— Голод, мой друг! — душераздирающе вздохнуло мое тело. — Голод, грозивший смертью всему Парижу!.. Главным виновником коего вы и являлись в глазах всего городского населения…
— Что за чушь?! — снова вскинулся бывший глава Комитета Общественной Безопасности.
— Это не чушь, — укоризненно покачал головой хозяин Тампля. — ВЫ виноваты в этом голоде. Вы — лично! Потому что вы, как самое главное лицо государства, отвечаете ЗА ВСЕ! И если бы я не решил проблему снабжения Парижа хлебом — вам бы давно уже отрезали голову и таскали ее по улицам, вздев на пику — по милому пролетарскому обычаю! Вы ведь меня понимаете?
— Вы ее решили? — подозрительно уставился нам меня Баррас. Показательно обойдя тему своей виновности. — Каким образом?
— Выйдете отсюда — сами все увидите. Вас там, кстати, Тереза Тальен с госпожой Богарне дожидаются на выходе… Между прочим, в отличие от всех остальных ваших друзей — эти две женщины единственные, кто выступил в вашу защиту. Ходили, просили… Совершенно добровольно. Так сказать — ad libitum.[5] Цените…
2
— Что это на вас надето? — спросил Баррас.
Мы в это время как раз, посетив по дороге «офис» хлебозаготовительной конторы (где он таки убедился воочию, что (и как!) проблему поставки зерна в Париж я таки разрешил), поднимались по подвальным лестницам наверх.
(Почему вдруг в тюремных застенках Тампля этот офис оказался? Так господа безымянные приговоренные поставщики как раз и выбрали вариант трудиться непосредственно по месту отсидки. А для технической работы привлекли своих же собственных приказчиков из прежних контор. Надо сказать — идея себя оправдала. Особенно в части повышения трудовой дисциплины и производительности труда… Ага…)
— Парадный мундир офицера воздухоплавательных войск.
Ну, еще бы он не обратил внимания… Известный щеголь. И любитель пышных одеяний. Видимо, именно на это расчет Наполеона и был… Вот только — в чем смысл этого расчета? Лично я так и не понял пока… А так… Да — приличную «парадку» удалось построить. По типу нашей, образца 1943 года (или когда там именно парадную-то ввели?). Глухой однобортный приталенный китель с воротником-стоечкой на двух крючках. С голубым кантом по швам, обшлагам и клапанам нагрудных карманов. И золотым шитьем по тому самому воротнику. (Ну куда денешься — эпоха все-таки, а я генерал! Погонов привычных тут еще нет, эполеты вводить — мне самому неохота, а так, в принципе — все очень даже неплохо сочетается с ярким трехцветным генеральским кушаком на поясе.) Цвет сперва хотел было сделать белый — да вовремя сообразил, что это будет знак самого махрового роялизма. Да и маркий слишком… Потому честно оставил обычный защитный. (Ну, мы ж военные воздухоплаватели-то?) Но к нему в комплект придумал синие штаны-бриджи (вот лампасов вводить не стал — пусть как-нибудь без меня до этого додумывается, не впечатляет меня подобный декор), заправленные в легкие сапоги. На груди — золотые «крылышки», знак рода войск, на рукаве — трехцветный шеврон Республики… В общем, говорю — ничего так… Хотя Наполеон и порывался добавить золотой канители. Но тут уж я уперся. Так что пришлось ему смириться…
— Странный покрой, — заметил, искоса глядя, Баррас. — Кажется, в английском стиле: слишком простые линии…
— Простота — основа функциональности! — отпарировал Бонапарт подхваченной у меня формулировкой. — В воздухе, среди строп, в тесной корзине аэростата длинные фалды и пышные украшения только создают лишние трудности. Потому воздухоплаватель должен быть одет просто, но добротно. Вот как раз примерно так…
Хорошо все же, что я себе свою старую «наполеоновскую» шляпу оставил (ну забавно, конечно, но, как ни странно — вполне себе сочетается головной убор с остальной формой. Надо только малость привыкнуть…). А то бы, боюсь, вверг гражданина Барраса совсем уж в полный ступор по поводу происхождения фуражки… Да и не получилось у мэтра Роньона пока приличную фуражку пошить. Что тоже влияет, да…
Судя по выражению лица Барраса, он не убежден моим доводом, но возражать не собирается. Ну да и ладно, мне оно по барабану…
— Кстати — и вам рекомендую настоятельно обновить свою одежду, друг мой, — продолжает между тем свою речь Наполеон. Небрежным кивком обозначая превратившееся за время заключения в лохмотья облачение Барраса. (Ага… Так это он, что ли, именно ради того все и затеял? Чтобы затащить этого мэна к Роньону? Я, допустим, догадываюсь, с какой целью — поскольку сам отдавал распоряжения — но чего ради именно таким образом, уразуметь не могу…) — Я взял на себя смелость распорядиться, чтобы мой портной сшил вам костюм, приличествующий предстоящему визиту — вы не будете возражать, если мы по дороге заедем туда?
В это время мы выходим из-под земли во внутренний двор Тампля. И захваченному врасплох ощущением свободы узнику ничего не остается, как только торопливо согласиться. Хотя и уточняет:
— О каком визите вы ведете речь?
— Ну как же? — с недоумением смотрит в ответ Наполеон. — О визите в Конвент, конечно! Разве может генерал Баррас, освободившись из заключения, спрятаться у себя дома? Нет! Ваш долг, мой друг — безусловно тут же появиться перед депутатами, чтобы засвидетельствовать свое возвращение в этот храм свободы!
— И что я должен буду им сказать? — остро, кинжально врезает свой взгляд мне в глаза «главный термидорианец Франции».
— Дойдет и до этого, друг мой… — бестрепетно отвечает Бонапарт. Но в подробности предпочитает не вдаваться. Вместо того, вытянув руку вперед, он произносит: — А вон там — видите, кто вас встречает? Убедитесь, дорогой господин Баррас, еще раз, что я вас нисколько не обманывал…
Ну, посмотреть есть на что…
За воротами на улице (ворота у нас обычно распахнуты. Да они, скорей, и не замковые — территорию окружающего башню Тампль сада просто обносит обычный каменный забор. Хотя и достаточно высокий. Так что особой оборонительной ценности эти ворота не имеют) стоит роскошная позолоченная карета (которую откопали где-то аж в Версале, в полуразобранном состоянии и мастерам Шале-Медона пришлось повозиться, восстанавливая сей «членовоз»). Запряженная шестеркой лошадей цугом. А из кареты, подобно двум птичкам из гнезда (ага…), выглядывают взволнованные Тереза Тальен и Жозефина (которую вообще-то все зовут Розой, но мне так привычнее). При виде нас с Баррасом немедленно начинающие выбираться из дормеза наружу…
Ну — они ж столько времени ждали этого момента! (Почти цитата.)
3
Слушай — чего ты за театр устроил? Лавры Тальма покоя не дают?
