Вечером Митька отвел душу – выловил своей сеткой из крапивных ниток пару кетин, сварил их в котле и наелся горячего от пуза. Потом наломал веток, соорудил ложе, облачился в зимние штаны, кухлянку и улегся спать.
За несколько дней одиночества в пути он приобрел привычку не вскакивать утром, как ошпаренный, а проводить некоторое время в полудреме. В таком состоянии он пытался общаться со своим двойником из будущего, старался освоить, сделать для себя доступным наследство, которое оставил ему Дмитрий. Митька чувствовал, что перенял очень много чужих знаний, но они по большей части совершенно бесполезны. Однако есть какой-то массив, какой-то пласт, который для него очень важен, можно сказать жизненно важен! Надо только нащупать, выделить его из всего остального. Этим утром в полудреме Митьке почудилось, что Дмитрий знал о событиях, которые еще только должны здесь свершиться. Если в этом разобраться, то он, Митрий, будет знать будущее, хотя бы примерно. А ключом к пониманию почему-то является представление о месте и времени. Такое представление служилый составил и, окончательно проснувшись, проговорил вслух:
– Год от Рождества Христова тысяча семьсот двадцать седьмой, осень, полуостров Камчатка, верховья реки Быстрой.
Караван, который Митька усмотрел вчера, оказался огромным – тридцать лодок! И почти все – большие баты, загруженные так, что дальше некуда. В этом было много непонятного и странного для местного жителя: «Перво-наперво, кто плывет? Ясное дело, купцы с товаром, кому ж еще?! Не иначе, хлеб везут – больно тяжко нагрузились. Только странно как-то… Идут большой партией, в осень да по малой воде – зачем?! Везут дюжину служилых и командира, наверное. Шапка у него смешная – я таких и не видел. А служилые-то все с ружьями – может, где измена случилась? В общем, надо б на них поближе посмотреть. Может, чужие объявились?»
Дальнейшие наблюдения подтвердили догадку. Судя по одежде, командир не принадлежал к казачеству, а, скорее всего, был армейским или флотским офицером – Митька слышал про таких. Он плыл на четвертом от головы бате. При подходе к перекату первые три лодки подались к берегу, желая причалить, однако офицер стал что-то кричать камчадалам, стоявшим в них на шестах, и махать палкой. Тогда лодки легли на прежний курс и, с трудом преодолевая течение, двинулись дальше. «Совсем дурак, – констатировал Митька. – Реки не знает, а проводника не взял. Ему ж с сидушки не видно, что впереди будет. А служилые точно чужие – и одежка на них чудная, и сидят в батах как истуканы. Будь тут кто из наших, объяснил бы начальнику, что нельзя здесь водой ходить. Значит, при встрече они меня не узнают, можно шибко не прятаться». Приняв такое успокоительное решение, Митька отправился по тропе параллельным курсом, желая посмотреть, как приезжие будут преодолевать перекат.
Перекат представлял собой участок русла длиной с полкилометра. Земля здесь как бы слегка вспучилась, выставив вверх множество больших и малых округлых камней. Среди них единый поток разбивался на многие – одни глубокие, другие мелкие. Вот в этих протоках и развернулась целая драма.
Относительно благополучно прошел только бат с командиром и двумя солдатами. Когда лодка села на мель в самой широкой протоке, офицер заставил всех – и гребцов, и солдат – слезть в воду и метров тридцать толкать и тянуть долбленку на глубину. Под конец они все вымокли с головы до пят, поскольку не раз оступались и падали. Митька аж содрогнулся, наблюдая эту картину: «Вода здесь и летом ледяная, а сейчас вообще шуга по утрам плывет!»
Остальным судам повезло меньше: по средней – самой широкой – протоке большие перегруженные лодки пройти не смогли. Пришлось толкаться шестами по боковым протокам. Один бат перевернулся, и его понесло вниз, стукая о камни. На нем висел, обхватив днище руками, только один камчадал, а второй, очевидно, утонул. Потом близ противоположного берега перевернулся еще один бат, но гребцов сразу же вынесло на отмель. Недалеко от места, где затаился Митька, двое камчадалов толкали бат между огромных валунов, выступающих над водой. Они уже почти миновали опасное место, когда у заднего гребца шест заклинило на дне между камней, и он не смог его выдернуть. Лодка потеряла ход и управление, ее понесло назад, поворачивая боком. Гребец попытался пустить в дело запасной шест, лежавший вдоль борта, но не успел: у самого берега лодку плавно нанесло днищем на низкий валун. Один борт задрался, а другой опустился и принял в себя струю. Через секунду пустую лодку уже поворачивало течением, чтобы нести дальше. Гребцы, стоя по грудь в воде, даже не попытались ее остановить.
Митька давно уже перестал удивляться, что после пережитого предсмертного видения у него стали появляться непривычные желания. И желания эти время от времени заставляли его совершать странные поступки: вот захотелось сделать так, а не эдак – и все! Вот и сейчас: ему не нужен был огромный бат, получить награду он не рассчитывал, но, тем не менее, вылез из кустов и побежал по берегу, обгоняя перевернутое судно. Набрав нужную дистанцию, он остановился, скинул торбаза, вылез из штанов и кухлянки и, когда лодка оказалась рядом, полез в воду. Глубина оказалось выше колен…
Кое-как выпихнув тяжеленное корыто носом на прибрежные камни, Митька пулей вылетел на берег, нырнул в не успевшую остыть меховую рубаху и, подвывая от холода, начал натягивать штаны на мокрые ноги. Надев торбаза, он немного попрыгал, пока ступни и икры не взялись жаром. «Так-то лучше! А как там наши? Может, им костерок запалить? – подумал Митька и улыбнулся: – А ведь я „нашими“ камчадалов обозначил! Это тоже Дмитрия наследство?»
Как оказалось, гребцам с перевернутого судна костер был пока не нужен. Они все еще были в воде и, поддерживая друг друга, что-то пытались поднять со дна. По берегу бегал туда-сюда расфуфыренный толстенький офицер. Он размахивал тростью и буквально захлебывался от злобы:
– Доставать! Все доставать! Аллее!! Шнелл!!! Биллять!! Швайн!! Сука дети! Я убивать вас! Все кнут пороть!!!
Рядом с ним стояли двое здоровенных русских парней с ружьями. Рожи у них были бритые (когда-то), опухшие и с кровоподтеками. Большая часть их одежды, очевидно, раньше была солдатской формой. Они старались держаться вне поля зрения своего начальника, но он о них не забыл и вскоре удостоил внимания:
– Варум стоять?! Рашен швайн! Наел задница на государь корм! Работать шнелл!! Все достать! Запорю!!
Парни сначала попятились, но, когда один получил тростью по лицу, торопливо начали снимать одежду. Они были, наверное, вдвое крупнее тщедушных камчадалов, и дело пошло веселее. Вскоре на берег был вытащен небольшой, но, вероятно, очень тяжелый мешок, затем второй, потом они вдвоем извлекли из воды длинную связку железных штырей, потом…
