каждый к семьям товарищей своих, которые нынче погибли, долг свой честно исполняя, и поведайте об участи их. А семьям павших передайте, что за верность их всё семейство до самой смерти, освобождается от всех поборов и пошлин, какие только на Руси есть, а если еще какие пошлины появятся — то с них платить половину. А в каких семьях сироты малолетние пооставались — тех я, Государь всея Руси, под свою руку беру для обучения разным наукам. Пока же передадите от меня тем семействам помощь — по три талера серебра. Их вам сейчас сотник Зернин выдаст. Справедливо ли моё слово?
— Справедливо! Истинно так!
— Евстафий Никитин, ты при мне остаёшься. Пока стрельцы жребий кидают, отсчитай монеты из той шкатулки, что я тебе на сохранение отдал.
— Слушаю, Великий Государь. Да только ежели за каждого ныне павшего стрельца по три талера давать, то обсчитался ты: не двенадцать, а осьмнадцать монет потребно.
— Как так? — Удивился я. — Двоих в Кремле изменники застрелили, ещё двое — у той часовни в бою легли. Четверо выходит.
— Прости, Государь, но не досчитал ты двоих. Ивашка Трын, да Ивашка Чистой ещё в карауле оставались, твою скарбницу стеречь, когда мы к тебе, Государь, в Кремле на подмогу кинулись. Небось, воры их давно живота порешили. Так что осьмнадцать тех талеров получается, Государь!
Толковый у меня сотник: о своих людях думает, не боится с царём спорить…
— Добро. Решим так: раз пока никто их мёртвыми не видал, будем считать тех стрельцов без вести пропавшими. Семьям их — пока ничего не говорить, потому что вдруг — да объявятся? Грех по живым заупокойную служить. А серебро ты отдельно отложи, на всякий случай. Когда доподлинно об их судьбе узнаем, тогда и видно будет: семействам ли помощь выделять, или свечку в церкви «во здравие» ставить. Доволен ли, сотник?
— Премного доволен, Великий Государь! — С низким поклоном ответил «отец-командир».
Толковый, всё-таки, мужик попался! Побольше бы таких.
Степан
Самый страшный хищник — разъярённая Толпа. Именно так, с заглавной буквы, ибо разъярённая Толпа — это не просто множество людей, это Имя Зверя. Сколько ещё проживу — не ведаю, но случившегося в эту субботу вряд ли сумею забыть.
На перекрёсток у мостика через речку Неглинную, где веселила московский люд скоморошья ватажка, подскакали два всадника на ладных, хоть и не слишком рослых маштаках [31], заставив людей отшатнуться к потемневшим бревенчатым тынам. Один из них, горяча своего мерина, заставил того встать на дыбки и хорошо поставленным зычным голосом прокричал:
— Эй, православные! Братие! Измена! Ляхи хотят умертвить царя! Не пускайте их в Кремль! Имайте, бейте воров, хоть и до смерти, а животы их, казну да узорочье пускайте на поток, на то вам — во-о-оля! — И, застыв на мгновение, будто конная статуя, рукой с зажатой в ней тяжёлой плетью, указал вправо, где по-над берегом виднелись двухэтажные терема в городских усадьбах дворян московских [32], дьяков [33] и иных небедных хозяев. Стёпка, мыкавшийся по Москве с прошлого июня, знал, что в таких усадьбах квартируют многие богатые литовские и польские шляхтичи. И если месяца два назад паны не слишком обращали на себя внимание московских жителей… Ну, скажем точнее, обращали внимания на себя не больше, чем знать «отечественного производства», то с тех пор, как на царскую свадьбу массово стали прибывать гости, их слуги, охрана и просто любопытные «из ближнего зарубежья» (куда уж ближе: от Москвы до Смоленска меньше четырёхсот вёрст, а там до кордона, считай, рукой подать) — их стало чересчур «чересчур». Я-то сам к полякам относился при жизни в двадцатом веке неплохо, с учётом взаимных русско-польских трений, а к белорусам, которые пока что считаются «литвой» вообще прекрасно. Но вот владельцу нынешнего моего телесного обиталища паны и пидпанки успели намозолить глаза. Как врагов он их пока не воспринимает: как и его покойный отец-пушкарь юный Степан Тимофеевич — искренний сторонник нынешнего царя, считающий того непогрешимым «ибо Помазанник Господен суть!», а раз паны пока союзники, значит, всё правильно происходит: «Государь не стал бы на врагине жениться!». Вот и переубеди такого… Он сам тот ещё «комиссар» — прямой предтеча тех, кто с наганом в атаку поднимался, а не на Ташкентских фронтах галифе протирал. За невосторженные мысли, похоже, способен пойти сдаваться попам на предмет изгнания беса, то бишь моего сознания. Не дай бог фанатиком вырастет — дров наломает столько, что только держись!
Всадники успели умчаться через мост в сторону Кремля, а вот число окружающего народа как-то внезапно заметно увеличилось. В толпе кляксами зачернели рясы нескольких безместных попов [34], откуда-то подтянулись крепкие мужики с заткнутыми за кушаки топорами, из-за угла вывернулись, пьяно горланя, дюжины полторы бородачей в простёганных тегиляях и при рогатинах… И вот уже на перекрёстке, оказывается, толпятся семь-восемь десятков москвичей. А ведь прошло немногим более пяти минут, вряд ли десять: знаменитых часов на Фроловской башне, которую пока что не называют Спасской, отсюда не видать (хотя сам Кремль вон от, только речку перейти), а наручных ни у кого нет, не придумали их ещё… Народ в толпе глухо волнуется, мужики обсуждают промеж себя новость о стремлении ляхов убить царя: кто-то верит сразу, но большинство, похоже, сомневается и побаивается. Я лихорадочно роюсь в полученных в той своей жизни знаниях, но никак не могу найти воспоминание, чтобы вот так вот, прямо в Москве поляки кого-то из царей убивали. Ивана Грозного вроде бы лекари ртутью отравили — это не из учебника, а из каких-то статей, из «Науки и жизни» вроде бы. Оттуда же — про то, что тот Иван своего сына не убивал, а картина Репина — просто часть пропагандистского мифа, хотя и создана гением живописи [35]. Сына Бориса Годунова убили, но вроде бы не поляки, свои Каины отыскались. Про Петра Третьего и его сына — тоже помню: одного вилкой в почку, кажется, ударили, второго табакеркой в висок. Лжедмитрия [36] тоже убили, но и там без ляхов обошлось: сугубо по чучхэ [37], «с опорой на собственные силы». Полякам тогда как раз сильно вломили, а потом война с ними началась. Ещё Скопин-Шуйский там отличился и Минин с Пожарским ополчение собрали и всех победили. Никогда не интересовался подробностями, разве что кинофильм «Минин и Пожарский» видел. Неплохое кино, но не считать же его за научный источник?
И тут до меня дошло: блин
