Любава присела на ховлебенк и откинула капюшон. Взглянув, Яван сделал шаг назад и вдруг рассмеялся. Хелье строго на него посмотрел.
— Вот оно что, — сказал Яван, — садясь на скаммель и наклоняя голову вправо, оценивающе. — Слыхал, слыхал.
— Что же ты слыхал? — спросил Хелье, хмурясь.
— Разное. Ну, болярыня, удача тебе сопутствует. Вернее человека, чем Хелье, тебе не найти — и ты сразу его нашла.
— Да, — сказала она неопределенно.
— Положение наше такое, Яван, — сказал Хелье, — что… в общем, нужно бы бежать нам отсюда.
— Бежать? Почему?
— Болярыню ищет половина города. А меня, ежели кто в Новгороде заметит из Людей Константина, да хоть бы и Эймунда, просто придушат в закоулке.
— Да? — Яван не удивился. — Стало быть, нужна ладья или повозка. Это я вам устрою.
— Благодарю, но — нет, спасибо, — возразил Хелье. — Мы остаемся.
— Ага, — сказал Яван. — Ну, что ж. Погреб есть. Еду я буду вам приносить.
— Нет. Нам нужно будет много ходить по улицам.
— Зачем?
— Нужно.
— Но ты же говоришь…
— Мы останемся, и в погребе прятаться не будем.
— Ага. То есть, в Новгороде у тебя есть дело, которое надо закончить.
— Да.
— Что за дело?
— Не скажу. Пока что.
— Обижаешь.
— Обижайся, если тебе охота. Ты тоже всего не говоришь.
— Спрашивай, — возразил Яван. — Отвечу.
Хелье насмешливо посмотрел на него. Яван поднял брови, задрал подбородок, и одарил Хелье надменным взглядом. Хелье оглянулся на Любаву. Любава внимательно изучала Явана, будто пытаясь вспомнить, где именно она видела этого человека.
— Ты поступил на службу к Ярославу, — сказал Хелье.
— Да.
— Но сама по себе служба эта не цель, но средство. Не так ли.
— Любая служба…
— Нет, нет. Средство для достижения совершенно конкретной цели. И об этой цели ты мне не скажешь. И не заводи, пожалуйста, разговор о всемирном заговоре межей.
— Заговор существует, — сразу сказал Яван и готов был спорить.
— Может и существует, но ты-то в нем не состоишь.
— Ты уверен, что не состою?
— Да. Для того, чтобы тебя вовлечь в какое бы то ни было предприятие, нужно быть либо очень наивным, либо очень мудрым.
Явану понравилось.
— А заговорщики, как правило, — сказал он, — люди посредственные. Не глупы, но и не мудры.
— Пожалуй что так. — Хелье подумал и добавил, — Без женщины не обошлось, небось.
Оба одновременно посмотрели на Любаву. Поерзав на ховлебенке, Любава вдруг улыбнулась. Улыбка у нее была совершенно очаровательная — очень светлая, солнечная. Яван и Хелье улыбнулись одновременно, глядя на нее. Хелье отвел глаза.
В этот момент в саду раздалось энергичное тявканье и в приоткрытую дверь занималовки, ведущую в сад, втиснулась огромная черная собака.
— Ты куда это? — грозно спросил Яван.
Собака тявкнула очень громко и виновато и остановилась в нерешительности. Хелье подумал, что присевшая было на ховлебенк Любава сейчас испугается, но она не испугалась, а посмотрела на собаку с интересом и вдруг протянула к ней руку. Собака приблизилась к Любаве и обнюхала — сначала руку, потом колени.
— Калигула, на место! — сказал Яван.
Собака посмотрела укоризненно на него и заскулила.
— Он хочет, чтобы с ним кто-нибудь поиграл, — сказала Любава.
— Абсолютно бесполезное создание, — сказал Яван, обращаясь к Хелье. — Места занимает много, лает зычно, но трус трусом. Боится всех. На задний двор выходит только потому, что там забор высокий, а то бы боялся прохожих и дома бы сидел.
— Я, пожалуй, пойду с ним поиграю, — сказала Любава, вставая. — Калигула его зовут, да? Пойдем, Калигула.
Калигула завилял хвостом и бросился к двери. Остановился, оглянулся на Любаву и посмотрел заискивающе ей в глаза. Любава улыбнулась и погладила пса.
Задний двор действительно огорожен был высоким забором, обособлен от улицы, самодостаточен. В углу торчал артезианский колодец, оснащенный чудом новгородской техники — лебедкой с ржавым держалом. Главный предмет новгородской нелюбви — проклятые ковши — служили примером для подражания, и среди всех сословий города всегда считалось хорошим тоном иметь или делать что-то «как в Киеве» — а этим летом Новгород захлестнула волна киевской моды, и все состоятельные молодые люди щеголяли в киевских сленгкаппах и при этом подделки легко отличались от аутентичных фасонов людьми знающими. И вот — лебедка над колодцем.
Пес Калигула стал радостно носиться по двору, время от времени подбегая к присевшей на шаткий дворовый скаммель Любаве и обнюхивая ее колени. Из дома доносились голоса — запальчивый тенор Хелье и густой баритон Явана. Мужчины спорили, время от времени повышая голос и пересыпая доводы отвратительными ругательствами. Любава, за последние полгода слышавшая очень много ругательств и уставшая от них, не вслушивалась в смысл перепалки.
— Листья шуршащие! Ты хочешь сказать, что поступил на службу только для того, чтобы разузнать, где лежит эта хорлова карта?! — возмущался Хелье. — Да это не просто, хорла, легкомыслие, ети твои котелушки, это — наглость, граничащая с предательством.
— Не смей, хорла, меня учить! — огрызался Яван. — На себя посмотри, утешитель женщин, хорла! Ети рот с твоими нравоучениями! Добронеге он служил, служитель, хорла!
— Дурак! Я тебя ни о чем не прошу, хорла!
В перепалке сделалась пауза.
— Между прочим, Рагнвальд искал случая помириться с князем, судя по всему, — сообщил Яван.
— Да?…
— Обоз. Лихие люди напали на обоз, везущий десятину из Дроздова Поля. В Новгород. И если тот, кто их разогнал, был не ты… а?
— Не я.
— Значит, Рагнвальд. Нашел случай оказать услугу.
Любава встала, прошлась по двору, подобрала обломок коряги и помахала им в воздухе. Калигула заинтересовался и подскочил к ней. Любава замахнулась и метнула корягу к противоположному забору. Калигула рванулся, стрелой пролетел двор, подобрал палку, принес обратно, и долго не хотел ее отдавать. Мужчины в доме перестали кричать и заговорили тихо. Несколько раз Любава слышала свое имя. Ей стало интересно, и она вернулась в дом. Калигула последовал за ней.
— Он может узнать Любаву, — сказал Яван.
— Я оставлю ее у тебя. Пусть подождет.
— Я не буду здесь ждать, — сказала Любава. — Я пойду с тобой. В крайнем случае можно отрезать косу.
Возникла недоуменная пауза.
— Зачем косу-то отрезать? — спросил Хелье.
— А болярыня-то с характером, — заметил Яван.
Любава вдруг подмигнула ему. Неожиданно Яван, как ранее Хелье, отвел глаза. Хелье скривил губы.
