Завтрак проходит как обычно. Я, Гревс, Махаев, Шелихов, полдесятка лейб-конвойцев и Моретта. Хотя день сегодня не совсем обычный. Или совсем не обычный…
Перед завтраком я вручил Татьяне два букета орхидей. Один — большой — из наших оранжерей. Другой — маленький, просто-таки миниатюрный — из мастерских Фаберже.
Удивленная Моретта расцветает, любуясь живым букетом, предварительно приколов ювелирный себе на капот. Она трогательно благодарит меня и делает попытку скомкать завтрак, переведя его в… ну, скажем, в другое помещение. И в другое положение…
Но в ее планы грубо вмешиваются Махаев и Шелихов, притащившие откуда-то свой подарок — целую корзину роз и невероятных размеров (не меньше аршина в диаметре!) печатный пряник. На прянике изображена, по мнению неизвестного мне мастера, царица — огромная, дородная бабища, состоящая из одних округлостей. Надпись на прянике гласит: «Царица моя». Судя по всему, такой пряничный каравай подают на крестьянских свадьбах или сговорах.
Татьяна в изумлении озирает это «великолепие», когда Гревс обращается к ней с изящным поклоном:
— Ваше Величество, позвольте и мне поздравить вас с вашим праздником…
С этими словами Александр Петрович вручает ей маленькую севрскую[31] бонбоньерку, скромно отмечая, что она расписана самим Георгом ван Осом.[32]
Сказать, что Татьяна удивлена, — вообще ничего не сказать! Она ошарашенно оглядывается по сторонам. Ее взгляд натыкается на двух лейб-конвойцев, держащих в руках букеты тюльпанов. После чего она окончательно понимает, что не понимает решительно ничего, и поворачивается ко мне:
— Милый, я забыла какой-то праздник? Прости, любимый, но я еще плохо знаю ва… наш календарь. Сегодня мои име… — тут она вспоминает, что ее день ангела был около месяца тому назад, и окончательно стушевывается. — Сегодня какой-то большой праздник?
А что? Сейчас вот как издам указ, и станет у нас восьмое марта — Восьмым марта! Айв самом деле?..
— Видишь ли, счастье мое, я вдруг подумал, что в России совсем нет праздников для женщин. Вот я и решил: пусть день восьмого марта станет женским днем. В этот день женщины будут самыми любимыми и самыми главными…
Блин! Последнее было лишним! Не успел я доразвить свою «светлую» мысль, как Моретта тут же сообразила, что можно получить из этого праздничка! Она будет главной! То есть все будут в этот день подчиняться ей. И только ей! Ну, это она погорячилась…
Пока ей вручают подарки остальные лейб-конвойцы и прибывший в Малую гостиную по делу Глазенап, я с превеликим трудом растолковываю ей, что хотя женщина и будет в этот день главной, но все же не до такой степени, чтобы отменять мероприятия государственного значения!..
Убеждение затягивается, а надо уже поторапливаться. Дело в том, что сегодня в Москву прибывает делегация Страны восходящего солнца…
Когда пушки «черных кораблей» командора Пэрри[33] поставили точку в истории изоляции Японии, маленькие желтые люди с островов кинулись за знаниями Запада. И хотя многие будущие японские офицеры отправились обучаться в Сен-Сир[34] или в Прусскую академию Генерального штаба, основными их учителями стали англичане. Именно англичане учили раскосеньких детишек богини Аматэрасу-оо-ми-ками[35] побеждать на море и на суше, именно англичане обучали будущих японских полководцев и флотоводцев, командиров рот, батарей, эскадронов и вахтенных офицеров. Что было и не удивительно: к этому времени за британцами закрепилась слава бойцов, не проигравших ни одной войны…
Когда во время моего посещения Японии случился весьма неприятный инцидент с японскими хронокарателями,[36] раскосые и лопоухие умные головы сразу сообразили: жди беды! Ответ России на такое вопиющее нахальство будет скорым и жестоким. Концентрация войск на Дальнем Востоке подтвердила это предположение. А уж когда из Кронштадта вышла крейсерская эскадра под командованием генерал-адмирала и взяла курс на Владивосток, самый тупой японец понял — русские собираются воевать.
Но самурайский дух в сынах Ямато был силен, и они не стали праздновать труса, а принялись весьма активно готовиться к «горячей встрече» заморских гостей. Неизвестно, чем бы закончилась эта операция, но тут как раз случились несколько событий, в корне изменивших взгляды японцев на предстоящее им тесное общение с подданными Российской империи.
Во-первых, при попытке англичан интернировать Платова современная морская крепость Сингапур была мгновенно захвачена.
Во-вторых, русская эскадра устроила тотальный террор в Индийском океане, и все попытки англичан пресечь расшалившихся современных корсаров либо не имели никаких последствий, либо, как в случае с Сиднеем, имели явно отрицательные результаты.
В-третьих, армия Британской империи, высадившаяся на территории России, была не просто разбита, а молниеносно уничтожена. При этом флоту Ее Величества опять досталось на орехи.
Проанализировав полученную информацию, умные головы Страны восходящего солнца попытались вообразить себе последствия столкновения с победителями своих учителей. Нарисованная их воображением картина ужаснула японское руководство. Как приватно сообщал нам германский консул в Японии, император Мацухито устроил истерику, объявил, что в самом скором времени поменяет премьера, а нескольких из своих советников, особо ратовавших за сближение с Англией, заставил покончить с собой. После чего, сообразив, что репрессии — дело хорошее, но на них далеко не уедешь, «наш раскосый кузен» Мацухито обратился к моему Величеству с нижайшей просьбой: не нападать на маленькую, беззащитную Японию, полностью осознавшую свои ошибки, дать возможность загладить и искупить. В своем послании Мацухито заранее соглашался на все, кроме оккупации Японии и потери независимости, умоляя принять его посольство и обсудить с ним условия примирения. В конце послания высказывалась робкая надежда на то, что «великий и могучий северный собрат» не затаит зла на глуповатого, но, в сущности, такого преданного и любящего младшего брата.
Если отбросить все восточные красоты и цветистости, это фактически было изъявление готовности принять капитуляцию на любых разумных условиях. Уже на следующий день по получении этой телеграфной депеши мы с Долгоруковым сочинили ответ. Если отжать из него воду, получилось бы следующее: «Приезжайте, а там посмотрим».
По получении сего послания японская делегация, возглавляемая ни много ни мало самим премьер-министром Курода Киетака[37] и почему-то министром внутренних дел Сайго Цугумити,[38] немедленно отправилась в Россию. За два с половиной месяца они пересекли Тихий океан, Северную Америку, Атлантику и с неделю тому назад высадились в Гамбурге. Откуда по железной дороге двинулись в Москву. И вот сегодня, восьмого марта по русскому календарю и двадцатого — по европейскому,[39] эта представительная делегация наконец прибывает.
