Бегом, одеваясь на ходу, примчались к правлению. Там уже собрались бойцы, изобразив некое подобие армейского строя. Все слушали командиров. Говорил Александр Иванович:
— Выступаем сейчас, перед рассветом. Первыми идут пневмоходы с десантом. Экранопланы задействуем непосредственно перед высадкой, для прикрытия штурмовых групп. План операции предельно прост и ясен. Свои действия все прекрасно знают. Не один раз отрабатывали. Сразу поясню, почему такая спешка! Завтра, а точнее сегодня вечером наших переведут в Иркутск. Янки решили устроить показательный суд над военными преступниками. Так что, сами понимаете, если не сегодня, то никогда. Все, десант к машинам и в добрый час. — Александр Иванович утер взопревший лоб и развернулся к зданию правления. Вопросов и возражений у людей не было, бойцы молча разбредались по своим боевым местам.
Я кинулся к берегу, хотя бежать необходимости не было. До старта экранопланов, оставалось еще два часа. Согласно боевого расчета, я стрелок Спаренной пулеметной установки, причем второй машины ЭК-2. Нервное напряжение и сильное чувство тревоги гнали меня. ЭК-2 не был полностью готов к бою, мало того что не прошел ходовых испытаний, так еще мелкие недоделки не устранены. Есть от чего нервничать. Экранопланы стояли уже на стартовых позициях на берегу, я влез на фюзеляж, расчехлил стволы КПВТ. Проверка установки и приведение пулеметов в боевую готовность не заняли много времени. Я убедился в исправности и подвижности всех элементов конструкции, проверил работоспособность электроспуска, зарядил широкие патронные ленты, включил предохранители. Все. Десять минут и готово. Я немного успокоился, мощное оружие внушает уверенности. Осталось только ждать. Пилот включил двигатели на прогрев, замерзшая машина стала оживать, мелкая вибрация и высокий писк, вроде комариного распространились по корпусу экраноплана. Внизу, в пилотской кабине замигали лампочки на приборной доске. Двигатели тонко выли на холостых оборотах. Пилот на ЭК- 2, молодой летчик Андрей. Он не на много старше меня, не знаю, сколько у него часов практического налета, за плечами незаконченное летное училище. На роль пилота, особого выбора в отряде не было. Немного внимательнее приглядевшись (со своего места я мог видеть только спину пилота), я определил, что за штурвалом совсем не Андрей. В пилотском кресле сидел Алексей Степанович, сомнений нет. Это тот летчик с которым я участвовал в испытаниях. Алексей Степанович должен был пилотировать ЭК- 1, доделанный и испытанный борт. Шансов благополучно выйти из «заварушки» у экипажа ЭК-1 було на порядок больше чем у нас. Во первых, согластно тактическому плану операции, ЭК-1 атакует первым, у американцев не будет времени вести прицельный огонь по скоростной цели (экраноплан движется со скоростью 200–300 км/ч. В зависимости от режима). А когда в огневой контакт войдем мы, янки уже «одыбают», пристреляются и все…. Хана нам. Второй козырь, это опытный пилот, по ходу он теперь у нашего борта. Шансы между машинами хоть как — то уровнялись.
Еще кто-то лезет в кабину. Надо же, это Самоделкин.
— Гидравлика меня беспокоит, соединительные клапана не к черту… кустарщина все. — Сразу начал жаловаться наш главный конструктор, даже не поздоровался.
— С вами полечу. — Голосом оправдывающегося школьника промямлил Петр Иванович. — …в хвостовом отсеке, я вам не помешаю.
Появился Бульбаш, второй пилот. Довольно нелюдимый и неразговорчивый дядька. Я совеем мало о нем знал, только то что в мирное время он работал на авиазаводе в Иркутске. Самоделкин пополз в хвостовое отделение, поближе к центральному двигателю и силовой установке. На ходу поздно что-то доделывать, впрочем, само присутствие технического гения всего проекта, вдохновляло.
Минуты тянулись как резиновые. Хуже нет, ждать и догонять. Постоянно гляжу на часы, пневмоходы выдвинулись почти час назад, сейчас они должны быть в нескольких километрах от вражеских позиций. Если верить разведданным, охраняют временную тюрьму, организованную на территории Хлорного завода, не очень надежно. В это время года водохранилище совершенно не проходимо, лед настолько непрочный что едва держит пешего человека, и открытой воды для судоходства еще нет. Поэтому янки ни как не ждут гостей со стороны воды. Танков и тяжелого вооружения на направлении нашего удара нет. Только несколько пулеметов и рота пехоты. Рота! Это порядка двести солдат, а у нас десанта всего шестьдесят мужиков и еще два летающих корыта. А если у амеров будет хоть один танк?! Надеяться на ПТУРсы… никто из нас на практике не стрелял ракетами, да еще и с летящего экраноплан. Ладно, слишком много мыслей перед боем. Только бы тетя Оля не подвела, я не сомневался что именно она источник информации Сопротивления. И техника не отказала. И люди…
— Ну все, поехали. Бодрым и уверенным голосом Алексей Степанович вывел меня из оцепенения. В рации три раза щелкнуло, условный сигнал. В подтверждение я два раза нажал на тангетку. Радио переговоры в эфире разрешались только непосредственно в бою. Снял пулеметы с предохранителя, ручной стопор установки пока не снимал, чтобы меня не болтало по инерции.
Машина, повинуясь увеличившейся в разы тяги двигателей, мягко подалась вперед по ледовой дорожке. Как и на испытаниях вибрация. Уже летим. Впереди, в предрассветных сумерках угадывался силуэт ЭК-1. В таком строю будем атаковать, главное держать дистанцию. Сначала первая машина, а следом мы. Я натянул на голову танковый шлемофон, вообще-то это надо было сделать сразу, а я только сейчас спохватился. В наушниках орал Самоделкин.
— Степаныч! Только не задирай нос. Оторвешь от экрана, сразу «клюнем».
— Стрелок товсь! — Оборвал его причитания пилот.
Я впитал команду как автомат, стопор долой, правая нога на педаль спуска, руки на проводах. Зрение обострилось до придела. В перспективе уже определялась полоска берега. Как быстро! Сорок пять километров за считанные минуты. ЭК-1 пошел на заход. Я еще не видел не людей не цели атаки, только факелы изрыгаемые пулеметами первой машины. ПТУРСы не применил, значит танка или другой «тяжелой» цели нет, слава богу.
Теперь мы. Экраноплан несильно завалился на правое крыло, стремительно приближался вражеский берег. Слева мелькнули пневмоходы, совсем рядом с берегом. «Почему не высаживают десант?» — мелькнуло в голове. «Ага! Вот они голубчики!» В одно мгновение я превратился в единый организм со своей спаркой. В прицел поймал бестолково бегающих по песчаному берегу пиндосов. Некоторые из них неорганизованно стреляли в нашу сторону. Падаль спуска в пол! Как по бочкам, короткая очередь, снова педаль. Еще разок. Огненные факелы собственной спарки мешали обзору, я лишь углядел, что берег часто «расцвел» фонтанчиками песка. Руки бешено вращали штурвальчики приводов, корректируя стволы на упреждение. Скупые очереди крошили берег, а вот метких попаданий я пока не видел. Экранопла на завершая маневр по пологой дуге, пошел на второй круг. Сзади нас ЭК-1 вовсю поливал пиндосов огнем, когда он в свою очередь покидал зону огневого контакта, уступая нам место, я заметил тонкий дымный шлейф, от их двигателя.
— Первый горит! — Рявкнул я в микрофон ТПУ.
«Чему там гореть?! Топлива в обычном понимании экраноплан не использовал, даже в крыльях. Вместо керосина обычьная вода, для балласта закачана. Может масло из гидросистемы занялось».
В подтверждении моего наблюдения рация ожила.
— ЭК-1, ЭК-2 на связь! Я поврежден. Ухожу на базу. — Вот так! Мы остались одни. На втором заходе я понял почему встали пневмоходы, в паре десятков метров от берега. Лед в заберегах совсем «раскис», превратился в кашу из воды и не растаявших ледяных кристаллов. Первый пнемоход беспомощно вращал огромными колесами, завязнув ледяной шуге. Десантники, подняв оружие над головой, пытались самостоятельно выбраться на берег. Пиндосы отошли от первого шока, залегли и отстреливались. Я на вскидку определил их огневой рубеж, длинной очередью хлестанул врагов, корректируя огонь на вспышки выстрелов. Пули защелкали по нашему фюзеляжу. Впрочем, не причинив какого либо, достойного внимания вреда. Вот оно что! За небольшой баррикадой из мешков с песком, «огрызаться» в нашу сторону крупнокалиберный пулемет. Он то и подрезал ЭК-1. Как же поздно я его заметил! Мы вышли из зоны огня, совершая разворот. Насколько возможно я повернул установку, что бы видеть происходящее на берегу. Американский пулеметчик с короткой дистанции расстреливал наших парней, прямо в воде. Хана десанту! А значит и всей операции. Пулеметы пневмоходов безрезультатно полосовали прибрежный песок очередями. Проклятый стрелок был в непростреливаемой, «мертвой зоне». Пилот оценил обстановку так же как и я, диаметр разворота резко сократился, рискуя зацепить лед, ЭК-2 пошел на очередной заход. Экраноплан несся прямо на пулеметное гнездо. Замысел пилота возможно разгадал и американец. Он принес огонь на нас. Я дал длинную очередь на опережение. Рано! Пули ушли по дуге и выше. Корпус машины изрядно тряхнуло, в тот момент, когда я наводил паутинку прицела на врага. Вдруг машину на всем ходу швырнуло в сторону, я на мгновение потерял сознание, чернота залила глаза. Только сердце, медленными, тяжелыми ударами стучит в груди, на лице что-то липкое. Желудок вместе со всеми внутренностями подскочил кверху. Медленно открыл глаза. Почему так тихо, впереди вижу только черные стволы спарки и желтые клубы вокруг. Агрессивно пляшет огонь, извергаемый из снующих КПВТ. Враг! Сознание вернулось окончательно. Оказывается, я по инерции вдавил педаль спуска. Руки к штурвальчикам, педаль опять в пол, не отпускать. Спарка привычно залаяла, слух вернулся ко мне. Длинные руки факелов потянулись к врагу. «Водопад» стреляных гильз покрывал пол. Не видел куда, продолжал стрелять пока не иссякли боеприпасы. Потом опять провал в черноту. Кто-то пытается разжать мои руки. Открыл глаза. Самоделкин, говорит, жестикулирует. Я посмотрел на собственные побелевшие руки. Продолжавшие сжимать мертвой хваткой штурвальчики приводов. Разжал руки, сполз с сидения вниз, в кабину. Трудно дышать, что-то во рту и в горле, плююсь сгустками. Самоделкин занял мое место, перезаряжает спарку. Мне уже все равно, устал. Что за липкая масса повсюду, собственная кровь из разбитого лица. До самой базы я больше сознание не терял. Подробности боя узнал позже, на базе.
