и побрел к нам.
— Ну как? — я заметил, что лицо у него довольное, хоть Иван и старался казаться невозмутимым.
— Нормально, — кивнул полковник. — Командир согласился дать нам пять бойцов и проводить до расположения зенитчиков. Они тут в километрах полста. Смогут вызвать вертолет и доставить нас к своим.
— Отлично, — потер руки я. — А что взамен?
— Ничего. От них просто помощь, — пожал плечами Иван. — В конце концов мы же их землю защищаем. Больше расспрашивал о том, где мы встретили американцев, о зачистке деревни…
Я обрадовался. Никаких особистов, никаких проверок и допросов по поводу плена и прочей шпионско-диверсионной херни. Русский? Русский! Матрешка, балалайка, братья навек.
Кстати о братьях. Возле нас околачивался азиат, косо поглядывая. Форма зеленая, но крой уж сильно напоминает советскую гимнастерку. Да и красные петлицы на воротнике-стойке — не характерны для вьетконга. А этот красовался в мундире как новый рубль. Уже успел перекинуться парой слов с бабкой, потом с Лиен.
— Вон глянь на того персонажа — я аккуратно пихнул Ваню в бок со здоровой стороны
— Китаец — мрачно резюмировал полковник — Ошивается тут при отрядах.
— Не любишь ты их
— У нас с Мао сейчас не очень…
— Плюс за свой отряд их винишь? — догадался я
Полковник промолчал, а я задумался.
Старина Мао всегда был за помощь братским вьетнамским товарищам. Мужик молодец, считает, что Китаю отведена особая роль в изменении мирового порядка. Прикрываясь праведным гневом союзника угнетенных народов, отправляет войска на помощь Северному Вьетнаму. Вера в идеалы Мировой революции пока жива… Пока.
Китаец подошел к нам и что-то начал громко мяукать. Махал руками и показывал на Нгуен. Бабуля напряглась.
Чунг пытался с ним изъясниться на жестах и кривляниях, но понимал его плохо — с пятое не десятое. К нам подошел непривычно высокий вьетнамец, который в отличие от партизан оборванцев, одет был в сносного вида мундир. Он перевел нам слова китайца, о том, что раненых надо показать врачу.
Ну наконец-то заметили, что у нас раненые, еще и года не прошло! Если бы не китаеза, так бы и плевали жеваными травками себе на раны, наверное.
Чунг и переводчик тут же подхватили бабулю под руки и куда-то повели вслед за
